Автор - полковник полиции Игорь ПОТЁМКИН
О ЗНАЧИМОСТИ ВЯЗЕМСКОГО СРАЖЕНИЯ 22 ОКТЯБРЯ 1812 ГОДА; РОЛЬ ГЕНЕРАЛА МИЛОРАДОВИЧА И АТАМАНА ПЛАТОВА
Вяземский бой 22 октября по своему масштабу и последствиям смело можно называть сражением и ставить в один ряд со сражениями за Малоярославец и под Красным. Хотя в историографии ему уделялось относительно скромное значение. Похоже, в силу того, что Главнокомандующий нашими войсками фельдмаршал Кутузов не решился дать генеральное сражение для полного разгрома наполеоновской армии под Вязьмой, хотя возможность перекрыть отход основных сил западнее Вязьмы была. В XIX веке историки разделились во мнениях по действиям главнокомандующего вокруг этого сражения. Одни, такие как военный историк генерал-майор Богданович, упрекали Кутузова в медлительности и нерешительности с ударом в тыл и по флангам французских войск, пренебрегая верною победою над основными силами французской армии. Его последователи, с такой же позицией есть и сегодня. Другие прославляли мудрость полководца, говоря, что он специально не бросил под Вязьму основные силы, дабы сохранить их целостность и боеспособность: французы были ещё очень сильны и сражались бы отчаянно. Но были и такие исследователи, как военный историк генерал-лейтенант Михайловский-Данилевский, который в своём «Описании Отечественной войны 1812 года» в 1839-1840 годах за главный фактор обосновывал тезис, что «причина неприбытия главной армии к Вяземскому сражению зависела не от Кутузова», опираясь на донесение самого Главнокомандующего государю Александру I. На самом деле в этом донесении от 25 октября (по старому стилю) за № 464 Кутузов пишет: «Главная армия боковою дорогою направилась к Вязьме. Случилось, что я более трёх дней не мог получить от авангарда сведения, потому, что бегущий неприятель рассыпался по сторонам дороги, а также пришло ложное известие, будто Милорадович, после сражения с неприятелем, не доходя до Вязьмы, должен был отступить. Сии обстоятельства остановили меня на 8 часов, и армия не могла приблизиться к Вязьме; сделав в тот день 40 вёрст марша, она прибыла не ранее, как за полночь, а могли поспеть только 40 эскадронов кирасиров, с конною артиллерию, под командою Уварова. Вот причины, которые препятствовали нанести неприятелю чувствительнейший удар при Вязьме…». Кутузов остановился в селе Дуброво (Дубровна), что всего в 27 верстах юго-восточнее Вязьмы, 21 октября. Как раз в этот день Наполеон покинул Вязьму со своей гвардией. Известно также, что упомянутые сорок вёрст марша пролегли южнее Вязьмы с целью быстрее выйти на дорогу, ведущую на Ельню. А днём 22 октября главная квартира армии с Главнокомандующим Кутузовым находилась в 8 верстах от Вязьмы, в деревне Быково, где он и провёл три дня. Об этом упоминает и генерал Ермолов – очевидец событий. Казалось бы: один бросок — сражение в самом городе началось в 15 часов пополудни, и основные силы тоже бы успели. Ермолов в своих «Записках в Отечественную войну 1812 года» сообщает, что послал записку Главнокомандующему с убедительной просьбой прийти с армией к Вязьме к 22 октября. «От имени фельдмаршала получил я письмо полковника Толя, в котором чувствительно было негодование за настойчивость моих представлений, - пишет он, - и что князь конечно предупредил бы сам таковым распоряжением, если бы чаще извещаем был о действиях авангарда, и сообщил, что армия прибудет 21-го числа октября в окрестности города Вязьмы». Как мы знаем, основные силы армии, в конце концов, не прибыли к Вязьме ни 21-го, ни 22-го, а двинулись параллельным путём южнее в направлении Ельни.
