…И достался мальцу пистолет командираПрежде совершать прыжки с парашютом Генке не приходилось. Однако страха особенного не испытывал. Так, накануне искренне радовался обновке: мужчинам выдали новенькие шевиотовые костюмы, рубашку, кепку и кирзовые сапоги, а девушкам – платье, демисезонное пальто коричневого цвета, синий берет и тоже кирзовые сапоги – без них в лесу никак.
Потом ходил, едва ли не всхлипывая, в расстроенных чувствах по поводу того, что оказался единственный из всей группы, кого обделили табельным ТТ. Автоматов и гранат у «оружейника» оказалось с избытком, а вот пистолетов на аэродром тот доставил по первоначальному количеству фамилий в списке – ровно девять. А список тот составлялся, как известно, в Смоленске в штабе, уже после «отчисления» Генки из военной разведки.
Успокаивали обиженного мальчишку тогда всей ДРГ – и каждый по очереди, и что называется, хором. С горем пополам обнадежили, что в тылу врага непременно помогут ему разжиться трофейным вальтером, а то и элитным браунингом: контрольных пленных так или иначе брать придется, а посему случаю специально для тебя-де, пионер ты наш неправедно обиженный, подловим лощенного офицера…
А уже в салоне «дугласа» по рукам и ногам сковывали другие страхи: прислоняться спиной к борту нельзя, ибо это может повредить укладку парашюта, что в свою очередь чревато гибелью при прыжке; кольца парашюта до прыжка касаться нельзя, ибо это может привести к раскрытию парашюта прямо в салоне самолета, а за такое ЧП – расстрел на месте с формулировкой: «За трусость и попытку срыва боевого задания»…
Сигнал к прыжку из пилотской кабины прозвучал ровно в 1.00 27 июля 1944 года. В холодную мглу чужого неба Генка вывалился с разбегу камнем. Погода была безветренной и безоблачной. Парашют раскрылся до удивления плавно. От этого полет к земле прошел как захватывающее дух от восторга скольжение на незримых воздушных крыльях. Мальчишка даже успел полюбоваться видом сверху: слева в лунном свете блестела гладь залива Куришес-Хафф Балтийского моря (ныне – Куршский залив), справа - как гирлянда от огня электрических фонарей, освещающих станционные платформы, железнодорожная ветка Кенигсберг (ныне – Калининград) – Тильзит (ныне – Советск)…
Генка приземлился удачнее всех: на лесную поляну. Склизкий болотной мох мягко погасил инерцию удара. Быстро собрал и закопал парашют. Потом, с ловкостью кошки забравшись на деревья, помог вызволить товарищей, чьи парашюты, зацепившись за кроны сосен, повисли высоко над землей.
Неприятности начались при попытке сориентироваться: выяснилось, что вместо заданного квадрата в районе Тильзита, экипаж самолета их выбросил едва ли не в полсотни километрах западнее. А когда, исследовав округу, окончательно определились с точкой своего местонахождения, были вынуждены констатировать, что карты, которыми их снабдили, мало что имеют общего с окружающей действительностью: все изначально датированы… 1914 годом, но с вкраплением советским Генштабом якобы информации за конец 1930-х. А ведь склейка командирской карты, вкупе с компасом - основной инструмент навигации диверсанта-разведчика в ночном лесу!
- Это только все повышает степень ответственности нашего задания, - подбадривая подчиненных, провел посему печальному поводу «летучку» капитан Павел Крылатых, - нам предстоит в связи с этим вскрывать не только стратегические замыслы врага, но и попутно снабжать Центр объективной информаций «географического» характера. Иначе как нашим здесь наступать потом, не зная где немцами проложены новые магистрали и мосты, где возведены новые поселки и хутора?!
Никто тогда даже не догадывался, что жить офицеру оставалось считанные часы, а косвенным виновником его гибели станут все те же столь неточные советские топографические карты: в ночь с 29 на 30 июля 1944 года капитан, следуя первым, повел подчиненных к мосту через речку Парве (ныне – Луговая). На карте тот квадрат был пустынным – только болота да топкие леса. Но едва вступили на мост – с противоположного берега снайперский выстрел. Капитан даже вскрикнуть не успел – пуля угодила прямехонько в сердце. Потом уже выяснили: сразу за тем мостом располагался периметр нацистского лагеря «Хохенбрух». Советскому командованию об этом лагере по состоянию на лето сорок четвертого не было известно ровным счетом ничего. Соответственно не значился он и на наших военных картах…
Из-за начавшейся погони не пришлось даже похоронить командира – успели только забросать тело лапником да забрать оружие и полевую сумку со злосчастными картами.
