VII-Несокрушимая и легендарная > 311-я сд
Золотарёева (Дранкова) Елизавета Александровна. Фронтовой дневник
(1/1)
Кац Владислав Иосифович:
Фронтовой дневник Золотарёевой (Дранковой) Елизаветы Александровны. См. Википедия 311-я стрелковая дивизия, 1 ссылка.
Дневник опубликован в Живом журнале:
- Война началась внезапным вероломным нападением гитлеровской Германии на Советский Союз. К войне мы готовились. В Перми, где я училась, после окончания института в 1940 г., а потом в 1941 г. в аспирантуре при мединституте, можно было видеть, как часто, в эту весну 41 года, шли допризывники всех возрастов. 22 июня 1941 года с утра солнечный, теплый уральский день, я рано ушла в библиотеку мединститута, где готовилась к сдаче последнего в году экзамена – кандидатский минимум по основам марксизма-ленинизма, философии и политэкономии. Но в 11 часов все были встревожены, по радио выступал Молотов В.М. об объявлении войны с Германией. Последние его слова были: «Враг будет разбит, победа будет за нами!». Жила я в это время в общежитии студентов, по ул. Коммунистической, в центре города, рядом с главным корпусом мединститута. На кафедре никто ничего не знал, все было неопределенно, никто нами не занимался, учиться больше не хотелось. Но вот стали появляться врачи с нашего курса (врачи выпуска 1940 года) мобилизованные с районов и городов области, кто в госпиталя, а кто на фронт. Через две недели мы увидели врача с нашего курса, которая бежала с самой границы с Прибалтики, где жила с мужем. Она рассказала обо всех ужасах начала войны.
В начале июля, я пошла в Сталинский райвоенкомат и просила меня мобилизовать в действующую армию, обещали вызвать. Но, не дождавшись, я 18 июля вновь пошла в военкомат и тогда уже добилась, мне дали розовую мобилизационную карточку. Я должна была вечером отбыть в город Киров, в 240 медсанбат 311 стрелковой дивизии, которая в это время была на формировании, причем всего 20 дней. Директор мединститута Петр Петрович Сумбаев, меня хорошо знал, дважды давал рекомендацию и в кандидаты, и в члены КПСС (я член партии с апреля 1941 года), посоветовал мне задержаться на один день, и сдать последний экзамен 19 июля, утром. Комиссия была из трех человек: директор, зам по научной части проф. Гаврилов, и зав. кафедрой Основ Марксмзма-Ленинизма – отвечала на вопросы хорошо, после поздравили меня с окончанием первого года аспирантуры, и пожелали успеха на войне. Провожала меня на вокзале Зоя Александровна Назарова (ассистент кафедры фармакологии, с которой я жила в одной комнате, в общежитии), я с ней тепло простилась, т.к. она много для меня хорошего сделала. Готовила меня в аспирантуру, материально помогала, дарила книги, покупая их, относилась ко мне по-дружески, прививая навыки к экспериментальной науке. Я написала домой, родителям в город Кушву, о своём отъезде, и что бы приехали и увезли мои вещи. Позднее приехала в Пермь мама, на деньги, высланные мной, она сумела купить отрезы на пальто, платье, каракулевый воротник и т.д. все это мне пригодилось после войны.
В вагоне в город Киров встретила много врачей, командиров, все мобилизованные Уральского военного округа, ехали на формирование 311 стрелковой дивизии. Я была назначена командиром госпитального взвода, т.е. по существу это терапевтическое отделение для больных, легко раненых, а позднее и для тяжело раненых, которых нельзя было эвакуировать сразу после операций. В городе Кирове, медсанбат формировался в школе, организовывали учебу с личным составом, обмундировывались, я сшила себе «гвардейскую» шинель и сапожки, а гимнастерку по себе подогнать не успела, из большого ворота, выглядывала тонкая шея, а на голове пилотка с красной звездочкой. Купила теплые вещи, шоколад, книги взяла медицинские (в это время в магазинах еще все было, и не по карточкам), и весь вещевой мешок потеряла в первые же три дня на фронте. Дивизия формировалась всего лишь 20 дней, мы командиры, плохо еще знали друг друга, да и своих подчиненных тоже. Мой госпитальный взвод состоял из: командира – это я, еще должен быть ординатор – его не было, 5 медсестер: старшая Нина Рябушева, медсестры – Атепалихина Юля, Бабина, Костина Зина, Яковлева Нина. Все они были из г. Кирова. Санитаров вначале было 5: старший Галкин, Кирсанов, Алферов, Галкин-младший и Ильиных. С приездом на фронт мед. сестру Костину Зину откомандировали в госпиталь, рано по беременности уехала в тыл Бабина и все 2 года пришлось работать с З медсестрами и 3 санитарами. На фронт ехали в эшелоне с 14 по 18 августа, вагоны были теплушки и 2 пассажирских для личного состава медсанбата. Разгружались 19 августа на станции Бабино Ленинградской области.