Всё так. Но Кутузов это писал уже после блестяще одержанной победы силами авангарда генерала Милорадовича и отрядом атамана Платова, после которой армия Наполеона уже бежала, но ещё существовала. Главнокомандующий говорил о частном факторе, который в большой степени повлиял на итоги сражении. А что же о стратегическом понимании создавшегося положения Кутузовым? Надо сказать, что у ряда исследователей зачастую смешиваются понимание этого сражения как оперативной задачи с целью нанесения максимального урона противостоящим силам противника, скорейшего освобождения города и возможностью навязать Наполеону под Вязьмой генеральное сражение как стратегическую цель полного поражения армии неприятеля. У фельдмаршала Кутузова не было намерения о генеральном сражении под Вязьмой как раз из соображений о том, что неприятель ещё очень силён, будет отчаянно сопротивляться и будут большие потери наших войск. Очень точно об этом писал историк Бутурлин вскоре после войны, в 1824 году в своём объёмистом труде «История нашествия императора Наполеона на Россию»: «Может быть станут укорять Князя Кутузова, что он не поспешил движением Главной армии, дабы предупредить неприятеля в Вязьме, преградить ему путь к отступлению, и тем принудить его к решительному сражению, для восстановления потерянного сообщения своего со Смоленском. Неоспоримо, что в сем сражении все виды к успеху находились бы на стороне россиян; ибо даже и в ином случае, если бы победа склонилась в пользу неприятеля, россияне имели свободное отступление на Юхнов, между тем как за поражением французов неминуемо последовала бы конечная гибель их армии, которая будучи отрезана от всех сообщений своих, нашлась бы в ужасной необходимости или положить ружьё, или спасаться бегством, рассыпавшись в разные стороны. Но мудрый Полководец Российский справедливо рассудил, что если принудить неприятеля искать спасения своего в сражении, то отчаяние придаст ему новые силы, и вместе с превосходством числа, на его стороне бывшем, может ещё утвердить за ним успех сражения, или по крайней мере принудить Россиян весьма дорого заплатить за победу...» (выделено мной — Авт.) Говоря о «решительном сражении», Бутурлин как раз имел в виду сражение генеральное.
Но есть ещё один важный фактор, повлиявший на решение Главнокомандующего: быстрее занять дорогу на Ельню, параллельную старой Смоленской и пролегавшую южнее. Для того, чтобы не дать возможности на неё свернуть наполеоновским войскам и проследовать главными силами через Ельню и Мстиславль к Могилёву. Кутузов действовал сообразно своей логике, данным глубинной разведки, учитывая все факторы. Например, ещё до Вязьмы Главнокомандующий обладал информацией и опасался, что Наполеон соединится с 9-м корпусом маршала Виктора, в котором 35000 свежих войск, продвигавшегося к Орше, и для него важнее было воспрепятствовать этому. Вменить делиться своими опасениями и стратегическими замыслами со своими подчинёнными любого Главнокомандующего заставить невозможно. А вот понять замысел и поступки полководца — задача новой дисциплины: военно-исторической антропологии, призванной добросовестно потрудиться на военно-историческую науку.
Вернёмся к оппонентам Кутузова по Вяземскому сражению. Его участник генерал Ермолов в своих «Записках...» рассуждает: «Если бы стоявшая вблизи армия присоединилась к авангарду, на первой позиции был бы опрокинут неприятель; оставалось большое пространство для преследования; могли быть части войск совершенно уничтоженные, и гораздо прежде вечера город в руках наших». Модест Богданович тоже очень досадовал, что Кутузов не предпринял под Вязьмой генерального сражения из-за излишнего опасения, как это бы сделал Наполеон, который «дал бы под Вязьмой генеральное сражение, и судя по относительной силе сторон, одержал бы решительную победу». Можно смело предположить, что он знал негодования государя. Бутурлин же отстаивает: «Осторожность, в сем случае оказанная князем Кутузовым, достойна тем большей похвалы, что тогдашние поступки его сколь ни сообразны были с истинными выгодами отечества, однако ж произвели всеобщее неудовольствие даже в собственной его армии, которая пылая благородным рвением сразиться с неприятелем, не без прискорбия видела, что упущен был случай нанести ему сколь блистательный, столько же и решительный удар». Всё это напоминает решение Кутузова оставить Москву с целью сохранить армию и негативную реакцию многих генералов на это решение, только теперь с другим вектором.
Полярные взгляды на действия и решения Главнокомандующего, в данном случае под Вязьмой, мы наблюдаем и сегодня: нынешние измышления некоего Троицкого в книге «Михаил Илларионович Кутузов. Факты. Версии. Мифы» продолжают «традицию» нападков на Главнокомандующего: «У Вязьмы и Красного Кутузов не сумел отрезать и уничтожить, как предполагалось, хотя бы один неприятельский корпус...» Кем предполагалось это у Вязьмы? Кутузов такие приказы главным силам армии не отдавал. Другое дело, если бы это посчастливилось сделать авангарду Милорадовича. Ещё один современный исследователь вторит: «И всё же… если бы основные силы русской армии из района д. Быково вовремя двинулись в район, скажем, с. Юренево на Старой Смоленской дороге, и главнокомандующий поставил как распорки несколько дивизий в направлении на Семлёво, а основную часть войск повернул на северо-восток к Вязьме, то был бы «Вяземский котёл», который переварил бы всех неприятелей». Несколько наивная оценка обстановки, продолжающая риторику XIX века. Даже тот же Богданович в середине позапрошлого века, критически выстраивая свои предположения, тут же признаёт, что ослабление противника «обнаружилось не прежде, как в деле под Вязьмою».