Под приближающейся лай немецких овчарок новый командир, лейтенант Н. Шпаков, протянул Генке вороненый ТТ капитана Павла Крылатых, легендарного по героическим деяниям в Белоруссии «Джека»: «Ты, помнится, до боли сердечной переживал по поводу отсутствия пистолета. Теперь будешь иметь – на! И береги его как память о своем командире, с которым партизанил еще под Минском»…
И не был трусом «Трус»!Некоторые из героических деяний Генки донесли до нас строки шифрорадиограмм, поступившие в Центр из вражеского тыла. Все они теперь хранятся в одном из военных архивов Москвы в оперативном деле ДРГ «Джек». Вот одна из них – за № 35 от 17 сентября 1944 год: «Немецкая разведка южнее деревни Эльхталь [ныне – поселок Заливное Полесского района Калининградской области] наткнулась на часового – «Труса», который двоих убил, а третьего ранил».
Сегодня сам Геннадий Владимирович о той схватке вспоминает как о курьезе, но в тот драматический сентябрьский день сорок четвертого, конечно же, было не до смеха. Уточним, - совсем даже не до смеха. События же развивались по следующему сценарию. Весь вчерашний день и минувшую ночь джековцы – где бегом, где ползком по илистому руслу мелиоративного канала - уходили от очередной погони карателей. Из капкана вырвались чудом. Да еще вдобавок повезло в другом – по пути наткнулись на оставленный без присмотра хутор. Очевидно, хозяева с ружьями наперевес в тот самый момент участвовали в облаве на «русских бандитов». Здесь разжились домашней тушенкой и трехлитровыми банками с консервированными компотами. После нескольких недель недоедания завтрак показался пиршеством. Лейтенант Н. Шпаков дал команду разбить бивуак: измотанные вусмерть люди нуждались в немедленном отдыхе. Но прежде необходимо было выставить охрану.
- Есть ли добровольцы пошароварить в первую смену?
«Шароварить» на партизанском жаргоне – нести дозорно-сторожевую службу.
Генка вызвался пойти в паре с Иваном Овчаровым – бойцом, которого джековцы, чтобы не путать с Иваном Целиковым, прозвали между собой за цвет волос Иваном Черным (соответственно Иван Целиков, как блондин, - Иван Белый).
Расположились на перекрестке просек, сидя упершись спинами: и удобно – как в кресле, и круговой обзор обеспечен!
Накопившаяся усталость вкупе с приятной истомой, вызванной забытым чувством сытости, да плюс ласкающие лучи сентябрьского солнца вконец разморили. От дремоты не спасла даже старая партизанская хитрость – установленный торчком под самый подбородок пламегаситель ППШ: при первом же «клевании носом» больно ударишься о вороненый металл челюстью…
Разбудил же мальчишку хриплый с подкашливанием (очевидно, будучи до побега в немецких лагерях, бывший танкист заразился там туберкулезом) голос Ивана Черного:
- Нихьт шиссен, нихьт шмссен! – «Не стреляйте, не стреляйте!»
Рывком обернувшись, Генка увидел картину безысходности: Иван Овчаров разоружен и ввергнут карателями на колени. При этом карателей трое и все – детины под два метра ростом (в СС небогатырей ведь не брали!): один – который в центре, - с пулеметом «МГ-42» наперевес (очередь, как лезвием, под корень срезала молодые деревца), а двое других – со «шмайссерами». Готовы стрелять на любой шорох. В глазах – нечеловеческая злоба, замешанная на расовой надменности…
Как родилось решение, Генка и сегодня объяснить толком не может: он вдруг что было мочи, подражая при этом интонации гитлеровских офицеров, завопил: «Гевейр - ап!». То есть – «Оружие – к ноге!». Эта уставная строевая команда в вермахте и войсках СС.
