XII-«Военный архив»: документы, фото... > 12л-Литературная страница
Гибель штаба Юго-Западного фронта глазами подростка.
Михаил Матвиенко:
На Украине готовится к изданию рукопись "Страницы памяти" Василия Николаевича Бойко - осенью 1941 года 13-летнего подростка украинского села Мокиевка.
Из моей почты:
Меня зовут Николай и живу я в Украине, в Полтавской области.
Я и мои друзья готовим к изданию книгу воспоминаний местного жителя о событиях сентября 1941 гора на территории нашего района. Через наш район проходило отступление штаба Юго-Западного фронта и все эти события описаны Василием Бойко (1928-2004)
Случайно в интернете нашли публикацию журнала боевых действий 3-й танковой дивизии вермахта. Из перевода стал понятно, что речь идет о той местности, на которой проживал наш автор мемуаров.
Просим Вашего разрешения вставить в книгу раздел с переводом страниц, в которых описанны события которые происходили от города Пирятин до хутора Шумейково, где погиб штаб фронта.
Публикую часть книги, которая касается именно гибели фронта. Некоторая нелитературность текста связана с тем, что пришлось переводить с украинского языка.
Михаил Матвиенко:
Лето закончилось. Ранее в сентябрьские дни мы с радостью спешили в школу, а теперь с нами были только грусть и тоска. На днях высоко в небе сновали немецкие истребители "Мессершмитт", по вечерам на западе появлялись красно-розовые зори. Немцы навешивали осветительные ракеты над Пирятиным и Гребенкой. С каждым днем ближе и ближе подходил гул бомбардировщиков: «Угу-угу-у! Везу-у, везу-у-у! ". "Юнкерсы" и "Хейнкели" бомбили путь из Пирятина на Чернухи и Галявську МТС. Мы наблюдали, как они сваливались в глубокое пике, издавая очень завывающие звуки, и, почти от самой земли взбирались в высоту. Тот вой каким-то кошмаром врезался в голову, сводил в судорогу все тело, заставлял закрывать глаза с желанием скорее провалиться в какую-нибудь пропасть, лишь бы больше его не было слышно.
Мы с матерью стали рыть в саду окоп. Подтягивали тяжелые непосильные бревна, чтобы ими перекрыть тот окоп и накрыть землей, чтобы он стал для нас спасением от бомб и снарядов. Соорудив окоп, мы его замаскировали, занесли туда часть продуктов. Однажды после обеда фашистские самолеты обстреливали село из пулеметов. Один самолет очень низко пронесся над нашим городом, и мы успели разглядеть перекошенное лицо пилота. После налета и обстрела села вспыхнули сараи Мотря Харченко и Насти Кравченко.
Мы интересовались всем, что происходило вокруг. Бегали на дорогу и видели, как отступали на восток наши войска. Двигалось множество автомашин, различных тягачей с прицепленными к ним пушками и орудий на конной тяге. Шаркали кирзовыми сапогами шеренги красноармейцев, обессиленных от дальней дороги и жажды.
Между рядами военных колонн ползли нагруженные разным хлебом подводы беженцев, брели стада рогатого скота, свиней, овец. Часто беженцы заворачивали в село, чтобы отдохнуть и починить телеги. Скот загоняли на выгон, и никто не считал, сколько было того скота. А было много! Случалось, что красноармейцы ловили и забивали теленка или поросенка для своей кухни. Были и такие мокиевчаны, что ловили ту живность для себя. Слишком старалась баба Александра Герасимиха, которая загнала себе во двор около десятка поросят и овец. Беженцы не запрещали никому ловить скотину, потому что видели, что далеко ее уже не догонят, а чтобы не попала она немцам, пусть лучше берут свои люди.
