Здравствуйте, уважаемые Форумчане!
Может быть те, кто проявил интерес к этой теме, захотят познакомиться и с альтернативной точкой зрения?
Получил неожиданно отзыв филолога-шукшиниста
Дмитрия Владимировича Марьина на сокращенный вариант размещенного здесь материала, опубликованный в барнаульской газете "Свободный курс" -
http://www.altapress.ru/story/44311/Здравствйте, Евгений!
Благодарю Вас за интересный материал в "СК" (№ 32 от 12.08.2009). О русско-японской войне у нас в городе пишут немного, тем более о ее реминисценциях в творчестве В.М. Шукшина. Сам я занимаюсь обеими темами: русско-японской войной на уровне хобби, а вот исследованием творчества Шукшина - профессионально. Влияние фактов русско-японской войны на творчество великого земляка меня интересует уже давно и статьи по этой теме я публикую с 2006 г. не только в научных сборниках, но и в издававшейся когда-то в Барнауле "Лит. газете" (см.: Марьин Д.В. На сопках Маньчжурии // Литературная газета. Алтай. - 2007. - 1 (19)).
Во вложении Вы можете найти одну из статей, опубликованную в университетском сборнике. Я это не для похвальбы, а чтобы сказать, что тема эта мне интересна и дорога, поэтому и решил написать Вам небольшое письмецо. Я не совсем согласен с оценкой и трактовкой Вами рассказа "Чужие" (см. во вложении нашу интерпретацию). Но в целом, повторяю, очень рад, что и сам рассказ (действительно редко замечаемый исследователями), и тема - редко кого привлекает. Поэтому рад встретить человека с подобным интересом.
Мой прадед - Константин Захарович Крупин - тоже участник обороны Порт-Артура, кочегарный квартирмейстер 2-ой статьи, служил на миноносце "Властный" (есть справка из архива). Ранен в том самом бою, когда "Властный" потопил торпедой японский миноносец (хотя японские источники это отрицают) - это было в ночь перед гибелью миноносца "Стерегущий". Перед сдачей крепости миноносец прорвался в Чифу, где был интернирован. Прадед (крестьянин Вятской губернии) после войны приехал в Барнаул и остался здесь: долгие годы жил в поселке "Порт-Артур" в нагорной части города - http://www.ap.altairegion.ru/110-04/8.html
Вот отсюда у меня и интерес именно к обороне Порт-Артура (этот эпизод русско-японской войны я выделяю особенно из всей ее истории).
Несмотря на то, что я не историк по образованнию, хобби берет свое - стараюсь публиковаться в "исторических" журналах, в том числе и в ВАКовских: есть публикации в "Военно-историческом журнале", "Морском сборнике", "Родине" - все по истории русско-японской войны. Надеюсь, что как историк не будете видеть во мне нахала-филолога, посягающего на священную историческую науку (наши университетские историки иногда дают понять это).
С уважением,
Д.В. Марьин, кандидат филолгических наук, доцент АлтГУ, редактор 8-тома Собрания сочинений В.М. ШукшинаВЛОЖЕНИЕ:
Марьин Д.В.
Алтайский государственный университетИСТОРИКО-КУЛЬТУРНЫЕ РЕАЛИИ РУССКО-ЯПОНСКОЙ ВОЙНЫ В ПРОЗЕ В.М. ШУКШИНА2004 год объединил в себе две юбилейные даты отечественной истории и культуры: 100-летие начала русско-японской войны и 75-летие со дня рождения В.М. Шукшина. Имеет ли такое сугубо внешнее совпадение какое-либо отражение в жизни и творчестве алтайского писателя? Известно, что родственники В.М Шукшина участвовали в русско-японской войне: Андрей Фотиевич Попов (1877-1961) - двоюродный брат С.Ф. Попова - деда Шукшина по линии матери и Михаил Павлович Шукшин (1877/78-1933) – родной брат Леонтия Павловича – деда писателя по линии от
1. Использование реалий русско-японской войны в качестве временных маркеров для создания исторического фона. Подобный прием применяется писателем в первой книге романа «Любавины», действие которого начинается ранней весной 1922 года. Мы, в частности, узнаем, что отца Павла Пьяных
«в японскую убило» [4, с. 276], этим подчеркивается преемственность поколений героев. Среди частушек, которые поет на сенокосе Пашка Мордвин, есть и частушка явно возникшая в период русско-японской войны или после нее:
Я матанечку свою
Работать не заставлю,
В Маньчжурию поеду –
Дома не оставлю.[4, с. 142]
Эта частушка по содержанию, набору стилистических приемов и лексических средств, в целом, близка записанным в феврале 1904 года в Московской губернии песням-частушкам возникшим
«исключительно под влиянием военных действий на Дальнем Востоке»:Ты, милашечка моя,
Подымается война,
На войну меня угонят –
Ты останешься одна.