Дисциплинированные до автоматизма, немцы инстинктно опустили стволы в походное положение. Этого мгновения Генке вполне хватило, чтобы вскинуть свой безотказный ППШ, а стрелял парнишка даже по дальним целям без промаха, а тут – тем более в упор…
Был еще случай, когда в поисках провианта – а джековцы по-настоящему голодали – незамеченным пробрался в немецкую казарму. Правда, ненарошно. В темноте просто не разобрал, что это за здание. Всю грозящую ему опасность осознал лишь, завидев спящего стоя на посту солдата-дневального…
А враг подстерегал на каждом шагуВ материалах оперативного дела на ДРГ «Джек» 16-летний красноармеец Геннадий Владимирович Юшкевич значится выбывшим из рядов джековцев в тылу врага 1 октября 1944 года. В Центр тогда ушла шифрорадиограмма, что он и переводчик группы красноармеец Наполеон Фелицианович Ридевский не вышли из боя с карателями. На военном языке это значит «Пропали без вести».
По военно-цензорским соображением писатели и журналисты, бравшиеся пером поведать о подвиге группы «Джек», сей факт маскировали, как могли: ни слова о факте существования донесения о безвозвратном выбытии тех двоих солдат-разведчиков, но при этом пространные описания, как оба по приказу нового командира группы сержанта Ивана Мельникова (в том же самом бою, в котором якобы сгинули Г. Юшкевич и Н. Ридевский, лейтенант Н. Шпаков пропал без вести) были направлены в район июльского десантирования – там оставались «почтовые ящики» № 1 и № 2, то есть тайники с запасной рацией и некоторыми припасами из числа «НЗ».
Правда же такова. ДРГ «Джек» возвращалась в основной район оперирования после второго неудачного марш-броска под Гольдап (ныне – польский Голдап), где располагалась восточнопрусская ставка Гитлера «Вольфшанце» - «Волчье логово». На сей раз прорваться в тот тщательно охраняемый эсэсовцами район не удалось даже объединенными силами сразу трех групп – самой ДРГ «Джек», мощной по численности (двадцать штыков – почти спецотряд!) ДРГ «Максим» (командир – майор В.И. Максимов) и заброшенной в Восточную Пруссию от Разведотдела штаба соседнего 1-го Прибалтийского фронта кочующей радиофицированной резидентуры «Орион» (всего – одиннадцать штыков; командир – капитан – И.Т. Денисов): каратели выследили разведчиков еще на подходе к Гольдапу и плотно обложили со всех сторон в болоте. Пришлось, теряя боевых друзей (не менее чем двое пропали без вести), спасаться бегством под плотным свинцовым ливнем…
24 сентября 1944 года где-то в районе Инстербурга (ныне – Черняховск) группы разделились и дальше каждая пошла своим маршрутом, при этом «Джек» - в направлении Тильзита. И этот переход выдался крайне тернистым.
Из радиограммы ДРГ «Джек» № 40 от 24 сентября 1944 года: «Сегодня на рассвете на лагерь напали эсэсовцы. Прочесывали лес весь день, преследуя нас по пятам. Прижали группу к просеке, на которой немцы заняли оборону. «Крот» [заместитель командира группы сержант И.И.Мельников] и «Трус» [разведчик красноармеец Г.В. Юшкевич] уничтожили пулеметный расчет на просеке, позволили группе прорваться. Шли на север. Эсэсовцы преследовали нас до шоссе Ауловенен – Шиллен [ныне – поселки Калиновка Черняховского района и Жилино Нестеровского района Калининградской области], где мы остановились в перелеске, чтобы принять последний бой. Но эсэсовцы не напали, а ждали подкреплений. Передохнув, группа прорвала окружение. Идем на северо-запад».
Из радиограммы № 41 от 25 сентября 1944 года: «Каждую ночь кружим по лесам. Голодаем. Боеприпасы и радиопитание на исходе. Если будет стоять нелетная погода, придется идти через фронт».
Ответная радиограмма Центра от 25 сентября 1944 года: «Ожидайте груз 26, 27, 28 сентября. В 20.00 в эти дни слушайте наш сигнал – три группы троек. Ваш ответ о готовности принять груз – две группы пятерок. Хозяин».