Кутузову приходилось лавировать в докладах царю, но поступательно претворять в жизнь свои решения. Совершенно очевидно, что накануне Вяземского сражения наш Главнокомандующий не хотел излишне рисковать, не имея полную картину, данных разведки и авангарда о противнике, но, хорошо зная географические особенности местности, и о том, что численное преимущество врага стремительно тает каждый день и без сражений. И провиант нашим войскам легче доставить, хотя тоже бедствовали. И холод легче переносили. И моральное состояние в преследовании противника было неизмеримо выше, чем у неприятеля. Да и неужели опытный полководец не производил рекогносцировку на местности, исходя из полученных разведданных? Болота, протянувшиеся южнее Вязьмы и старой Смоленской дороги почти на 30 километров, не позволяли для широкомасштабных боевых действий, ограничивали маневр.
Наполеон же после Малоярославца сам уже не стремился ни к каким генеральным сражениям, но в случае успешного отражения атак русских войск в Вязьме и планомерном после этого отходе своей колонны, император помышлял ещё о контрударе. Михайловский-Данилевский писал, что Наполеон «в день Вяземского сражения, поутру, выступил из Семлёва в Славково, по дороге в Дорогобуж, и там получил донесение о возгорающемся под Вязьмою сражении. Заключая, что Князь Кутузов со всеми силами производит сие нападение, решился он стать скрытно между Дорогобужем и Славковым в засаде, лично им избранной, намереваясь сторожить в ней приближение нашей армии. Предполагая, что Князь Кутузов будет преследовать из Вязьмы французские корпуса, Наполеон хотел выждать его в засаде и ударить на него нечаянно. С сею целью была составлена и подписана Маршалом Бертье диспозиция. Она оканчивалась словами, ясно изображавшими негодование Наполеона на маршалов за поражение их под Вязьмою. «Как могло статься, что не взяли в плен «неприятельского корпуса, отважившегося отрезать сообщение нашим войскам? (Это, похоже, 4-й кавалерийский корпус генерала Васильчикова, которому Милорадович поставил задачу ударить по центру колонны французских войск и отрезать части корпуса маршала Даву — Авт.) ...Узнав истинное положение дел, Наполеон убедился в бесполезности искать сражения, отменил намерения ожидать Князя Кутузова в Славков, приказал не рассылать диспозиции, и выступил 24 октября из Славкова в Дорогобуж, велев идти за собою прочим корпусам, как можно скорее» (выделено мной — Авт.) Кстати, об этом же пишет известный французский историк Шамбре, подтверждая, что у Наполеона были намерения устроить такую большую засаду для одновременного нападения всеми силами на преследовавшие его войска. Но это было возможно, если бы 37 - 40 - тысячное его войско действовало под Вязьмой более успешно, отражая наши атаки и более продолжительное время удерживая город. Впоследствии Наполеон отказался от своего намерения, пишет Шамбре, убедясь в том, что оно не представляло никакого вероятного успеха. Значит, если Кутузов осторожничал, не допускал излишние риски, не собираясь губить свои войска ещё в одном генеральном сражении, то Наполеон просто заблуждался относительно состояния и боеспособности своих войск. Очень характерен доклад маршала Нея Наполеону на следующий день после сражения, 23 октября. Описывая случившееся поражение, Ней пишет: «Мы могли ожидать благоприятнейших последствий, если бы распоряжения наши были лучше. Всего прискорбнее, что мои войска были свидетелями расстройства корпуса Даву: такие вредные примеры пагубны для солдат».
Итак, получив недостоверную информацию о положении авангарда, Главнокомандующий вовремя не узнал, что 21 октября вечером командовавший авангардом русской армии генерал Михаил Милорадович принял решение: совместно с отрядом атамана Матвея Платова атаковать неприятеля с раннего утра 22-го октября в районе населённого пункта Фёдоровское, что в 12 верстах от Вязьмы, несмотря на гораздо меньшие по численности силы, чем у французов. Об этом он и доносил Главнокомандующему, неприминув подчеркнуть при этом, что войска неприятеля в полном разброде, очевидно опасаясь осторожности Кутузова, ибо в конце написал: «Уверяю Вашу Светлость, что нам не предстоит опасности». Не думаю, что при безумной храбрости у Милорадовича были шапкозакидательские настроения. Он тонко почувствовал ситуацию, что останавливаться в ожидании основных сил нельзя — это позволит французам закрепиться если не на подходах к Вязьме, то в самом городе. А то, что неприятель ещё очень силён, показало предыдущее сражение под Малоярославцем десять дней назад, когда город более восьми раз переходил из рук в руки и, в конце концов, остался за французами, что позволило Наполеону отослать во Францию победную реляцию. Никакой победы там, конечно, не было. Наши войска отошли, встали вокруг города с трёх сторон, что не позволило Наполеону осуществить задуманное — пойти на Калугу, а пришлось отступать, как известно, по разорённой старой Смоленской дороге. Но и нашей полноценной победы тоже не было. Это случится только в ходе Вяземского сражения. Рисунок боя в этом сражении был иным, чем при Малоярославце. Французы уже не только не смогли хоть раз выбить наши войска из города, но и удержать Вязьму хотя бы на ночь, чтобы перевести дух и без значительных потерь вывести войска из города. Этого у них не получилось: пришлось отдыхать в ближайшем лесу, и то накоротке, ибо впервые как раз ударил восемнадцатиградусный мороз, который, конечно же, был на руку только нашим войскам. Интересно об этом пишет в «Офицерских записках» в 1838 году очевидец сражения князь Николай Голицын: «Сражение под Вязьмой происходило 22 октября, в прекрасную тёплую погоду при ярком солнце. Мы даже досадовали, что такое благоприятное время дозволит Наполеону уйти от Русских морозов. Но в ночи того же самого числа вдруг показывается снег, подымается сильная метель, и мороз в 18-ть градусов внезапно, как будто волшебным образом, появившийся установляет жестокую зиму, которая, к несчастью французской армии, после того не прекращалась». Наверно, для того, чтобы окончательно не замёрзнуть, французским солдатам в два часа ночи была дана команда выдвигаться дальше, на Семлёво.