Ты, милашечка-цветок,
Я уеду на Восток,
На востоке-то война,
Может быть, убьют меня.[5, с. 70].
У Шукшина лексема «милашечка» заменена на диалектную «матанечка», которая зафиксирована в «Словаре диалектизмов в произведениях В.М. Шукшина» [6, с. 54].
Использование подобного временного маркера необходимо писателю как хронологическая опора, некая абсолютная точка, привязанная к определенному историческому событию, т.к. время в самом романе довольно условно, расплывчато. Еще Л.А. Аннинский заметил, что
«герои первой книги «Любавиных» явно перенесены автором из психологической ситуации начала 30-х гг., в начало 20-х» [7, с. 378]. Среди персонажей романа есть реально существовавшие люди, действовавшие в 30-е годы. Активист Яша Горячий (правда, уже в негативном ключе) упоминается В.М. Шукшиным и в автобиографическом рассказе «Солнечные кольца», представляющем собой воспоминания писателя о раннем детстве, т.е. именно о 30-х гг.:
«Стоит у нас посреди избы страшный маленький человек с рыжей бородой – Яша Горячий, грозит пальцем и говорит: -Ты меня не пужай, не пужай – отпужались. – А мама стоит перед ним и говорит негромко:
- Ну смотри, Яша, смотри…Я тебя не пужаю…Не доактивничать бы тебе.
Потом Яша полез на полати и стал оттуда сбрасывать березовые чурбаки. (Березняк около села запрещалось рубить, но его рубили и прятали, где могли. А Яша Горячий, сельский активист, искал его по домам» [8].
Но анахронизмов в романе Шукшин избежать не смог. Так, старик Михеюшка рассказывает Егору Любавину о том, как он в молодости охотился:
«Это ведь когда было-то! До японской! Соберемся, бывало, человек пять-шесть ребят, наладим, братец ты мой…тебя как зовут, я не спросил.<…> А здоровые какие все были!» [4, с. 79]. При этом Михеюшка –
«белоголовый древний старик» [4, с. 73]. Если это означает, что возраст Михеюшки 70-80 лет, а действие романа, напомним, происходит в 1922 – 23 гг., то
«до японской» - значит 18 лет назад, следовательно, Михеюшке уже тогда было за 50… Более того, события, хронологически произошедшие до русско-японской войны, приобретают в романе статус маловероятных (Михеюшка так и не рассказал свою историю Егору), и даже ложных. Рассказ Никона Дегтярева о том, как его увезли черти –
«было это, дай бог памяти, годе во втором, не то в третьем – до японской ишо» [4, с. 145] - оказывается выдумкой.
2. Использование реалий русско-японской войны на уровне интертекста. В рассказе «Сураз» Спирька Расторгуев, окруженный в бане милицией, отстреливаясь из ружья, поет:
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает! [9].
Это
«залихватское «отстреливание» под ухарское пение «Варяга»» [10, с. 37], по мнению И.Б. Ничипорова, сходное с психологическим состоянием героев В. Высоцкого, можно рассматривать как способ осознать лицом к лицу с опасностью
«давящую бессмысленность бытия вне духовного опыта» [10, с. 37]. То есть, очевидно, и как способ противостояния такому бездуховному бытию. Однако, эпизод в бане заканчивается далеко не так героически, как начинался:
«Потом он протрезвился, смертельно захотел спать…Выкинул ружье и вышел» [9, с.119]. Анализ интертекстуальных связей позволяет глубже взглянуть на данную сцену.