«Боевое крещение», бомбёжку, впервые мы познали 18 августа 1941 г., у станции Гряды, когда два немецких бомбардировщика бомбили эшелон. А дело было так: эшелон был остановлен у семафора, утро было солнечное, 10 часов, всем хотелось подышать свежим воздухом, и потому все высыпали из вагонов. Вдруг справа в небе появились две точки, которые к нам приближались. Многие не верили, что самолеты немецкие, говорили: «Наши!», а многие, особенно санитары, уходили под откос, в ельник, подальше от эшелона. Я помедлила, и все же решила не рисковать, под откос спустилась кубарем, т.к. запнулась об семафорную проволоку и добежала до канавы и куста. И в это время спикировали два самолета, и сбросили по 2 -3 бомбы, при этом строчили из пулеметов по людям, находящимся у вагонов. Самолеты шли по заданию, второй заход не делали, на наше счастье. После минутной тишины, вдруг все кругом закричало, заревело, застонало. Тут мы и похоронили 8 человек и 7 были тяжело ранены. Один майор из 4 отдела дивизии, на груди которого был орден Красного Знамени за финскую компанию, был ранен в грудь. Так приняли мы первое боевое крещение. Мы плохо были подготовлены к защите от бомбежек, я, например, спрятала голову в куст, хотя рядом была канава. Наверное, это человек от страха теряется, это ведь неправда, когда говорят что на войне не страшно! Дальше эшелон шел медленно, проехали станцию Гряды, и часа через 2, вдруг наш эшелон потряс взрыв железнодорожного пути. Два вагона в середине эшелона были разрушены, пострадали лошади, находящиеся в них. Это уже были действия, шпионов – диверсантов. Эшелон наш был разделен на две части, мы с вещевыми мешками перешли в паровозную часть, и доехали до станции Бабино.
Ночь провели в лесу, а утром разгрузились. 19 августа, мы на машинах переехали в лес, западнее Чудово (город на Октябрьской железной дороге, и тут же шоссе Москва – Ленинград), и развернули палатки для приема раненых. Вернее палаток почти не было, погода была хорошая, всё делали под открытым небом. На второй и третий день, т.е. 20-21 августа стали говорить, что связи с дивизией нет, многие бойцы бродят по лесам. Раненых у нас все прибывало, и их постепенно отправляли по госпиталям. 21 августа одиночные раненые приходили в медсанбат и говорили, что немцы близко, да и артиллерия их, стреляла по Чудово, через нас. В 17 часов командир медсанбата Гусев и комиссар Скитский собрали всех командиров (все врачи были в звании военврач III ранга и носили в петлице одну шпалу), и сообщили нам, что связи с дивизией нет, и поставили перед нами вопрос , что делать? Мы все пришли к выводу, что надо освободить все грузовые машины от имущества, погрузить раненых и отправить, а самим отходить. Надо сказать что аптека, и другое хозяйство были хорошо снабжены, за исключением операционных палаток, необходимых для работы и развертыванию в лесу. Непонятно почему такое упущение! Здесь в лесу начальник аптеки Л.И.Корнева оставила целую машину марли и ваты. Война – это большие материальные потери! Я свой вещевой мешок оставила в машине своего взвода, а в ней поместили раненых. Оказывается, когда машины выезжали на поляну, то в это время немецкие самолеты бомбили их, и всё пропало: и раненые, и машины, и вещи всего взвода. Мы же, 12 врачей медсанбата, во главе с главным хирургом Дмитриенко пошли пешком по лесу, обходя Чудово и аэродром. Шли долго: с 18 часов до часу ночи 22 августа. В это время разразилась гроза, шинели, и все на нас намокло, вброд переходили речушки и ручьи. Дорогой я сняла юбку, которая мешала мне идти, и несла ее в руке. А вот Наталья Тарасенко несла винтовку, вещевой мешок и противогаз, и я только удивлялась, как она выдержала этот поход. Вышли мы за Чудово на шоссе Москва – Ленинград, и тут же идет полотно железной дороги. Немцы рвались захватить этот опорный пункт, перерезать пути подхода к Ленинграду и самим идти на Северо – восток. Задача их была соединиться с войсками Карельского фронта, сделать второе кольцо окружения города Ленина. Но это им не удалось!