Мы с братом Иваном и наши друзья - соседи Василий Мироненко и Гавриил Бойко - решили пойти на луговицкие бахчевые за арбузами. Бахчевые были недалеко, граничили с Мокиевским полем. Побежали, собрали арбузов в пазухи и в руки. Но вдруг появились бомбардировщики и начали бомбить и обстреливать военные колонны, которые двигались Чернухинским путем, проносились над нашими головами. Мы перебежками бросились в направлении Бойков рощи, подбежали и попадали в глубокую канаву у дороги над рощей. С нами была собачка Гавриила Найда. Гавриил схватил ее, спрятал под себя, чтобы не бегала и не обнаружила нас.
Когда самолеты удалились, мы подняли головы и увидели, что из леса прямо на нас неслись галопом два всадника. Один на белом коне, а второй на знакомом нам гнедом колхозном жеребце. На белом коне был командир Красной Армии, а на гнедом - председатель Мокиевского колхоза имени Ленина Филимон Петрович Гавриленко. Прискакав к тому месту, где мы спрятались, они вздыбили лошадей.
Командир наставил нагана на Филимона и закриччал: "Я тебе говорю, покажи нам дорогу на Сухоносовка!". А Филимон ему: "Товарищ командир, я не местный, дороги не знаю. Вы езжайте лесом ". Этим он озадачил командира, чтобы от него отвязаться и спасти свою лживую душу. Затем Филимон хлестнул коня и поскакал в деревню. Командир за ним. Выскочив на выгон и увидев недалеко бабу Герасимиху, Филимон закричал: "Бабушка, бабушка, какое это село?» Командир повернул коня и поскакал обратно в лес, а Филимон с выгона спустится по улочке вниз, оставил коня, а сам забрался в кухню Михаила Горбаня и там просидел до следующего дня.
Вот таким был руководитель колхоза с партбилетом в кармане - на словах защитник Родины, а на деле ее предатель. Бригадиром нашей четвертой бригады в то время был Демьян Фролович Яценко, которого не брали в армию из-за искалеченной руки. Он послал меня вместе с Екатериной Горбань возить бестаркой ячмень от комбайна. Поехали мы на поле в урочище Бойкова долина. Я был еще неумелым и никак не мог подъехать к комбайну, чтобы на ходу наполнить бестарку зерном.
Бестарка –
1. Кузов в виде ящика, позволяющий перевозить незатаренные сыпучие грузы (зерно, опилки, песок и т. п.).
2. Повозка с таким ящиком.
Комбайнер выхватил у меня из рук вожжи, бестарку и отдал вожжи мне. Я как-то круто повернул и слабое переднее колесо сломалось. На ступке я выехал на дорогу, а при повороте на дорогу, ведущую в деревню, бестарка перевернулась, и ячмень посыпался из нее. Остановил я лошадей и плачу. На другой бестарке следом ехал старше меня Василий Кононенко, и он пообещал мне привезти из бригады второе колесо.
Тем временем, этим же путем ехал какой-то тряпичник и помог мне собрать рассыпанный ячмень, за что набрал два ведра зерна для своего коня. Ожидая Кононенко с колесом, я привязал лошадей к акации. Очень хотелось есть. На дороге напротив меня остановилась автомашина, из которой слезли какие-то две куринькивськие женщины и дали мне хлеба и помидоров. Потом Василий привез колесо, мы надели его на бестарку, и я поехал.
Михаил Матвиенко:
На другой день меня и Екатерину Горбань наши матери послали в Яцини, в магазин за ватой. Зайдя в Бубновскую долину, мы услышали далекий гул самолетов. Вскоре они появились над нами и начали обстреливать и бомбить стадо коров, растянувшееся по подгорью и на горе. Мы спрятались в пропасти у дороги. Когда самолеты исчезли, вылезли из тайника, увидели убитых коров и ни с чем вернулись домой.