В основу известной песни о легендарном крейсере, которую поет Спирька, положено стихотворение
немецкого поэта Рудольфа Грейнца (1866-1942) «Памяти «Варяга»», впервые опубликованное 25 февраля 1904 г. в
немецком журнале «Jugend». В России оно было перепечатано в «Новом журнале иностранной литературы, искусства и науки», 1904, № 4 вместе с переводом Е.М. Студенской (фамилия по мужу
Браун, муж – Ф.А. Браун был известным профессором-
германистом Петербургского университета) [11, с. 77]. Переводов стихотворения Грейнца было несколько, но только перевод Студенской оказался популярным и позже превратился в известную песню. Песня о «Варяге» начиная с 1912 г. и вплоть до 1945 г. нигде не публиковалась и официально не исполнялась. Только в 1945 г. она была записана на радио в обработке Краснознаменного ансамбля А.В. Александрова (при этом один куплет был исключен), а популярность песне принес художественный фильм «Крейсер «Варяг»», режиссера В. Эйсымонта («Союздетфильм», 1946 г.), где прозвучал ее фрагмент. Пик популярности песни – конец 40-х – начало 50-х гг. Напомним, что именно в это время (1949-1953 гг.) Шукшин служил на флоте и вполне мог познакомиться с историей возникновения песни.
«Немецкий след» в истории происхождения песни о «Варяге
«Жизнь Спирьки скособочилась рано. Еще только он был в пятом классе, а уж начались с ним всякие истории. Учительница немецкого языка, тихая обидчивая старушка из эвакуированных, пристально рассматривая Спирьку, говорила с удивлении:
- Байрон! Это поразительно, как похож!
Спирька возненавидел старушку. Только подходило «Анна унд Марта баден», у него болела душа – опять пойдет: «Нет, это поразительно!.. Вылитый маленький Байрон». Спирьке это надоело. Однажды старушка завела по обыкновению:
- Невероятно, никто не поверит: маленький Бай…
- Да пошла ты к…- И Спирька загнул такой мат, какого постеснялся бы пьяный мужик» [9, с. 113].
Несомненно, в рассказе Шукшина учительница
немецкого языка
«невольно программирует дальнейшую судьбу Спирьки Расторгуева» [12, с. 95]. Но судьба Спирьки проецируется и на судьбу легендарного крейсера, воспетого в песне на стихи
немецкого поэта, опубликованные в
немецком журнале, переведенные на русский язык женой профессора с
немецкой фамилией. Параллелизм присутствует уже на ономастическом уровне. Имя «Спиридон», согласно одной из версий, означает
«незаконнорожденный» [12,с. 97]. Это вполне соответствует и названию рассказа «Сураз», т.е. «внебрачный ребенок
«проезжего молодца» [9, с. 114], иначе - от варяга. Спирька же
«был вылитый отец, даже характером сшибал, хоть в глаза не видел его» [9, с. 114]. Отчаянная стрельба из ружья под песню про «Варяг», и последующая бесславная капитуляция противоречат друг другу только на первый взгляд. Если в песне легендарный крейсер погибает вместе с командой в бою, то в реальности все было несколько иначе. В бою с японской эскадрой 27 января (9 февраля) 1904 г. у корейского порта Чемульпо «Варяг» получил тяжелые повреждения и вернулся в порт для исправления. Однако, видя, что это невозможно, по словам командира корабля В.Ф. Руднева
«не желая дать неприятелю возможность одержать победу над полуразрушенным крейсером, общим собранием офицеров решили потопить крейсер» [13, с. 336], т.е. формально произошло самоубийство корабля. «Банная капитуляция» Спирьки – лишь временное отступление, настоящий и решительный бой он выдержит с учителем Сергеем Юрьевичем. В финале рассказа «гордый сураз» Спирька, жестоко избитый учителем, не в состоянии вынести позора поражения и не желая дать противнику морального превосходства, подобно «гордому «Варягу»» кончает жизнь самоубийством. При этом для Спирьки главным является именно моральный аспект поражения:
«Ну фраер! ..тряпка, что же ты? Тебя метелят, как тварь подзаборную, а ты…Ну! Ведь как били-то! Смеясь и играя…Возили. Топтали. Что же ты? Ведь ни одна же баба к себе не допустит такую слякоть» [9, с. 131]. В итоге, проиграв физически, Спирька не отдал учителю морального превосходства. Судьба Спирьки Расторгуева – это трагедия,
«но трагедия, где главный герой ее не опрокинут нравственно, не раздавлен…» [14, с. 473].