Опять же в современной статье «Реалии Вяземского сражения 22 октября 1812 года» один исследователь пишет, опираясь на авторитет академика Тарле: «Французы решили оборонять город во что бы ни стало, но... только до тех пор, пока не пройдут обозы и войска. И с этой задачей французская армия справилась...» Так справилась, что сам Наполеон сильно негодовал по этому поводу. Да 4000 убитых и раненых и 3000 пленных. 7000 – это большие потери за один день.
Ещё одно существенное отличие: Вяземское сражение завязалось с утра 22-го ещё до города, и тяжёлый бой в селении Фёдоровском, который дали войска атамана Платова, закончившийся нашей промежуточной победой, и удар конницы генерала Васильчикова по приказу Милорадовича в середину колонны отступающих французских войск стали поэтому не только прологом, а самым что ни на есть началом. Сейчас в Фёдоровском стоит памятный знак, напоминающий о боевых делах давно минувших дней. Отступающих французов, так и не дав им оторваться, преследовали с боями до самой Вязьмы, где сражение разгорелось с новой силой. Всё это в короткий временной промежуток утра 22 октября.
Итак, для понимания успеха наших войск в Вяземском сражении и роли генерала Милорадовича и атамана Платова, приведём состав и количество участвующих с обеих сторон сил. Наиболее точные данные, сопоставленные из разных источников, детализировано приводят несколько источников. С нашей стороны: авангард генерала Милорадовича в составе 2-го и 4-го пехотных корпусов в общем количестве 30 батальонов и 4 артиллерийских рот; 2-го и 4-го кавалерийских корпусов в количестве по 24 эскадрона в каждом корпусе общей численностью кавалерии 3500 человек. В сражении при Вязьме в авангарде находился и отряд Карпова 2-го, про который почему-то редко вспоминают. А в этот отряд входили полки его имени, Грекова 3-го, Грекова 21-го, Кошкина, Попова 3-го, Чернозубова 5-го, Слюсарева 1-го, прибывшего от Платова. Итого у Милорадовича: около 18000 человек. Кроме авангарда Милорадовича в сражении принимал участие отряд атамана Платова в количестве семнадцати казачьих, ополченческих и Симферопольского конно-татарского полков (по реконструкции современного исследователя участия донских казаков в войне 1812 года А. И. Сапожникова), а также подчинённая ему 26-я пехотная дивизия генерала Паскевича численностью 4000 человек. (Дивизия Паскевича была переданы накануне Милорадовичем по приказу Главнокомандующего атаману Платову). Всего с нашей стороны участвовало около 25000 человек, без учёта партизан. Штурмовали город и партизаны отрядов Сеславина и Фигнера. По разным оценкам, общая численность которых варьируется около 1500 человек. А присланные как подкрепление от Кутузова и единственные кто успевал прибыть вовремя – это отряд под командованием генерала Уварова численностью в 40 эскадронов (2000 человек): кирасирские полки, лейб-гвардии Уланский и Тульский казачий полки (по рапорту Уварова Кутузову от 22 октября), участия в сражении так и не принял в силу неудачного расположения. Болотистые берега речки Улицы не позволили тяжёлой кавалерии - кирасирам её преодолеть, и всё ограничилось поддержкой общего наступления на город огнём своей конной артиллерии, хотя и это было существенно. Крапивенский мост на речке Улице по приказу маршала Нея был сожжён, а наведён другой — на реке Вязьме близ деревни Плетниковки (ныне район Вязьмы), по которому и отступили части корпуса Нея. Если бы отряд Уварова принял непосредственное участие в сражении, успех был бы сокрушительным. Но в своих «Записках…» генерал Ермолов странно как-то пишет: «Командующий генерал-адъютант Уваров благоразумно избегал бесполезной потери в лучших полках армии: кавалергардском и конной гвардии». Как это понимать? Когда кровью истекающие передовые полки 11-й дивизии генерала Чоглокова, 26-й дивизии генерала Паскевича и кавалерийские полки атамана Платова отчаянно сражаются, генерал Уваров «благоразумно избегает бесполезной потери» своих лучших частей. Зачем же тогда было прибывать на помощь? Да, кирасиры не предназначены, в отличие от егерей, штурмовать города, но можно было найти им достойное применение в этой мясорубке. Да и кроме кирасир у генерала Уварова были лёгкие и подвижные уланы и казаки. Почему бы им не поставить задачу? Конечно, остаётся ещё один вопрос: а почему для отряда Уварова выбралось такое неудачное расположение в столь ответственный момент, в отличие от партизан Сеславина и Фигнера? Заболотистую местность можно было как-то обойти и не обязательно врезаться в самое пекло на городских улицах! На то она и конница, чтобы совершать маневры.
