Из фронтового дневника капитана Самсонова: "
29 АПРЕЛЯ 1944 ГОДА. После наступления 27-й Армии на Яссы, 25 и 26 апреля войска, не добившись решительного успеха на своём участке, перешли к обороне, по-прежнему опираясь своим левым флангом на деревни Хорлешти и Таутошти. Противотанковый истребительный полк, сильно потрёпанный в боях за Кировоград, на довольно нешироком фронте, выполнял задачу прикрытия своей пехоты от танков противника. И хотя весь полк, к 29-му апреля, насчитывал всего 7 орудий, все же, благодаря стойкому боевому личному составу – был грозной силой для немцев и румын, растерявших свою спесь в весенних боях на правобережной Украине.
В этот день утро было исключительно тихое, а небо безоблачное. Под действием солнечного тепла распустились цветы черешни, небольшие деревья абрикоса стояли совершенно белые, от обилия на них цветов. В это утро люди ходили во весь рост, собирались группами у стен уцелевших домиков, курили, говорили про далёкий дом, про весну, и все разговоры неизбежно сводились к сегодняшнему теплому, ясному и тихому утру. «Да, будет сегодня «баня»!- Со вздохом поговаривали бойцы, поглядывая на чистое голубое небо. Это были старые солдаты. Со своим полком они с боями прошли через всю Украину. И такое утро, как сегодня, им было не по душе. Уж слишком небо в это утро было чистое, уж слишком подозрительной была эта тишина переднего края.
За две недели все, кто занимал деревни Хорлешти и Захорно, многое пережили. Три крупных налёта немецких самолётов на эти деревни разрушили в них много домов, а то, что осталось, ежедневно разрушалось методическим огнём немецкой артиллерии. Румынское население уже на третий день боёв покинуло эти деревни, и только наши солдаты и офицеры продолжали оставаться в полуразрушенных домах, окружённых с северной и западной стороны глубокими ровиками. Почти беспрерывный свист и разрывы снарядов то в той, то в другой части деревни, приучили их настороженно держать свой слух. Вот и теперь, несмотря на полное затишье, эта настороженность слуха у всех была заметна, и казалась чем-то неестественным.
До праздника 1 Мая оставалось всего два дня, и потому сегодня пришла машина с продуктами. Старший лейтенант Туркин всегда был желанным гостем в полку. И когда слышишь: «Туркин приехал!» - невольно ощущаешь что-то приятное. На этот раз приезд Туркина был целым праздником. Все пошли к машине получать продукты и спирт. Мой ординарец Хренов, или как все его называют «Василий Иванович», помимо всего получил на меня и на капитана Егорычева 600 граммов чистого спирта. Это, включая нормы и самого Василия Ивановича, составило почти полный солдатский котелок. Под впечатлением приезда Туркина у всех обычная настороженность исчезла. Солдаты делили продукты, разливали спирт, но сейчас этот спирт никто не хотел пить. Утром за завтраком я предложил капитану Егорычеву выпить: «Николай! По одной выпьем?» «Вечером…» «Ну, вечером, так вечером!»
Через час к нам прибыли в часть новые офицеры в качестве пополнения. На правах старшего в штабе (я был оперативным дежурным), я проверил документы и позвонил полковнику Авраменко на наблюдательный пункт, сообщив о прибытии новых офицеров. Я с удовольствием стал отвечать им на их вопросы о своём полку, который я успел полюбить, о своем участке фронта, и в свою очередь, об их службе до прихода в наш полк. Новыми офицерами были капитан
Борисенко, старший лейтенант Ширяев и старший техник-лейтенант
Хаскельберг. Ребятами они оказались бывалыми и весёлыми. В разговор втянулись и капитаны Харламов и Егорычев, когда вдруг кто-то из бойцов со двора подал команду: «Воздух!». Такие команды подавались в деревне Захорно часто, по нескольку раз в день, и раньше они ни у кого особой тревоги не вызывали. Кто-либо из посыльных штаба выходил из дома и, чаще всего, возвращался снова со скупым сообщением: «Мессершмиты» или «На переправу».