3. Использование реалий русско-японской войны на уровне сюжета осуществляется в рассказе «Чужие» (1974). Этот рассказ относится к циклу т.н. «внезапных рассказов», ставшему последним в жизни В.М. Шукшина. В сборники произведений писателя он включается редко, и в фокус внимания исследователей не попадал. Рассказ встает в один ряд с такими произведениями Шукшина, как «Я пришел дать вам волю», «Любавины», «Миль пардон, мадам!», «Экзамен», где писатель пытается представить собственный взгляд на историю.
В рассказе сопоставляются эпизоды из жизни двух героев: великого князя генерала-адмирала Алексея Александровича Романова и сростинского пастуха дяди Емельяна. Эпицентром сопоставления является именно война 1904-05 гг. В жизни обоих русско-японская война сыграла важную роль. Алексей Александрович как генерал-адмирал, т.е. начальник флота и морского министерства, «глава и хозяин русского флота
«Красным дням генерала-адмирала Алексея положила конец японская война» [9, с. 578],
«Цусима докончила Алексея» [9, с. 579]. Неудачи в войне привели к отставке Алексея Александровича и к последующей эмиграции, где он и
«помер от случайной простуды» [9, с. 579]. Дядя Емельян - бывший матрос, был участником русско-японской войны, причем именно этот факт очень важен для Шукшина:
«Тогда-то я и узнал, что он был моряком и воевал с японцами. И был даже в плену у японцев. Что он воевал, меня это не удивляло – у нас все почти старики где-нибудь когда-нибудь воевали, но что он – моряк, что был в плену у японцев – это интересно» [9, с. 580]. Русско-японская война разлучила Емельяна с любимой женщиной,
«зазнобой»:
«Я бы и женился на ней, но вскорости на службу забрили…» [9, с. 582]. В целом, при поверхностном прочтении, рассказ представляет собой элементарное противопоставление судеб «знатного» человека, высокопоставленного чиновника и «сельского жителя», простого крестьянина, что характерно для проблематики творчества Шукшина («Срезал» и др.).
«Хочу растопырить разум, как руки, - обнять две эти фигуры, сблизить их, что ли, чтобы поразмыслить<…>, а не могу. Один упрямо торчит где-то в Париже, другой – на Катуни, с удочкой» [9, с 583]. Однако, именно знание исторических фактов войны 1904-05 гг. позволяет глубже взглянуть на этот рассказ.
Первая часть рассказа, в которой говорится о жизни великого князя Алексея Александровича, по утверждению автора-рассказчика, полностью представляет собой цитату из некоей исторической работы.
«Попалась мне на глаза книжка, в ней рассказывается о царе Николае Втором и его родственниках. Книжка довольно сердитая, но, по-моему, справедливая. Вот что я сделаю: я сделаю из нее довольно большую выписку, а потом объясню, зачем мне это нужно» [9, с. 576]. Действительно, исследователи отмечают стремление Шукшина к документальности в позднем творчестве [12, с. 110]. Однако, ряд обстоятельств позволяет поставить под сомнение «документальность» этой части рассказа:
1) обилие просторечных слов и выражений, что вряд ли допустимо в научно-исследовательской работе, но вполне характерно для языка шукшинского рассказчика:
«Но в классы он не ходил, а путался по разным театрикам и трактирчикам» [9, с. 576] и др. При этом сам автор-рассказчик может вмешиваться в цитату:
«Ни один подряд по морскому ведомству не проходил без того, чтобы Алексей с бабами своими не отщипнул (я бы тут сказал – не хапнул – В.Ш.) половину» [9, с. 577]. Даже императору Николаю II приписывается фраза явно просторечного происхождения:
«Лучше бы ты, дядя, воровал вдвое да хоть брони-то строил бы настоящие» [9, с. 579].