Представляется, что одной из главных причин можно назвать отсутствие единого руководства нашими войсками в Вяземском сражении. Ни Платов, ни прибывший Уваров не подчинялись Милорадовичу. Единой ударной группировки под единым командованием создано не было. Да и для этого нужна была санкция Главнокомандующего, оперативной связи с которым накануне не было. Полномочий начальника Главного штаба 1-й Западной армии генерала Ермолова, присутствовавшего в авангарде, для этого не хватало. Да и на время Вяземского сражения Ермолов оказался у атамана Платова, (неясны мотивы этого перемещения), который поручил Ермолову распоряжение всеми регулярными войсками своего отряда, а это четыре пехотных, один егерский и два драгунских полка плюс две артиллерийские роты. Правда, 23-го октября генерал Ермолов опять был при авангарде.
Численность французских войск исчисляется в 37 тысяч человек. У историка сенатора Бутурлина приводится цифра французской армии в 40000 человек. Такой же цифрой оперирует и Клаузевиц. Непонятно как считать отряд Эверса численностью в 4000 человек, базировавшийся в Вязьме и Вестфальский полк, присоединившийся к войскам после отступления из Гжатска. В любом случае численность французов превышала наши войска более чем на треть. И это в наступлении не сулило ничего хорошего. Недаром Милорадович опасался, что осторожный Кутузов разрешения на наступление авангарда при таком раскладе мог не дать до подхода основных сил. Войска французов были распределены в таком составе: 1-й корпус маршала Даву в числе 5-ти пехотных и 1-й кавалерийской дивизий (87 батальонов и 16 эскадронов); 4-й корпус вице-короля итальянского Евгения Богарне в числе 2-х пехотных дивизий, 2-х кавалерийских бригад и итальянской гвардии (39 батальонов и 36 эскадронов); 5-й корпус генерала Понятовского в числе 2-х пехотных дивизий количеством (28 батальонов); войска из корпуса маршала Нея в числе 1-й пехотной и 1-й кавалерийской дивизий (15 батальонов и 16 эскадронов). Итого: 169 батальонов и 68 эскадронов. По некоторым данным непосредственно в городе отражали наступление русских где-то около 27 тысяч.
Интересен такой факт: приведённые выше французские корпуса по выходу из Москвы имели 73 тысячи человек, в сражениях под Малоярославцем и Медынью потеряли не более 7 тысяч, а в Вяземском сражении участвовало, допустим, 37 тысяч. Значит, по ходу от Медыни они «потеряли» 29 тысяч человек в мелких стычках с казаками и партизанами, отставших от своих войск, разбредающихся в разные стороны в поисках пищи, деморализованных. Спорная цифра, но пища к размышлению. Сильным подспорьем французам было присоединение к войскам свежих частей из Вязьмы и Гжатска.
19 октября Наполеон, уже не верхом на лошади среди войск, а в карете, надев соболью шубу, тёплые сапоги и шапку, усиленным маршем прибыл в Вязьму, где ночевал две ночи. До сих пор сохранился двухэтажный дом, один их немногих, оставшихся после пожара, учинённым французами при отступлении из города, рядом с Иоанно-Предтеченским монастырём. (По воспоминаниям адъютанта Милорадовича Фёдора Глинки вечером 22-го, после сражения там уже останавливался на постой генерал Милорадович). Дав своей гвардии в Вязьме сутки 20-го на отдых, Наполеон продолжил 21 октября с ней марш в Семлёво, а маршалу Нею приказал по прибытию в Вязьму остановиться, пропустить прочие корпуса, и потом вместо маршала Даву составить арьергард армии. Но по пятам войск Даву шёл атаман Платов, не давая ему оторваться. А Милорадович продвигался параллельно южнее, своей кавалерией замышляя отрезать силы маршала Даву от остальной колонны, подходящей к Вязьме.