Пошли слухи, что немцы будут пускать газы и это очень пугало, потому что от газов никакой защиты у населения не было. Кто-то рассказывал, что красноармейцы, которые отходили на восток, чтобы облегчить свою ношу в дороге, выбрасывали свои противогазы и другие вещи в ров у Довженкова луга у Вергунка. Побежали мы туда с Гавриилом. Действительно, там во рву валялись противогазы, пустые ранцы, какие сумки. Под вишнями и на вишнях сидело несколько красноармейцев, о чем-то спорили, проклинали войну, угрожали уничтожить Гитлера. Потом налетели самолеты, начали строчить из пулеметов и красноармейцы куда-то исчезли, а мы, прихватив несколько противогазов, побежали вниз к первым домам. Противогазы мы держали за маски, перекинув через плечо гофрированные трубки с коробками. Коробки били по пяткам, а мы бежали и бежали. У первого дома под горой попали в густую высокую крапиву. Крапива жалила лицо, обжигала руки и ноги, но на это мы не обращали внимания, скрываясь от самолетов. Когда вокруг немного затихло, самолеты удалились, мы вылезли из крапивы и понесли противогазы домой.
В садах и по огородам бродила брошенная беженцами скотина, гнать ее дальше на восток было уже нецелесообразно, потому что шли слухи, что где-то около Лохвицы немцы высадили десант. В нашем колхозе тоже был сплоченный табун скота для отгона на восток. Возглавил отгон скота завхоз колхоза Павел Яковлевич Бойко, а с ним были Яков Иванович Гавриленко, Петр Иванович Кравченко, Алексей Платонович Чоха и еще некоторые. Отправились они из села со скотом и добрались аж до Яри, за два-три километра от села. Там поделили между собой хлеб, пшено, мед и другие продукты и все, что брали с колхоза в дорогу, и вернулись домой.
Больше добра забрал себе Павел Бойко, прозванный в селе Пилсудским за наглость и пренебрежение к односельчанам, которую проявил, будучи так называемым «буксиром» во время проведения раскулачивания более состоятельных трудолюбивых крестьян. Жадный и бессовестный с самого своего рождения, очень корыстолюбив и жестокий, имея крепкое здоровье, он сумел в свои тридцать семь лет отвертеться от мобилизации в армию и остаться дома. Немцы засыпали листовками с самолетов территорию села и окружающей среды. В тех листовках восхваляли немецкие порядки, призывали население способствовать немецким властям в уничтожении большевистской верхушки. На одной открытке, которую я нашел на огороде тети Марты, был изображен рядовой красноармеец, который бьет по голове кирпичом командира и подпись "Бей жида-политрука, рожа просит кирпича!". А дальше сообщение штаб-квартиры фюрера о наступлении германской армии.
От ежедневного гула самолетов, пулеметной стрельбы, различных догадок и пересудов между людьми было жутко, беспокойно, страшно. Все вокруг как изменилось, стало не таким близким и родным, как было до этого, неузнаваемым и диким.
Даже кукурузная и картофельная ботва потеряли свой вид и запах, кусты и деревья оделись в туманно-багровое марево. Все вокруг было окутано металлическим гулом, в воздухе перемещался и чувствовался запах дыма от масел. Казалось, что все это давит где свысока, с неба на незащищенную землю, и расползается по окрестным полям и долинами, катится к поймам Страхивщинского леса, распространяется на луговицких, бубнивских, куриньковских и приходьковских полевых залежах и неизвестно где исчезает.
И так только казалось, потому что в этой темноте и мраке время от времени всплывали большой силы одинокие взрывы. Слышались выстрелы тяжелой артиллерии, сгущались и приближались с каждым днем. И не только с западной стороны села от Пирятина было их слышно, но и с противоположной (восточной) - от Лохвицы.
10 сентября 3-я танковая дивизия немцев из группы армии Гудериана, наступавшей с севера, завладела Ромнами. 12 сентября танковая группа Клейста шла от Кременчуга мимо Хорол навстречу армии Гудериана.
14 сентября вражеские войска приблизились и 15 сентября замкнули кольцо вокруг войск Юго-Западного фронта в районе Лохвицы. В это время от Прилук на Пирятин выходили из окружения с боями остатки войск пятой армии, которой командовал генерал-майор Михаил Иванович Потапов, и двадцать первой армии под командованием генерала И. Кузнецова.