На шоссе целая колона бойцов, командиров, всех выстраивают в колонну, лицом к Чудово, а задерживают бегущих заградительный отряд, люди в зеленых фуражках – пограничники. Чудово, в эту августовскую темную ночь, горело, так что, у нас было светло как днем. Около колонны прохаживался член военного совета Ленинградского фронта (фамилию не помню), он говорил взволнованно: «Бежите? Хотите, что бы так же горел город Ленина?» Жутко было стоять и слушать, горько и стыдно за свою за свою беспомощность. Полки дивизии разбежались по лесам, не приняв по настоящему боя по обороне Чудова. Этот генерал, вместе с бойцами погиб в бою в эту ночь. После разговора комбата с генералом, нам всем медсанбатовским разрешили покинуть колонну, ушли мы в поле, потом подали нам машины, и повезли в лес. Я села рядом с шофёром, помню, что давали пить спирт, что бы ни простудились мы, но я пить спиртное вообще не могла, когда поехали, уснула в кабине, и не помню, как оказалась в лесу, спящей до утра. В это время и исчезла моя юбка, осталась я в шинели, черном трико, заправленным в сапоги и гимнастерке. Утро 23 августа опять выдалось теплое, солнечное, все сушились на солнце, а я в беде, Галкин, старший санитар говорит: «Товарищ командир, снимите шинельку, обсушитесь». Вот тогда я все и рассказала Тарасенко и хирургу Кральник Ксане, и пошли мы к старшине Хазану, он то и снабдил нас брюками, взяв их из чьего-то чемодана.
Выйдя на трассу Москва – Ленинград в районе Чудова, немцы гнали нас в Ленинград. Медсанбат 240 отступил до станции Ушаки, а затем до Тосно, и были бы мы в блокаде. Но этого не произошло. Нашу дивизию перебросили на восток, по реке Волхов, на защиту, оборону поселка Кириши. Немецкие части рвались захватить Волховстрой, но им это не удалось, войска Волховского фронта сорвали их планы. Разбежавшуюся дивизию постепенно собирали. Заменили все командование дивизией, комдив (бывший начальник училища из Новосибирска), сошел с ума, и был отправлен в Ленинград, комиссар Воистинов понижен в должности до начальника политотдела, начальником штаба с 26 августа назначен подполковник Золотарев. Тяжелое было время, некоторые штабные офицеры и бойцы по неделе блуждали по лесам, пока не дошли до своих частей. Медсанбат, где-то под Кириши, три дня стоял в лесу, день и ночь лил дождь, палаток в подразделениях у нас не было, было так трудно, да еще со стороны командования дивизии не было четких приказов, медсанбат снялся и отправился за 80 км в город Волховстрой. Город изредка бомбили, мы устроились в школе, сходили в баню, выспались и прожили дней пять. А потом нас нашли, и как провинившихся, вернули в дивизию, в деревню Тихорицы на реке Волхов.