Следуя в район ожидаемой выброски груза, джековцы в ночь с 27 на 28 сентября 1944 года и оказались в чаще ставшего для них злосчастным урочище Папушинен. Это в двадцати километрах южнее города Тильзита (ныне – Советск), у шоссе Тильзит – Велау (ныне – поселок Знаменск Гвардейского района Калининградской области). На одной из просек по разведчикам ударили залпом затаившиеся в засаде эсэсовцы и штурмовики. Огрызнувшись ответным автоматным огнем, рванулись в сторону. Вот тогда-то, при отходе, и пропал без вести командир группы лейтенант Николай Шпаков. Как выяснится лишь в конце 1960-начале 1970-х, в ту драматическую ночь он отстал от подчиненных, несколько дней скитался по лесам, безуспешно разыскивая их; затем случайно набрел на одну из специальных диверсионно-разведывательных групп Разведывательного отдела штаба 2-го Белорусского фронта (2-го формирования), влился в ее ряды, но спустя некоторое время, когда отправился на выполнение задания по добыче для новых боевых товарищей провианта, был убит из засады прицельным выстрелом затаившегося здесь штурмовика…
В ночном лесу собрал джековцев и сплотил вокруг себя второй остававшейся в строю боевой «зам» Павла Крылатых - сержант Иван Мельников. Не мешкая, повел их к шоссе Тильзит – Велау, чтобы успеть проскочить его еще до рассвета. Но – вновь засада! Из-под огня выходили как всегда бегом, низко, пригнувшись к земле. Вдруг вскрик. Бросились на него и обнаружили корчащегося от боли на земле Наполеона Ридевского. Думали, настигла пуля. Оказалось, в кромешной темноте со всего маху налетел на огромный лесной валун. Повредил коленную чашечку и теперь передвигаться мог, только опираясь на плечо товарища. В подобных случаях неписанный кодекс диверсанта-разведчика требует от тяжелораненого немедленно застрелиться. Это чтобы не быть обузой для побратимов, ибо подобное неминуемо чревато гибелью для всей группы. Однако И. Мельниковым по каким-то мотивам, взяв всю ответственность на себя, не позволил Наполеону взвести пистолет и поднести его к виску:
- Кто останется с раненым?
У Генки выбора не оставалось: они с Наполеоном Ридевским названные братья еще с белорусских лесов. Даже не раздумывая, сделал шаг вперед. Иван Мельников согласно кивнул.
С этим двоими джековцы прощались, как с обреченными. Все понимали, но вслух не произносили: шансов выжить в одиночку в тылу врага почти никаких. Поделились махоркой, сухарями, боекомплектом. Последним напутствием от командира было распоряжение держать путь к «почтовым ящикам»: «Авось, там свидимся». Сама же группа убывала в противоположную сторону. Впрочем, и у самого ядра ДРГ «Джек» шансов выжить оставалось немного: груз с «Большой» земли до сих пор не получен, группа осталась без карт и компаса, которые находились при лейтенанте Н. Шпакове как командире, на исходе питание к рации и боеприпасы…
Через пару часов после прощания сержант И. Мельников составил шифрорадиограмму, которую отдал радисткам для выдачи в эфир: «Еж» [лейтенант Н. Шпаков] пропал без вести вместе с картами 100000. Задержка груза и отсутствие карт угрожает гибелью всей группы. Крот»
И только 1 октября 1944 года, когда уже все-таки был получен по воздуху груз, а вместе с ним (но через радиоэфир) и новый приказ о смене района оперирования (из него косвенно следовало, что возвращения группы в район «почтовых ящиков» не предполагается), Иван Мельников доложил наконец «Хозяину» и о безвозвратных потерях в лице переводчика красноармейца Н. Ридевского и 16-летнего красноармейца-разведчика Г. Юшкевича. Но он, исхитрившись, объявил их, как мы уже знаем, не вышедшими из боя с карателями, то есть без вести пропавшими…
Они действительно больше уже никогда не встретятся: Н. Ридевский и Г. Юшкевич – с одной стороны и большинство бойцов ДРГ «Джек» - с другой: и сам И. Мельников, и большинство остававшихся при нем подчиненных, включая будущую Героя Советского Союза (1965 год, посмертно) Анну Афанасьевну Морозову, смертью храбрых погибнут в тылу врага в течение ноября и декабря 1944 года. Чудом уцелеет только красноармеец-разведчик Иван Целиков – тот самый блондин Иван Белый, названный так в «противовес» тезке-брюнету Ивану Овчарову – Ивану Черному. Ещё раньше – в ночь с 10 на 11 сентября 1944 года в бою с карателями погиб разведчик красноармеец Иосиф Зварика – «Морж» по оперативному псевдониму. Генка сам видел его мертвое тело, подвешенное за ноги к дереву. Немцы раздели разведчика до нижнего белья. На шею водрузили табличку с надписью по-немецки: «Так будет с каждым из вас». Джековцы похоронить тогда боевого товарища не рискнули – труп мог быть специально заминирован, а дело к тому же было ночью...