2) исторические факты, связанные с событиями русско-японской войны, упоминаемые рассказчиком, являются не только спорными, но часто заведомо искаженными и ложными. Так как сам автор-рассказчик довольно подробно описывает исторические события, то и нам придется в ряде случаев прибегнуть к подробным комментариям. К числу
спорных фактов относится следующий:
«У японцев на Тихом океане оказались быстроходные крейсера и броненосцы, а у нас – старые калоши» [9, с. 578]. Многие исследователи русско-японской войны, как дореволюционные, так и современные, считают, что русский флот на Тихом океане к началу войны не уступал японскому ни по числу кораблей, ни по качеству вооружений [15, с. 63], [16, с. 160]. Именно в бытность генералом-адмиралом Алексея Александровича в 1897 г. была утверждена пятилетняя кораблестроительная программа «для нужд Дальнего Востока», согласно которой все новые современные корабли направлялись на Тихий океан. Но по предложению министра финансов С.Ю. Витте срок ее реализации был перенесен с 1903 на 1905 г., что в итоге и оказалось роковым.
Безусловно
ложным утверждением автора является тезис о том, что броненосец
««Цесаревич» впервые (выделено Шукшиным –
М.Д.)
стрелял из орудий своих в том самом бою, в котором японцы издырявили его в решето» [9, с. 578]. Автор, конечно, имеет в виду бой 28 июля (10 августа) 1904 в Желтом море. Но «Цесаревич»
впервые стрелял из орудий уже в ночь начала войны 26-27 января (8-9 февраля) 1904 г.(т.е. за полгода до указанной даты), когда японские корабли атаковали русскую эскадру на стоянке в Порт-Артуре, и «Цесаревич» был поврежден японской торпедой. На следующий день броненосец поддерживал огнем береговые батареи в бою с японским флотом, подошедшим к крепости. В морском сражении 28 июля он вовсе не был
«издырявлен в решето». Для сравнения приведем такой факт: в «Цесаревич» отмечено (по разным источникам)
9-13 попаданий снарядов, а в броненосец «Микаса» (флагманский корабль японцев) –
22(!). В этом бою ни одно русское судно не погибло. «Цесаревич» после боя ушел в нейтральный порт, а после войны вернулся на Балтику, где и прослужил до 20-х гг. Эти факты можно найти в любой книге о русско-японской войне, и подобная их подача в рассказе может быть объяснена только сознательным искажением исторических событий. К числу ложных фактов относятся также следующие утверждения автора: на русских кораблях
«пушки не стреляли» [9, с. 578],
«брони на броненосцах – металлические лишь чуть сверху, а снизу деревянные» [9, с. 579]. Полностью искажена история с куплей – продажей
«чилийских броненосцев» [9, с. 577] (в реальности – итальянских крейсеров).
Более того, автор приводит факты просто
фантастические:
«Один француз изобрел необыкновенную морскую торпеду. Она подымает могучий водяной смерч и топит им суда» [9, с. 578]. Заметим, что такого чудо-оружия не создано до сих пор. Однако далее в рассказе автором сочиняется целая история о том, как француз, якобы, пытался продать торпеду русскому флоту; о том, как из-за царящего при полном попустительстве генерала-адмирала взяточничестве в морском министерстве эта попытка не удалась; о том, как торпеду купили японцы
«просто затем, чтобы ее не было у русских» [9, с. 578]. Затем даже делается предположение:
«не подобная ли торпеда опрокинула «Петропавловск» и утопила экипаж его вместе с Макаровым» [9, с. 578], хотя достоверно известно (и этот факт никогда не оспаривался), что броненосец «Петропавловск» погиб на якорной мине заграждения и последующей детонации боезапаса.