Милорадович был не только храбрым, но и опытнейшим командиром. Недаром Кутузов ставил его на самые ответственные участки. Он руководил аръергардом при отступлении, сменив атамана Платова. Он способствовал водворению порядка при отступлении из Москвы и вёл переговоры с маршалом Мюратом в ультимативной форме о спокойном, без боя, уходе наших войск из Москвы с артиллерией и обозами. Когда под Малоярославцем корпуса генералов Дохтурова и Раевского перекрыли путь французской армии на Калугу, Милорадович совершил столь стремительный марш к ним на помощь, что Кутузов назвал его "крылатым". Он был поставлен командовать авангардом в наступлении. С этого момента Милорадович нещадно преследовал неприятеля. Позднее Кутузов, признавая его одним из наиболее храбрых и энергичных русских военачальников, говорил генералу: «Ты ходишь скорее, чем летают ангелы». Милорадович давал свободу в действиях своих подчинённых командиров, но немедленно вмешивался, когда эти действия выходили за рамки его приказа. К мнению подчинённых неизменно прислушивался. Михайловский-Данилевский приводит такой факт, непосредственно касающийся Вяземского сражения: командир 2-го кавалерийского корпуса генерал Корф, хорошо знавший окрестные места в силу того, что до войны командовал дивизией, расквартированной в Вязьме и в окрестностях проводивший учения, и командир 4-го кавалерийского корпуса генерал Васильчиков предложили генералу Милорадовичу скрытно подвести кавалерию авангарда к удобному для атаки месту и с утра атаковать. Михаил Андреевич, внимательно выслушав, охотно согласился на предложение и приказал кавалерийским корпусам готовить атаку на утро, скрытно выдвинувшись просёлочными дорогами из Спасского (Спас-Телепнево, ныне Телепнево) через деревню Максимово (Максимково) на основной большак. С рассветом Милорадович отдал приказ полкам 4-го кавкорпуса Васильчикова атаковать в промежуток между корпусами Богарне и Даву, что они и сделали, окружив при этом по ходу бригаду генерала Нагеля. Перейдя дорогу, один из полков поставил пять конных батарей, а за ними под прикрытием расположились другие кавалерийские полки, ожидая, когда подтянется пехота. Стремительный бросок! «Сколь ни опасно было положение россиян, - пишет Бутурлин, - однако ж генерал-адъютант Васильчиков стоял твёрдо, дабы дать время подойти пехоте. Наконец, к 10 часам показался принц Евгений Виртембергский со своей 4-й дивизией, составлявшей голову пехотной колонны. Он тотчас бросился навстречу колоннам вице-короля Итальянского, уже подошедшим к самой подошве холма, на коем стояла батарея левого фланга, так что командир оной готовился уже увозить свои орудия; другие российские батальоны устремились против стрелков корпуса маршала Даву. Неприятель везде был опрокинут, и помянутая батарея удержала своё место». Маршал Даву оказался в отчаянном положении, на подходе была наша пехота. Спасло от полного разгрома маршала Даву то, что на помощь срочно вернулись из Вязьмы войска вице-короля итальянского Евгения Богарне и польского генерала Понятовского. Так начиналось сражение с рассвета 22 октября.
Шедший по пятам арьергарда французов Платов после начала атаки Милорадовичем вогнал этот самый арьергард в Фёдоровское, где разгорелся сильный бой. Совершенно выбитый «из колеи» повторными атаками войск Милорадовича и Платова, блистательный когда-то недавно Даву, даже после оказанной ему помощи, бросил обозы, сошёл с основной дороги и просёлками пробрался в тыл корпуса вице-короля, теряя по пути людей.
Не давая противнику отдышаться, вместе со своей подоспевшей пехотой Милорадович шёл по пятам неприятеля, при этом кавалерия, к которой присоединились партизаны Сеславина и Фигнера, обходила его фланги, угрожая отрезать и навязывая стычки. В полдень его войска соединились с войсками Платова, который добивал остатки арьергарда французов, возглавляемый Даву. К часу дня, наконец, близ хутора Рибепьера Милорадович и Платов атаковали французские войска основными силами, имея при себе 80 орудий. Французы, получив в подкрепление дивизию из Вязьмы из корпуса Нея, заняли позицию для обороны между хутором Рибепьера и сельцом Ржавец, пытаясь даже вытеснить из Ржавца войска нашей 23-й дивизии 4-го пехотного корпуса генерал-лейтенанта графа Остерман-Толстого – участника знаменитого совещания в Филях накануне Бородинской битвы. Но будучи встреченные картечью, с потерями отошли, а после мощной канонады и большого смятения от артиллерии не выдержали и отошли в сам город.