Из всех погибших джековцев могила сегодня есть только у Героя Советского Союза Анны Морозовой – «Лебедя». Ее прах покоится на сельском погосте села Градзаново Серпцкого повята Мазовецкого воеводства Республики Польша. На могиле - мраморная плита с надписью, высеченной на польском языке: «Аня Морозова. Спи спокойно в польской земле!». Тело девушки, взорвавшей себя последней гранатой вместе с окружившими ее карателями, нашли и похоронили местные крестьяне. Теперь ее здесь почитают как национальную героиню…
«Я разведчик – советский!»Путь в несколько считанных десятков километров к «почтовым ящикам» у Генки и находившегося у него на попечении Наполеона Ридевского затянулся на три долгие недели: в сутки раненый с помощью самодельного костыля, выструганного из коряжистого сука, мог преодолеть считанные несколько сот метров. По лесной ведь чаще и болотам пробиралась. И требовалось ведь еще добывать пищу, и соблюдать меры конспирации. Слава Богу, на пути не нарвались на вражеские засады и облавы. А еще повезло повстречаться с русскими девушками из числа насильственно вывезенных карателями на рабские работы в Германию. Они на какое-то время укрыли бойцов на сеновале хутора, где батрачили. Благо, что немецкие хозяева были временно в отъезде. Но когда затянувшееся пребывание там стало опасным, пришлось вновь отправляться в лес, держа путь в направлении залива Куришес-Хафф, в болота, раскинувшиеся у поселка Минхенвальде (ныне - Зеленово Полесского района Калининградской области).
К «почтовым ящикам» вышли к первому снегу. Следов пребывания побратимов не отыскали: тайники лежали нетронутыми с конца июля. Выходит, друзья-джековцы сюда до сего времени не возвращались…
Спасаясь от холода, под выворотнем финками выкопали что-то вроде норы, которую тщательно замаскировали лапником и хворостом.
Чуть позже в целях конспирации оборудовали еще один схрон - в 242-м лесном квадрате, в откосе карьера, у кормушки для диких зверей…
Чтобы не привлечь внимание карателей (а леса в Восточной Пруссии больше напоминали хорошо ухоженные парки) костер ни разу не разводили. А чтобы согреться, плотно прижимались друг к другу.
Выжили чудом: начиная с 10 ноября 1944 года – благодаря советским военнопленным, которые в тех местах рубили на дрова лес и делились с разведчиками крохами от своей мизерной лагерной пайки, а потом - благодаря помощи антифашиста лесотехника Эрнеста Райчука. Последний давно заприметил в подведомственном лесу присутствие чужаков, но к карателям не поспешил. Напротив, в поисках наших разведчиков принялся ходить по лесу, негромко напевая мелодии из популярных советских песен.
Геннадия Юшкевича и Наполеона Ридевского он в преддверье крещенских морозов, когда шансов выжить в лесу уже попросто не осталось бы, укрыл в семье другого немецкого антифашиста - Августа Шиллята. Семья Шиллятов жила на хуторе и здесь не было чужих, кто бы мог выдать. К тому же сын хозяев хутора – Отто, тоже, как и родители убежденный антифашист, – накануне был мобилизован в войска СС и уже одно это гарантировало всех обитателей хутора от внезапных облав-проверок со стороны карателей.
Чуть позже с помощью Отто Генка и Наполеон разживутся подробной немецкой топографической картой этого района Восточной Пруссии. При виде нее в сердцах выдохнут: «Вот бы нам такую, когда десантировались! Пашка – «Джек» - точно бы тогда не погиб!»…
20 января 1945 года семью Шилятов нацистские власти насильно эвакуировали, поскольку к тем местам приближалась Красная Армия. А еще через два дня у хутора появилась пешая колонна советских войск. Ей навстречу в восторженных чувствах выбежал Генка. Он был в какой-то потрепанной шубейки, но при поясном ремне с финкой и пистолетом ТТ – тем самым, доставшемся после смерти «Джека» - Павла Крылатых.