Зачем Шукшину понадобилась подобная псевдодокументальность? Этот вопрос провоцируется в тексте самим писателем:
«Для чего же я сделал такую большую выписку про великого князя Алексея? Я и сам не знаю» [9, с. 583]. И здесь необходимо обратиться непосредственно к героям рассказа. Если великий князь генерал-адмирал Алексей Александрович Романов (1850-1908), родной брат императора Александра III, личность историческая, о которой еще при жизни сложились многочисленные легенды и анекдоты вроде
«Жизнь Алексея занимали верткие дамы и неповоротливые броненосцы» [15, с. 63], то прототип дяди Емельяна установить не удалось. По свидетельству Всероссийской сельскохозяйственной переписи 1917 года [17], в с. Сростки в указанное время проживали только два человека с именем «Емельян», но все они по разным причинам не могли быть героями рассказа. Вместе с тем, в переписи содержатся имена других героев-прототипов писателя, например:
Емельянов Ермолай Григорьевич, 1887 г.р. [18](рассказ «Дядя Ермолай») или
Отпущенников Алексей, 1903 г.р.[19] (рассказ «Леся»). Не подтвердились и другие сведения о дяде Емельяне и его семье, которые приводятся автором [20]. Есть все основания считать дядю Емельяна
вымышленным персонажем. Рассказ, таким образом, строится на своеобразной асимметрии: первая часть произведения есть вымышленная история о реальном лице, вторая часть - реалистическая история о лице вымышленном.
Автор-рассказчик утверждает, что его герои – совершенно чужие друг другу люди.
«А что если бы они где-нибудь ТАМ – встретились бы? Ведь ТАМ небось ни эполетов, ни драгоценностей нету. И дворцов тоже, и любовниц, ничего: встретились две русские души. Ведь и ТАМ им не о чем было бы поговорить, вот штука-то» [9 с. 583]. Но так ли это? Так ли не о чем было бы поговорить двум героям? Ложная документальность первой части рассказа позволяет подвергнуть сомнению и данное утверждение автора.
По сути, «Чужие» – это история взаимоотношений двух героев с женщинами. В первой части рассказа жизнь и деятельность великого князя показаны на фоне его любовных отношений с французской танцовщицей Мокур, княгиней З.Д. Лейхтенбергской и с балериной - француженкой Балетта. История дяди Емельяна – история о его любви к «вдовухе» из Нуймы, с которой его разлучила война и о его жене, «бабке Омельянихе». Оба героя - и генерал-адмирал Алексей, и дядя Емельян - совершали из-за женщин роковые, ненормативные поступки. Алексей
«вечно нуждаясь в деньгах на игру и женщин <…> бессовестно грабил казну» [9, с. 577]. Емельян, после того как нуйминские мужики из мести за его связь с вдовухой отвязали плоты сплавного леса, сначала один вступает в драку с толпой нуйминцев, а затем совершает невообразимую погоню за плотами:
«От Нуймы до Быстрого Исхода без передыху гнал – верст пятнадцать» [9, с. 581]. Кроме того, женщинам героев придаются колдовские черты. Жена дяди Емельяна с помощью колдовства заставляет вора вернуть украденный на свадьбе пиджак Емельяна. В отношениях великого князя Алексея с фаворитками присутствует мотив некоего воздействия на него, управления генералом-адмиралом:
«одна из них, по фамилии Мокур, совсем его замотала» [9, с. 582], Алексеем
«вертела, как пешкою Балетта» [9, с. 578]. Именно здесь, в отношениях с женщинами, обнаруживается общность этих, на первый взгляд разных, людей. Разделенные в рамках «большой» истории социально, классово, они оказываются близки друг другу по-человечески. История «сельского жителя» становится в один ряд с историей «знатного» государственного деятеля.