Дивизия в это время держала оборону, около Кириши в течение сентября, октября и начала (до 5) ноября месяца. Штаб дивизии был в деревне Бор, в октябре МСБ передислоцировался в деревню Шелагино, а потом опять в Тихорицы. В Тихорицы МСБ был в школе, жили там врачи, взвод госпитальный располагался в доме на берегу реки Волхов. Раненых в это время было мало, но много было самострелов, ранений в руку, ногу и некоторых бойцов за членовредительство судили воентрибуналом, и даже расстреливали перед строем в частях. В это небольшое затишье, мы больше знакомились друг с другом. Моими друзьями стали военврач Н.Ю. Тарасенко – врач эпидемиолог МСБ, хирург Ксана Кральник, начальник аптеки Лидия Ивановна Корнева, которая считала меня своей дочерью, оберегала меня как могла. Из всех врачей, я была самая молодая и не замужем. Среди врачей были: хирурги Больщикова, Выгловская, начальник приёмного отделения – Ярцева, транспортным взводом командовала фельдшер Третьяк. Хорошо помню сестер операционно-перевязочного взвода: Климову, Провоторову, Косар Анну и других. Вскоре произошло моё знакомство с Василием Ивановичем Золотарёвым, ставшим в будущем моим мужем. А было это так: мне приказали ехать в командировку в деревню Бор, где стоял штаб дивизии, на дежурство в медпункте. До меня там дежурила врачи Ярцева, Иорданцева и др. и одна медсестра Юля Атепалихина из моего взвода. Привез меня туда военврач II ранга начсандив Ерофеев. Дежурила я там неделю, жила в домике, где был, развернут медпункт. Примерно числа 20 сентября в медпункт вечером пришли два командира: подполковник Золотарев и майор Фастрицкий – начальник артиллерии. Пришли они видимо один по делу, а может быть просто так, посмотреть какой врач дежурит. Поговорили, позвали меня, попросили, один – кальцекс, другой – стрептоцид, и ушли. Помню, Василий Иванович еще раз приходил днём в медпункт, увидел меня и сказал, что я похожу на мальчика. Еще дня через два он встретил меня на дороге, я шла по деревне с ужина. Так и произошло моё первое знакомство, вскоре я уехала в медсанбат. Выглядела я в то время действительно как мальчик: коротко стриженые волосы, в пилотке, в хорошо подогнанной шинели и в сапогах. Настроение было бодрое, ибо на фронте было затишье, держали оборону.
В октябре МСБ был в Шелагино, куда на лечение по поводу простудного заболевания прибыл В.И.Золотарев. Потом, в связи обострением обстановки, нас снова перевели в Тихорицы, с нами переехал больной Золотарев В.И. Вечером мы с ним прохаживались по берегу реки Волхов. Своё 25-летие 31 октября 1941 года отмечала я в аптеке у Лидии Ивановны. Присутствовал Золотарев В.И. и Тарасенко Н.Ю. – пили кагор. Василий Иванович все время интересовался мной, расспрашивал, где училась, работала, замужем ли, и т.д., так познавал, присматривая себе будущую жену.
Оборону под Киришами держали два месяца - сентябрь и октябрь месяцы. Но вот 4 – 5 ноября немцы предприняли наступление, прорвали оборону и мы снова отступали на север, оставили Глажево и Бережки, и остановились в трех километрах от Волхова – Мазурские ворота – деревенька. Дивизией в то время командовал танкист полковник Орленко, по переднему краю он ходил во весь рост, а в Москве, куда его отозвали, он погиб от очередной бомбежки. После него дивизией командовал Пархоменко, генерал, бывший начальник погранокруга, перед войной он был арестован, а во время войны реабилитирован. Очень знающий, требовательный, угрюмый на вид, небольшого роста. Однажды в начале декабря, приехав в МСБ навестить больного полковника Торжского, и сильно пробрал меня. В школе, где мы размещались, было холодно, не могли натопить, а у больного был бронхит, вот и попало мне за него. Помню, я от обиды плакала, Василий Иванович присутствовавший, все слышал, и потом успокаивал меня. Вскоре генерал Пархоменко был отозван на другой участок фронта, а позднее стало известно, что он погиб при перелете в самолете.