Михаил Матвиенко:
Эти армии, понеся большие потери, были почти небоеспособны. Их части, сосредоточенные в небольшом районе западнее и восточнее Прилук, смешались, и управлять ими было уже невозможно. Неподалеку от Пирятина в селе Верхояровка разместился штаб Юго-Западного фронта. Командующий фронтом генерал-полковник Михаил Петрович Кирпонос нервничал, рассылал во все концы делегатов связи для выяснения обстановки. И они часто не возвращались, а те, что возвращались, ничего утешительного не сообщали.
В Верхояровку прибыл генерал И.Х. Баграмян с устным приказом командующего Юго-Западным направлением Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко на разрешение отвода войск фронта на реку Псел. Кирпонос колебался сразу выполнять устный приказ, а письменного подтверждения не было. 15 сентября, когда достоверно стало известно, что в Лохвице соединились части второй и первой танковых групп, Рыков, Бурмистенко и Тупиков предложили Командующему эвакуироваться при первой возможности. Михаил Петрович им: - "Капкан защелкнулся ... не успели". А потом тихо добавил: "Я остаюсь с бойцами. Или пробьемся, или погибнем вместе".
На рассвете 16 сентября в Пирятине и его окрестностях скопилось около десяти тысяч бойцов и командиров. В то время фронт проходил по Днепру в Черкассы, в шестидесяти километрах южнее возвращался на север в Лубны, проходил западнее Лохвицы в Прилуки, возвращался на Яготин в девяноста километрах к востоку от Киева и выходил к Днепру километров за тридцать выше Киева.
В полдень 16 сентября Военный Совет Юго-Западного фронта собрался в лесу в семи километрах севернее Пирятина на совещание. Генерал-майор Василий Иванович Тупиков, начальник штаба фронта, доложил оперативную обстановку - самое трудное и самое неприятное, о чем приходилось не раз докладывать. В окружении оказались пятая, двадцать первая, двадцать шестая и тридцать седьмая армии. Случилось это на относительно небольшом участке территории в треугольнике Пирятин-Лохвица-Лубны. Двадцать первая армия шла на Ромны, пятая на Лохвицу, тридцать седьмая - следовала за ней, а двадцать шестая через Лубны.
В этот трагический треугольник также попали стрелковые и мотомеханизированные корпуса, дивизии и полки фронтового подчинения, авиационные объединения - всего около пятисот тысяч человек. Они были почти полностью уничтожены - пленные, убитые, раненые. Значительная часть разбрелась по домам, потому что были жителями тех украинских областей, через которые пришлось отступать от западной границы.
Разработав план выхода из окружения, военный совет и штаб фронта решили отходить от Пирятина вместе с 289-й стрелковой дивизией, которая его защищала. Вместе со штабом фронта на восток уходили штабы пятой армии, отдельные части и подразделения. Уход прикрывала 7-я мотострелковая дивизия.
Фашисты сильно бомбили Приятин и переправу через реку Удай. Вода в ней пенилась, поднималась фонтанами высоко вверх и снова проваливалась в более глубокие вирвища от боли. Под вечер 16 сентября машины штаба фронта и Военного Совета и штаба 5-й армии с трудом переправились на левый берег Удая.
В тот же день после обеда я рубил дома дрова, чувствовал себя нехорошо, болела голова. Стрельба со стороны Прута леса усилилась и ощутимо приближалась. Выглянув на выгон, я увидел несколько мотоциклов, которые пронеслись по дороге с Чернухинского пути вглубь села. Откуда они взялись, и кто на них едет, я не разобрал. Побегу, думаю, к дяде Василию, может, он дома и расскажу ему об увиденном. А, может, и узнаю, что это за мотоциклы.
Несколько дней спустя дядю вместе с Назаром Рехунем, Иосифом Крюком и другими односельчанами забрали или в трудовую армию, или в какую другую команду. Они смогли из села дойти до Обризового леса и, не получив ни от кого никаких указаний, вернулись домой.