Теперь возможно объяснить обращение В.М. Шукшина к псевдодокументальности в рассказе. Используя подобный прием, писатель подвергает сомнению марксистское истолкование хода исторического процесса, в основе которого лежат социальные противоречия между классами. У Шукшина же исторические факты определяются во многом причинами личными, психологическими и, зачастую, случайными. Именно такой подход мы встречаем и в рассказе «Экзамен», где пленение князя Игоря сопоставляется с эпизодом из жизни студента-заочника, во время войны бывшего в плену у немцев. Подобный личностный взгляд на историю присутствует в рассказах «Миль пардон, мадам!», «Стенька Разин», романах «Любавины» и «Я пришел дать вам волю». Шукшин всегда старается представить исторического героя, очищенного от социальных штампов и легенд: «надо по возможности суметь «отнять» у него прекрасные легенды и оставить человека» [14, с. 472].
Исторические реалии русско-японской войны, безусловно, не занимают центрального положения в творчестве Шукшина, однако, можно констатировать сознательное обращение В.М. Шукшина к фактам войны 1904-05 гг., которые выполняют определенные художественные задачи в текстах писателя.
Литература
1) Письмо директора ВММЗ В.М. Шукшина Л.А. Чудновой к автору от 24 января 2006 г.
ЦХАФ АК Ф. 233. Оп. 1а. Д. 574. Л. 9, 141.
2) Петренко В. Голос минувшего, эхо грядущего / В. Петренко//Алтайская правда. 1989. 21 июня.
3) Шукшин В.М. Любавины: Роман. Сельские жители: Ранние рассказы / составление и комментарии В.Горна. – Барнаул: Алт. кн. изд-во, 1987. 464 с.
4) Степанов В. Новые песни-частушки (по поводу войны) /В. Степанов // Этнографическое обозрение. 1904. №3. С. 69-70.
5) Воробьева И.А. Словарь диалектизмов в произведениях В.М. Шукшина: справочное издание/ И.А. Воробьева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2002. 110 с.
6) Шукшин В.М. Любавины: роман. Книга вторая. Рассказы /составление и комментарии В. Горна. – Барнаул: Алт. кн. изд-во, 1988. 384 с.
7) Шукшин В.М. Солнечные кольца / В.М. Шукшин //Советская Россия, 1989, 12 июля.
Шукшин В.М. Рассказы./ составление и комментарии В. Горна. - Барнаул: Алт. кн. изд-во, 1989. 592 с.
9) Ничипоров И.Б. В. Шукшин и В. Высоцкий: параллели художественных миров / И.Б. Ничипоров// Шукшинские чтения: сборник материалов музейной научно-практической конференции. 1-4 октября 2003 г. – Барнаул: ГИПП «Алтай», 2004. С. 32-49.
10) Куланов А. Налетели ветры злые, да с восточной стороны /А. Куланов// Родина. 2005. № 11. С. 76-78.
11) Куляпин А.И. Творчество В.М. Шукшина: от мимезиса к семиозису: учебное пособие/ А.И. Куляпин. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2005. 140 с.
13) Руднев В.Ф. Бой «Варяга» у Чемульпо/ В.Ф. Руднев// Русская старина. 1907. № 2. С. 321-343.
14) Шукшин В.М. Я пришел дать вам волю: Роман. Публицистика/ общая подготовка и послесловие В.Горна. Комментарии Л.Аннинского и Л. Федосеевой-Шукшиной. – Барнаул: Алт. кн. изд-во, 1991. 506 с.
15) Широкорад А.Б. Падение Порт-Артура/ А.Б. Широкорад. - Москва: ООО «Изд-во АСТ», 2003. 506 с.
16) Кутейников Н.И. Из боевого опыта корабельного инженера под Порт-Артуром /Н.И. Кутейников. – Спб, 1905. 160 с.
17) ЦХАФ АК Ф.233. Оп 1а. Д. 572-574.
18) ЦХАФ АК Ф.233. Оп 1а. Д. 572. Л. 127.
19) ЦХАФ АК Ф.233. Оп 1а. Д. 573. Л. 18.
20) Письмо директора ВММЗ В.М. Шукшина Л.А. Чудновой к автору от 20 февраля 2006 г.
(Опубликовано в сб: Алтайский текст в русской культуре: Материалы третьей региональной научно-практической конференции. - Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2006. - С. 55-64)