В конце декабря 1941 года дивизией командовал полковник Бияков и комиссар Васев Степан Кондратьевич. По существу дивизией командовал В.И.Золотарев – начальник штаба, т.к. Бияков и Васев вели себя инертно, часто выпивали по «напёрстку», потом спали и опять выпивали, в частях были мало. Васева я еще невзлюбила с сентября 1941 года, когда была в Боре. У него был рубец на плече от легкого ранения, и он просил делать массаж руки. Он думал, что это я буду делать сама, а я отправляла на процедуру Юлю Атепалихину – медсестру. Оказалось, что ему нужен был «другой» массаж, который он принимал после обеда. В декабре месяце он приезжал в деревню Горгала. В баню и требовал медсестру Бабину из моего взвода, а она от него пряталась в автороте, где имела кавалера, и вскоре уехала в тыл по беременности. Вначале войны некоторые командиры почувствовали такую свободу, вели себя в отношении женщин так безобразно, что мне пришлось при отбытии в командировку на КП дивизии предупредить Наталью Ювенальевну Тарасенко – секретаря партбюро МСБ – что если ко мне будут приставать, то у меня есть «пушка». Я в своём вещевом мешке, имела новенький, выпуска 1941 года, наган с 7 патронами, который мне дал старший санитар Галкин. Результатом этого разговора было, то что, меня через три дня вызвали в политотдел дивизии в деревню Бор и спросили, как мне работается в медсанчасти, не обижает меня кто – нибудь! Меня никто не обижал. Вначале войны дивизия была Ленинградского фронта, а потом организовался Волховский фронт, командовал им генерал армии Мерецков К.А., командующими 54 армией в 41-42 были генерал Федюнинский, летом 1942 – генерал Сухомлин, бывший зам. академии Фрунзе.
С ноября 1941 года пошла 25 годовщина Советской власти в стране, а, сколько еще было в деревнях Ленинградской области религиозного, сознание людей отставало, многие не поддерживали нас, особенно кулачество и другие элементы, которые составляли базу для предателей, шпионов и диверсантов. В деревне Глажево по нашим отступающим войскам стреляли с чердаков, и деревня эта была сожжена нашим командованием. Сколько сигналили ракетами и указывали военные объекты, скопление войск и т.д. И что ещё поразило меня – в каждом доме иконостасы – иконы с лампадами занимали ½ часть горницы, народ был верующий, набожный. В деревне Горгала был случай в январе 1942 года: старушка влезла к иконам, и налила, какой то смеси, та загорелась и запылала сама старушка. Хорошо, что мы были дома и затушили уже горящую постель и ее платье.
В декабре месяце 1941 года были наши войска в наступлении, мы отогнали на сотню километров немцев от Волховстроя, до станции Погостье. Около Волховстроя мы стояли и обороняли станцию Войбокало, совхоз «Красный Октябрь», Шумского района Ленинградской области. Со станции Войбокало грузы шли по «ледяной дороге», через Ладожское озеро в Ленинград, а от туда эвакуировали голодных и больных ленинградцев на Вологду и Тихвин. Ноябрь, декабрь, январь 42 года – время это для Ленинграда было тяжелое, сотнями умирали люди, паек рабочему был 200 грамм хлеба, а остальным 125 грамм в день. К нам в медсанбат были вывезены 20 человек совсем юных мальчиков, призванных в армию. Их везли по «ледяной дороге – дороге жизни» в 43 градусный мороз, все они были истощены, плохо обмундированные, обуты в осенние ботинки, у всех были обмороженья рук, ног, лица. Мы старались их откормить, готовили больше супу и другую еду, но они вели себя как маленькие дети, плакали, дрались, ругались за кусок хлеба. Всех их отправили в госпиталь на лечение. В это время и нам был урезан паек, мы во втором эшелоне дивизии получали 400 грамм хлеба в день.
В декабре (конце) и январе МСБ располагался в деревне Бабино, мой взвод занимал целую хату, раненых и больных было мало, была небольшая передышка после наступления наших войск. Здесь впервые МСБ посетил главный терапевт 54 армии профессор военно-медицинской академии им. Кирова полковник медицинской службы Молчанов Николай Семенович, а главным хирургом 54 армии был профессор Вишневский Александр Александрович (в годы войны им разработаны и внедрены эффективные методы лечения огнестрельных ран). Познакомившись со мной, и проверив мою работу, Николай Семенович отметил и недостатки, и посоветовал более полно заполнять истории болезни, наблюдать больных в динамике. Совет был дан в доброжелательной форме. Это вообще был замечательный человек, интересный, носил бородку клинышком. Позднее, в 60 – 70 годах я несколько раз встречалась с Николаем Семеновичем на различных медицинских конференциях. Интеллигентный был человек, и большой специалист. В июне 1942 года, он мне из армии прислал вызов уехать из дивизии в армейскую группу токсикологов, звал после войны в Военно-Медицинскую академию на учебу в аспирантуру. Но этому не суждено было осуществиться, в апреле 1942 года я вышла замуж за Золотарева В.И., и он меня из 311 дивизии никуда не отпустил.