Рельеф Вязьмы своеобразен, город расположен на холмах. В центре города отчётливо видны три уровня. На самом верхнем заняли оборону французы, собираясь обороняться здесь упорно. Но сильный артиллерийский обстрел, включая конную артиллерию подоспевшей кавалерии Уварова, продолжавшийся более часа, не позволил им укрепиться. Генерал Милорадович за время канонады построил колонны для атаки и лично повёл их вперёд. Неприятель не выдержал и стал отступать вниз, частью войск мимо современной площади Ефремова на нижний уровень, где сейчас площадь Советская, а тогда Торговая. (Именно здесь запечатлён бой Перновского полка с французами на знаменитой картине художника Гессе). Плюс к этому партизаны Сеславина и Фигнера переправились через речку Улицу, которую французы считали непроходимой (её-то и не прошли конники Уварова), и атаковали на правом фланге.
Было уже три часа пополудни, когда все наши войска с трёх сторон втянулись в город. Первыми вошли егерские полки: 1-й и 33-й 11-й пехотной дивизии генерала Павла Чоглокова, 5-й и 42-й 26-й пехотной дивизии генерала Ивана Паскевича – будущего фельдмаршала. Часть французских войск, например, корпуса Нея предпочло покинуть город по старой Смоленской дороге. Другая часть засела в домах. Третья, из наиболее стойких, выстраивала оборонительные заслоны на улицах города. Собственно, это был арьергард основных сил французских войск. Одновременно продолжался исход войск, тылов, обозов, госпиталей из города по единственному мосту через реку Вязьму, где в городе начинается старая Смоленская дорога. По количеству сражающихся обе стороны в Вязьме были примерно равны. Но наши войска наступали. По законам войны наступающие должны обладать троекратным перевесом, чтобы иметь успех. Но его не было. Стало смеркаться. Все страшно устали. Нужен был перелом, чтобы не позволить французам остаться в городе на ночь. Наступил кульминационный момент сражения. И тут генерал Милорадович, минуя командира 4-го пехотного корпуса генерал-лейтенанта Остерман-Толстого, (скорее всего в силу оперативности – дело решала стремительность, дорога была каждая минута), приказывает напрямую командиру 11-й пехотной дивизии генерал-майору Чоглокову, наступающей с юго-востока, выбить противника из города. Павел Чоглоков, ученик фельдмаршала Репнина, как шеф Перновского полка, приказывает в свою очередь командиру лучшему полка дивизии майору Лачинову (за отличие в Вяземском сражении награждён чином полковника) с распущенными георгиевскими знамёнами, с музыкой и барабанным боем, как на параде, строем пойти в атаку навстречу тучам свинца, лично возглавив шеренги. Кексгольмскому пехотному полку Чоглоков приказал поддерживать атаку на этом направлении. Милорадович усилил острие наступления Белозерским пехотным полком 17-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Олсуфьева. Фактически, это была настоящая психическая атака, несмотря на то, что с барабанным боем и распущенными знамёнами ходить в атаку в те времена - принятая практика. Здесь же всё было на пределе солдатских возможностей: полдня атаковали, постоянно в движении и теперь, без всякого отдыха, в атаку. Бой разгорелся с новой силой, и продолжался до шести часов вечера, пока совсем не смерклось. Отчаянно-жёсткое сопротивление французов, подожжённый город не остановили наступательный порыв наших войск. Несмотря на потери, они шли вперёд и вступали в штыковой бой. И французы дрогнули. (В Вязьме стоит памятник Перновскому полку, личный состав которого сотворил настоящий подвиг). С другой стороны Вязьмы Милорадович сам вводил в город войска и бросал их на противника. И Милорадович, и Платов, и Чоглоков, и Паскевич знали, что сказать в самую ответственную минуту своим солдатам. Этот день ко всему праздновался российским православным народом как День почитания иконы Казанской божьей матери, явленной ещё при Иване Грозном русскому миру будущим патриархом Гермогеном в Казани. И сегодня (по новому стилю 4 ноября) эта дата - праздник государственный и православный.
Атаман Донских казаков Матвей Платов, наступающий своим отрядом с северо-востока, в пойме реки Вязьмы и со стороны Бельского большака, выдвинул вперёд 26-ю дивизию генерала Паскевича, егерские полки которой первыми вгрызлись в противника. Вот как вспоминает этот момент в своих «Записках…» генерал Ермолов: «В то же самое время и в ближайшую улицу из войск, порученных атаманом в мое распоряжение, генерал-майор Паскевич с 26-ю дивизиею штыками открыл себе путь по телам противоставшего неприятеля, и минуты не остановясь, перешел реку, преследуя бегущих до крайней черты города. Сам атаман Платов с правой оконечности нашей вступил в город и, перейдя реку, занял большую часть оного. …Неприятель, оставивши город, занял ближайшее к нему кладбище и на нем учредил батарею. На главной площади города стояла наша пехота, большое число казаков при атамане Платове и я вместе с ним». Руководимые опытным атаманом войска показывали примеры мужества и во время дерзких нападений на колонну отступающих войск французов, и во время боя в самом городе. В отличие от боя при Колоцком монастыре, когда неприятель побросал свои орудия, под Вязьмой каждое захваченное орудие бралось непосредственно в бою. В рапорте фельдмаршалу Кутузову от 23 октября атаман Матвей Платов отмечал: «Неприятеля побито множество, пленных же не собираем, а все раненые и захваченные в оной (в Вязьме) остаются по дороге с предоставлением участи их жителям. Я иду за ними с малым уже числом за раскомандированием от меня донских полков по повелениям и за взятием у меня всех егерей, кроме 300 человек 20-го егерского полка».