Подошел я к яру, что разделяет наш Горбаневский выгон от Карпенського, и застыл, перепуганный, месте. "Немцы", - подумалось. Снизу, дорогой, поднимая пыль и барабаня колесами и колясками, неслось до десятка мотоциклов. На рулях и колясках торчали пулеметы, за которые, стиснув зубы, держались статные воины в невиданных касках и незнакомых темно-зеленых мундирах.
Это были разведчики, присланные из-под Лохвицы. Я все же проскочил между средствами и прибежал к дяде. Тетя Татьяна шепотом мне сказала, что дядя Вася дома. Мы собрались в их погребе, чтобы как-то спрятаться от стрельбы. Сюда пришли их соседи - Антон Ярмоленко, его отец и мать. Встретившись и побеседовав с дядей, я бросился обратно домой.
После восхода солнца 17 сентября над Пирятином снова появились фашистские самолеты. Девятка "юнкерсов" со стороны солнца начала бомбить песок у хутора Высокого. Бомбы взрывались у моста, поднимали вверх столбы пыли и удайськой воды.
Михаил Матвиенко:
За первой девяткой самолетов появилась другая, которая атаковала колонну автомашин. Те двигались с Пирятина в направлении Чернух. На смену этим самолетам прибыли другие вместе с "Мессершмиттами", которые трассами зажигательных пуль расстреливали машины, подводы, людей. Маршрут отхода войск с Пирятина был определен заранее. Он пролегал левым берегом Удая через села Деймановка, Шкураты, Скибенцы, Куриньки, Поставмуки, Городище. Машины Военного Совета и штаба фронта свернули с Чернухинского пути вправо и пошли вдоль Удая. За генеральскими автомашинами двигались разбитыми, пыльными грунтовыми дорогами грузовики с документами и имуществом.
Звучало ржание испуганных лошадей. Болотные заросли заблокировали движение машин и подвод. Машина командующего фронтом М.П. Кирпоноса застряла в болоте, и он приказал оставить ее и идти пешком. Когда налетали самолеты, люди, лошади, сломя голову, бросались от дороги к реке, вплавь, где навсегда остались в трясине болота. Рассудительные бросались влево, в перелески, лужи, просто на стерню. Как только самолеты, разметав смертоносный груз, исчезали, дорога снова оживала, наполнялась шумом, грохотом. На ней, не стихая, царил беспорядок. Поредевшие подразделения, подобрав раненых, двигались вперед, навстречу новым перелескам, ярам (оврагам), болотам и селам. Двигались, но не все. Часть небольших боевых подразделений осталась на Удайских переправах, на развилках дорог, в прибрежных зарослях для прикрытия отхода основных сил.
Лейтенант Н.И.Журомский
Молодому лейтенанту Николаю Ивановичу Журомскому, который служил в 300-ом полку 7-ой мотострелковой дивизии полковника Герасимова, было приказано охранять мост через Удай и в случае появления немцев уничтожить их.
Лейтенант Журомский накануне войны окончил Киевское пехотное училище, имел хорошую теоретическую подготовку и был уверен, что такую задачу выполнит. Вместе с пулеметчиками Виктором Барановым и Иваном Золотаревым оборудовал огневую позицию и начал следить за мостом. Прощаясь с друзьями, что отходили на восток, подумал, что, возможно, придется здесь погибнуть. Позвал младшего лейтенанта Петра Кутюмова: "Возьми, друг, мои документы, фотографии и письма матери и при случае отправь ей, я, возможно, тут погибну".
Кутюмов забрал все это и исчез в гуще воинов, у которых было задание идти на Лубны. Впоследствии и Журомский получил приказ, оставить боевую позицию и уходить на восток со своими пулеметчиками. Они влились в небольшую группу бойцов, которая направлялась в Мокиевку. Хотя основная масса войск с Чернухинского пути еще до обеда повернула на Деймановку, все же часть их двигалась по тому пути к Приходьки и дальше до Чернух. Было здесь несколько специальных машин связи, противовоздушной обороны, санитарных.
Навигация