Новый, 1942 год встречали в деревне Бабино, МСБ готовился к встрече. Около 20 часов вдруг ко мне зашел ординарец Василия Ивановича, Мухин Н.И. и передал записку, в которой В.И. просил меня приехать к нему на встречу Нового года. С командованием МСБ он договорился. Не хотелось мне уезжать от своих, но и отказать было неудобно. Поехала с ординарцем на КП дивизии, где в землянке, чуть теплой, втроем: я, В. И. и Николай встретили Новый год. Василию Ивановичу в этот день 31 декабря 1941 года, присвоили звание полковника, выпили и за это. Не прошло и двух часов Нового года, как В.И. вызвали к комдиву Биякову. Придя два часа спустя, он объявил что дан приказ дивизии. Действовать своими тремя полками в тылу противника. Задача состояла в том, чтобы наша 311 стрелковая дивизия отвлекла на себя немецкие части с другого участка, где намечалось наступление наших войск. Всю оставшуюся ночь и утро, В.И. посвятил организации этого похода, т.к. в 10 утра 1 января 42 года полки и штаб дивизии должны были двинуться через линию фронта. На усиление медицинской помощи из МСБ были откомандированы мой ординатор врач III ранга Булычёв, я и хирург, не помню фамилию. С собой у меня кроме сумки санитарного инструктора, был ещё пистолет ТТ. Одета была в шапку кубанку, полушубок, валенки и тёплые брюки.
Линия фронта проходила по насыпи железной дороги в 5 – 6 км от деревни Бабино у станции Погостье. Перешли её спокойно, я шла в составе штаба дивизии, в этом участке немцы не поставили пулеметные огневые точки, а потом шли лесом по тропинке, при - 40 мороза, шли весь день, км 30 – 40. Примерно к 17 часам пришли к землянкам, находящемся в лесу, в 15 км от деревни, где находились немцы. В землянках было холодно, мне не спалось, хотя очень устала от похода, народу в землянку набилось много, и задремала я только под утро. В 9 часов утра, вдруг по нашим землянкам массированный минометный обстрел со стороны деревни. Все всполошились, после обстрела, часа через два была слышна стрельба через лог, оказывается, там наш полк наткнулся на немецкую засаду, завязался бой, и были серьёзные потери с нашей стороны. Погиб начальник связи дивизии Холодов, инженер дивизии Андрианов родом из Свердловска и другие офицеры. Группа немцев шла на окружение нашего штаба, а встретилась с бойцами полка, выходит нам повезло. Однако командование оставило землянки, пошли в лес подальше от них, так бродили по лесу часа 4, пока не замерзли. Потом снова вернулись в землянки, где оставались разведчики и другие бойцы. Когда замерз, естественно ищешь тепла. Я зашла в первый же по пути шалаш из хвои, где был костер, и грелись бойцы, все смеялись, шутили. Я согрела руки, и только хотела присесть у входа, как кто крикнул: «немцы!» и началась стрельба из автоматов, был настоящий бой, в котором главную роль сыграли разведчики. Немцы обошли нас с тыла. Из штабной землянки с автоматами выскочили комдив, комиссар, начальник штаба и другие. Я отошла немного в тыл, т.к. появились раненые, перевязала несколько человек. В критический момент испробовала свой пистолет, при – 43 мороза затвор у винтовки, пристывал, и винтовка не стреляла. Атака была отбита, и времени было 16 часов, начинало смеркаться. Немцы ночью, да еще в лесу, всегда боялись. Командование организовало круговую оборону, подсчитали потери, было много убитых, были тяжело раненые, которыми занялись хирурги. Легко раненых, которые могли ходить, было около 12 человек. Ко мне подошел начальник штаба, и сказал, что командование решило послать меня сопровождающим с этими ранеными. Я должна была идти обратно, за линию фронта и привезти раненых в медсанбат. Мороз – 43, луна ярко светила, и я снова шла с 18:00 до 2 часов ночи, уже 3 января 1942 года, т.е. 8 часов пути. Усталость не чувствовала, раненые не жаловались, голода тоже не ощущала, хотя весь день ничего не ела. Видимо большое нервное напряжение и, да и страх подгонял. Высокую насыпь полотна железной дороги, перешли быстро, да еще километр по белому снежному полю до леса. Наконец то пришли в какую, то часть артиллерийского полка. Обогрели нас, напоили чаем, передала командиру артполка распоряжения начштаба дивизии, дали нам машину, и уже под утро приехали в медсанбат.