- Ура, наши идут, дождались!
Но вместо ответных приветствий, когда приблизился: «Ах ты, гаденыш! Вяжи его, хлопцы! Явно из Гитлерюгенда. Кого-то из наших уже придушил, раз вооружен советским пистолетом! Да к стенке его, недобитка, - молись фашистский ублюдок!!!».
- А ну немедленно прекратить самосуд! Сначала надо разобраться, кто такой и откуда, - это вовремя к месту инцидента подоспел офицер.
- Да вот, товарищ капитан, шпиёна-лазутчика германского изловили. Малец совсем, а уже кого-то из наших «грохнул» – с трофейным советским пистолетом бежал к нам навстречу!
- Я действительно разведчик, - завопил истерично не ожидавший такого приему у своих Генка, - но только советский разведчик, а не фашистский. Из в/ч полевая почта 83462 – вам разве ничего не говорит этот номер: он для вас должен быть как пароль?! Немедленно доставьте меня в штаб!!!
- И, вправду, похоже, что наш разведчик, раз номер секретной части знает! Но в штаб – позже, а сейчас - в строй: по льду реки предстоит брать город Лабиау, а у меня в роте большой некомплект личного состава – лишний штык не помешает…
Так Генка стал еще и участником штурма Лабиау, который ныне является районном городом Калининградской области Полесском.
- Много тогда наших бойцов полегло, - вспоминает сегодня сам. – Меня же все время своим телом прикрывал взявший надо мною опеку богатырь-минометчик. Даже если я вдруг вырывался вперед, брал своей огромной ручищей за шиворот и таким образом насильно водворял за свою спину, на которой, даже не горбясь, как пушинку тащил массивную плиту от миномета. «У меня сын дома такого же возраста, как ты. У тебя вся жизнь впереди: не спеши, малец, умирать», - все время назидательно приговаривал…
А потом было возвращение в свою разведчасть, откуда 8 апреля 1945 года со стандартной для всех, кто в одиночку вышел из вражеского тыла, формулировкой «За невозможностью дальнейшего использования в спецчастях» откомандирован в армейский запасной стрелковый полк.
- Мы, большая группа бывших диверсантов-разведчиков, в запасном полку (а он стоял в бывшем Гумбиннене – современном калининградском Гусеве) жили отдельно от остальных бойцов. Как понимаю, это была своеобразная перестраховка со стороны военных контрразведчиков: все ведь мы вышли из вражеского тыла, где провели не один месяц. По вечерам, конечно, вполголоса делились друг с другом эпизодами из своих зафронтовых командировок. Помню, один из коллег на мои воспоминания о выпавших смертельных опасностях и лишениях ответил коротко: «Ну и дураки. Вот моя группа полгода тихонька отсиделась в лесу – благо сухарей и тушенки было при нас в достатке, - а, когда пришли наши, доложили в штабе: на связь-де выйти не могли по причине якобы неисправности рации. Остались без наград, зато все живы и здоровы, а твоя «Джек» - вся полегла. А самого тебя неизвестно наградят вообще ли». Хотелось врезать с размаху, но не стал испытывать судьбу, чтобы не подпасть под трибунал за рукоприкладство. Да и зачем лишний раз руки о мразь марать…
Да (и это справедливо!), 17-летнего красноармейца Геннадия Юшкевича в победном сорок пятом боевые награды стороной не обошли. Правда, известие о них от командования в/ч полевая почта 83462 получил уже в госпитале: 10 мая 1945 года в ходе спецоперации по зачистке Гумбиннена от вражеского бандподполья подорвался на мине-ловушке, при этом осколки пришлись в голову. Таких писем тогда было два. Оба написаны рукой бывшего «куратора» ДРГ «Джек» майора В. Шаповалова. Первое: «15 мая 1945. Поздравляю с Победой. За выполнение задания в нашей части Вы представлены к награждению орденом «Красная Звезда». Второе: «Вы награждены орденом Славы 3-й степени приказом по войскам 3-го Белорусского фронта № 0512 от 14.05.45 года. Желаю здоровья и успеха в службе и работе».
(Окончание ниже)
Юрий РЖЕВЦЕВ.