Противник из Вязьмы был выбит, ещё с час производил артобстрел и ночевал в лесу неподалёку от города, покуда стукнувший мороз не заставил французов в два часа ночи сняться и отступать дальше. Наступившая темень прекратила сражение, длившееся с восьми утра до шести вечера. А с утра Милорадович, дав костяку авангарда передышку в Вязьме, отправил вперёд отряд генерала Юрковского и казачий полк отряда Карпова 2-го. Командир 4-й пехотной дивизии принц Евгений Вюртембергский писал в воспоминаниях: «С нашей стороны, начиная от Вязьмы, преследование производилось одним только отрядом генерала Юрковского, состоящим из некоторого числа кавалерии, да из 1-го и 4-го егерского полков». Атаман Платов со своими поредевшими войсками (два полка вместо трёх, требуемых Кутузовым, были откомандированы в Главную армию) немедля ушёл из-под Вязьмы для дальнейшего преследования неприятеля. В арьергарде у французов теперь находились части корпуса Нея.
Наши потери в Вяземском сражении были несравнимо меньшими и составили 1800 человек. (В храме Христа Спасителя на одной из досок перечислены полки, участвующие в сражении и отличившиеся). Главнокомандующий фельдмаршал Кутузов отправил победную реляцию государю. Начиналась она так: «22-го числа по утру генерал Милорадович атаковал неприятеля у города Вязьмы…»
Значение Вяземского сражения
Вяземское сражение было первым после Малоярославца, где русская армия одержала убедительную победу, а французская - последний раз предпринимала попытки наступления. У Вязьмы впервые французы принуждены были вступить в бой для собственного спасения, а не только для войсковой обороны.
До Вязьмы было отступление, после сражения началось бегство французской армии. Здесь русские, начиняя от Главнокомандующего, который не хотел излишний раз рисковать, до последнего солдата - увидели воочию всю слабость и расстройство бывшей «великой армии».
До Вязьмы Наполеон ещё помышлял о серьёзном отпоре, контрударе и возможных ловушках для нашей армии, тем самым облегчив свой отход, сделав его планомерным, избавившись от постоянного преследования. После сражения отказался от этого.
Вяземское сражение возымело сильное действие на моральное состояние, дух обеих сторон. У французов – полная деморализация, раньше французская армия, хоть и ослабленная, имевшая многих отставших и дезертировавших, но всё же представлявшая грозную силу, показавшую себя под Малоярославцем. В этом Кутузов был прав. После Вяземского сражения это стала толпа обездоленных беглецов, стремившихся поскорей «убрать ноги». Только французская и итальянская гвардия сохраняла какой-то порядок. В русских войсках, наоборот, огромный подъём, несмотря на лишения и потери. Это сражение воодушевило уставшие войска на дальнейшие энергичные действия.
Вяземское сражение важно и в военно-политическом плане. С этой битвы начинается новый этап в войнах Александра I и Наполеона, благодаря тому, что первенство в ратном деле решительно утвердилось за русскими военачальниками. Сам вкус победы остался отныне до самого Парижа.
Роль генерала Милорадовича и атамана ПлатоваТолько решительные действия и неослабная хватка на протяжении всего сражения обеих военачальников позволили достичь успеха. Появление новых сил неприятеля, которые не дали окружить части корпуса маршала Даву перед самой Вязьмой и выказали упорное сопротивление, прибытие к месту сражения сразу четырёх титулованных французских военачальников, не поколебали в решительности генерала Милорадовича и атамана Платова, несмотря на большое численное преимущество французских войск.
Грамотное решение в кульминационный момент сражения, психическая атака подчинённых войск и личный пример питомца Суворова генерала Михаила Милорадовича на исходе дня не позволило французским войскам закрепиться в Вязьме на ночь. Все части и подразделения неприятеля были выдворены из города, сам город и посадские окрестности были освобождены, пожары немедля потушены, назначен комендант города. Милорадович фактически первый из русских генералов обнажил данность – полное расстройство французской армии. Кутузов боевой работой генерала Милорадовича остался очень доволен, о чём и донёс императору.
Атаман Матвей Платов закрепил за собой репутацию опытного, грамотного и решительного военачальника, умеющего в ответственный момент принимать верные решения и взаимодействовать с регулярными войсками. Если после Бородинского сражения Кутузов высказался о том, что ожидал от действий казаков Платова и кирасир Уварова большего и не представил к награде атамана, то в Вяземском сражении действиями авторитетнейшего в войсках атамана Платова Главнокомандующий мог быть полностью доволен.