МСБ отдыхал, не было раненых, только больные в моём взводе. Я два дня не могла прийти в себя, лежала в хате, не пила, не ела, и не с кем не говорила, все время мерещился бой. Отходила постепенно. За эту операцию, меня первой из врачей наградили медалью ЗА ОТВАГУ.
311 стрелковая дивизия продолжала свои действия в тылу противника. Вначале был приказ военсовета 54 армии действовать три дня, согласно этому и были взяты продукты и все снаряжение. А потом приказ изменили, полки и штаб были в тылу 26 дней. Из рассказа В.И. известно, что личный состав дивизии и штаб голодали, многие действия, и бои с немцами были ограничены из-за недостатка оружия, многие погибли от мороза и истощения. Дело в том, что 3 января 1942 года немцы поставили пулеметные гнезда, в том месте, где мы переходили линию фронта, отрезав путь к снабжению продуктами и боеприпасами, находящимся в тылу врага. Многие команды бойцов и командиров, снаряженные продуктами, не могли перейти линию фронта, по три дня лежали в снегу и все поедали сами, а если и переходили то ничего не приносили, находящимся в тылу. Однажды комиссар Васев, С.К. избил одного сержанта который перешел с группой бойцов в штаб с пустыми вещмешками, дорогой они все поели. Штаб армии пытался помочь наладить снабжение авиацией. С самолетов сбрасывали мешки с рисом, мясом, пельменями, которые лепил медсанбат, но они не всегда доходили до цели, т.к. относило их от места стоянки, и искать по глубокому снегу ослабленным людям было сложно. Были случаи людоедства, когда ели мясо умерших замерзших людей. В тылу были 26 лошадей, и все они были забиты и съедены, причем без соли. 26 января 1942 года полки и штаб дивизии выходили из тыла. Шли в два эшелона до линии фронта. Люди с трудом преодолевали 30 - 40 км до полотна железной дороге, многие на морозе тут же садились на тропинке и умирали сидя. Вторая группа еле дошла до линии фронта, залегли и долго не могли подняться, был шквальный огонь из пулеметов, такой, что голову нельзя было поднять. Командиры подползали, били прикладами и насильно поднимали, наконец с криками «ура!» перебежали линию фронта, кто мог! Все это я записала со слов Василия Ивановича, которого увидела на следующий день в МСБ, сильно похудевшего. Мой ординатор – врач Булычёв вышел из тыла совсем больной, вид у него был бродяги, полушубок только на плечах держался, а подол был сожжен у костров, температура высокая, кашлял, у него было воспаление легких. Его немедленно отправили в госпиталь. У меня нет сведений, и я не могу судить, насколько успешно действовала дивизия в тылу, и какой урон нанесла немцем, но задачу она свою выполнила.
На мой взгляд, операция по действию 311 СД в тылу врага в январе 1942 года была неудачной, плохо организованной в плане снабжения. Людские потери были больше от голода и холода, нежели от боевых действий. Не обидно было бы этим солдатам и офицерам погибнуть от пули в наступательном или оборонительном бою, чем замерзнуть. Не понятно, почему бездействовала артиллерия в это время по прорыву линии фронта, хотя бы для того, чтоб подавить огонь противника и дать возможность отдельным группам с продуктами проникнуть в тыл. Знаю, помню, личный состав МСБ лепил в то время пельмени, чтобы отправить их полкам. Но не известно, доходили ли они до цели. Теперь спустя много лет, а именно в сентябре 1981 года, будучи в Москве на 70-летии профессора Натальи Ювенальевны Тарасенко, мне от неё стало известно, что идея стряпать пельмени принадлежала ей и полковнику Воистинову, начальнику политотдела армии. Пельмени, сделанные и замороженные в МСБ, укладывались в особые мешки, отправлялись в армию, а от туда самолетом их сбрасывали нашим частям. Не все сброшенные мешки попадали к нашим, некоторые в лесу находили немцы. Вначале немцы не знали, что это такое, думали, что русские на них сбрасывают взрывчатку, а потом распознали, распробовали и очень хвалили.
Tags: arhiv.artkuhnya
Добавить комментарий
4 комментария
alex_gunin
10 января 2008, 11:38:51 UTC ссылка Свернуть
Как связаться с Вашей бабушкой?
Мой дед - Гунин Петр Алексеевич, 1907 года рождения, родился в д. Ворзогоры Онежского р-на Архангельской обл., служил в 311 стрелковой дивизии 1067 стрелковом полку 1 батальон 5 рота 2 взвод, красноармеец, полевая почтовая станция 955, пропал без вести в _ _февраля 1942 года в районе города Кириши Ленинградской области (это из официального ответа из архива). По моим данным из той январской операции в тылу врага из 1067 полка не вышел никто. В конце января 1942г. 311 сд была выведена в тыл на переформирование, и наверно тогда и была создана официальная бумага о пропаже без вести с такой датой - _ _ февраля 1942г. Очень важно для меня узнать поподробнее про последние дни моего деда. Может есть какие-нибудь групповые фотографии бойцов. Может есть еще живые свидетели.
С уважением, Гунин Александр. gunin@aspol.ru
Ответить
nnatay
19 марта 2009, 06:54:22 UTC ссылка Свернуть
Откликнитесь!
Мой двоюродный дед,лейтенант Гнусов Павел Прокопьевич, рожденный 1922 года, служил зам.командира роты автоматчиков 311сд 1067сп, скончался от ранений 24.05.1943года. Похоронен где-то под Гатчино. Может быть кому-нибудь известна история сражений и место нахождения захоронений.
Ответить
doctor_damir
15 августа 2010, 06:30:23 UTC ссылка Свернуть
Мой дед Дмитренко Митрофан Никитович упомянут в этих воспоминниях. Занимал должность ведущего хирурга 240 мсб 311 стрелковой дивизии. За вывод из окружения врачей в числе которых была и автор, доктор Дранкова Елизавета Александровна, награжден орденом Отечественной Войны 2й степени.
Перед войной он был зав.хирургическим отделением Кировской обл.больницы. С началом войны оставлен в Кирове в тыловом госпитале, используя знакомства первелся в 311 сд и уехал на фронт. Что такое война знал хорошо.
Он кубанский казак станицы Елизаветинская, в первую мировую войну в 17 лет убежал добровольцем на фронт. Воевал в Турции, ранен, подхорунжий. В гражданскую воевал за белых у генерала Корнилова, потом партизанил в горах, воевал с горцами, дважды бежал от расстрела. После объявленной амнистии белым офицерам, закончил Кубанский Мед. Институт. Участник Финской войны 1939-1940 гг.
Дожил до Победы, дважды ранен. Умер от инфаркта, похоронен в Алма-Ате.
Внуки и дети живут на Кубни, в Казастане, США, Швеции и ГЕРМАНИИ.
Ответить
99375
23 декабря 2012, 04:11:02 UTC ссылка Свернуть
Огромное Вам человеческое спасибо за опубликование воспоминаний бабушки.
Я ищу все, что связано с именем моего деда - Муравлева Михаила Васильевича.
С очень высокой степенью вероятности можно предположить, что он служил химинструктором 393 орхз 311 сд - сказать об этом с уверенностью мешают опечатки в докментах.
Призыван в РККА в августе 1941 года Кировским РВК г. Саратова. По гражданской специальности - зоотехник.
Тяжело ранен 12 декабря 1941 года - повреждение костей правой руки. В бою 18 декабря 1941 года, действуя штыком и гранатами уничтожил 11 человек живой силы противника. В этот период времени дивизия штурмовала свх "Красный Октябрь" силами 1067 сп, которому была придана химрота.
Может статься, что мой дед после ранения был доставлен в МСБ-240.
Второй раз был ранен в феврале 1942 года. Я так понимаю теперь, что в боях у станции Погостье.
Ищу. Запросил все-все архивы.
Спасибо Вам!
Человек жив до тех пор, пока живет память о нём!
Навигация