На этот раз такая команда «воздух» заставила подняться со своих мест многих. Не успели первые выйти во двор, как всё тот же голос уже, совсем тревожно, повторил эту команду несколько раз. Все быстро выскочили из помещения штаба и сразу увидели уже над головами много немецких бомбардировщиков, разворачивающихся над нами уже по одному в цепочку, чтобы потом пойти в пике. Когда я подбежал к ровикам, то все они уже были заняты нашими ребятами. Я бросился за дорогу к канаве. Канава здесь была старая, мелкая и с пологими краями, сплошь заросшими бурьяном и побегами вишни, но выбора особого не было. Первый головной самолёт пошёл «в пике», и, как мне показалось, прямо на меня. Прежде, чем упасть на дно канавы, я успел увидеть, как от самолета отделились четыре малых и одна большая бомбы, и с воем полетели на нас. Почти в тот же момент, как я успел упасть к земле и плотно прижать свою голову, рядом с канавой раздались страшные взрывы. В воздухе ревели от перенапряжения моторы, не смолкал противный вой падающих бомб, и не прекращающиеся взрывы заглушали собой всё. Земля беспрерывно «содрогалась», как бы желая выбросить тебя из канавы, и первые мои усилия сводились к тому, чтобы удержаться за землю, плотнее прижаться к ней. Как после мне сказал доктор Оркодашвили, самолётов было 60, и когда волнение с первыми разрывами улеглось, глупый рассудок обратился к расчётам – попадёт или не попадёт… Затем мысли зафиксировали неуязвимость меня от осколков при перелёте и недолёте бомб, и потом я на миг вспомнил почему-то свою жену Нюсю. Когда, наконец, разрывы бомб стали реже и не так близко, я отчетливо различил стрельбу крупнокалиберного самолёта, а, приподняв немного голову, увидел несколько «мессеров», обстреливающих с бреющего полёта продольные канавы, и в том числе, и мою. Дело принимало дурной оборот. Воспользовавшись перерывом в бомбёжке и пропустив «мессеров», я крикнул рядовому
Большакову, и вместе с ним перебежал в поперечную канаву, метрах в 50 от помещения штаба. Немецкие самолёты в это время делали второй заход. И едва мы успели упасть в канаву и закрыть ладонями уши, как вслед за тем всё вокруг снова сотряслось от взрывов многих десятков бомб. Взрывы последних бомб почти оглушили меня, так как, не ожидая их больше, я успел отнять руки от своего лица. Без часов всегда трудно определить, сколько времени продолжалась бомбёжка, так как минуты её кажутся часами. Но вот знакомый вой пикирующих самолётов исчез, и я выскочил из канавы. Из-за пыли и какого-то чёрного дыма в воздухе ничего не было видно. Справа от меня в двух-трех шагах – чёрная воронка, и слева в канаве необычная картина: Там боец Большаков с криком «Любушка, спаслись!» обнимал девушку из офицерской столовой пехотной части. Отругав Большакова, я быстро направился к помещению штаба, где услышал стон раненых. Домиков наших всё ещё не было видно, а земля под ногами была перепахана от бомбёжки. Человек стонал громко, и за этим стоном не было слышно других голосов. Сердце мое сжалось: я боялся за жизнь близких мне - Николая, Павлика, Василия Ивановича. И тут я снова, как привидение, увидел в дыму Большакова. Он хохотал, и казался мне безумным, тем более, что я знал Большакова как человека не храброго. Ещё через полминуты я был вместе с Павликом и Николаем. От них я узнал, что у нас, как это ни странно, все благополучно. Единственный в деревне умалишенный румын тяжело ранен и теперь лежит у стен штаба и умирает. Я начал осматриваться вокруг и сразу заметил, что второго дома, стоящего от штаба в двух метрах, теперь не было. На том месте была глубокая яма, а весь двор завален обломками исчезнувшего дома. В этом доме у нас помещалась штабная кухня, повар Лукьянов, как позже он сам рассказывал, еле успел выскочить из него. Ещё две воронки поменьше были у самого порога штаба. В доме штаба все рамы и двери были сорваны взрывной волной. Деревянные стены дома во многих местах были пробиты осколками. Внутри помещения царил полный хаос. Штабные бумаги разнесло по комнатам, посуду перебило, и весь пол и мебель засыпало осыпавшейся со стен и потолка штукатуркой. Телефонная связь была порвана. Писарь
Попов с двумя посыльными штаба наскоро собирали бумаги в вещевые мешки. Я вышел из штабного дома и направился, было к дому за дорогой, где квартировали все офицеры штаба, когда с воем, пронеслось несколько тяжёлых снарядов, а затем они со страшным треском разорвались в районе нашего штаба. Вслед за тем снаряды начали ложиться по всей деревне Захорно и в юго-западной части Хорлешти. В промежутках между воем тяжёлых снарядов слышалось какое-то журчание, по которому легко отличаются танковые болванки от обычных снарядов. Капитан Харламов подошёл ко мне и стал настаивать на эвакуации штаба в лощину, метров 700 западнее нашего района. Там у нас были вырыты землянки под штаб, и на время интенсивного артиллерийского огня мы иногда переносили работу штаба туда. В самом деле, оставаться в этих двух полуразрушенных домах, просматриваемых противником, было бесполезным и небезопасным делом, и я согласился с предложение Павки.
После того, как дела штаба были собраны и эвакуированы, я всё же забежал в свой дом. В нём были те же разрушения, что и в штабном. Оловянный солдатский трофейный котелок, что ещё совсем недавно так успокаивал своим видом, теперь валялся на полу. Разлитый по полу спирт всё ещё раздражал нос. На стенках комнаты, на гвоздях, по-прежнему висели шинели, вещевые мешки офицеров. Я быстро схватил шинель, полевую сумку и выбежал. Теперь буквально вся деревня содрогалась от взрывов снарядов. Многие полуразрушенные дома Захорно и Хорлешти горели. Дым от пожаров и от взрывов снарядов заволакивал большую часть деревни. По её улицам вскачь уезжали подводы, орудия на конной тяге. Под артиллерийским огнём увозили 120-мм миномёты. Через деревню в тыл, поодиночке и группами, уходили раненые и здоровые солдаты. У дороги лежал перевернутый с открытой крышкой чемодан. По старым номерам газет и журналов я угадал, что чемодан был подполковника Фоломеева. В нём ещё было белье и полотенца. Я нагнулся, чтобы собрать разбросанные по земле газеты, но близкие и частые разрывы снарядов заставили меня переменить решение. Схватив зачем-то дрянной полупустой чемодан, быстро, не останавливаясь и не залегая при взрывах, я направился в лощину к штабным землянкам. У землянок уже были почти все, кроме писаря
Зельцера и старшего сержанта Богородского, пьяных ещё с утра. Район землянок ещё не был изрыт воронками от бомб и снарядов, и поэтому всем казался вполне безопасным, хотя слева по лощине и сзади нас, и спереди – везде почерневшая земля выбрасывала вверх чёрные столбы земли и дыма."
________________________________________________________________________________________________________________
БОРИСЕНКО Иван Владимирович (1911-1945), начальник топографической службы/помощник начальника штаба 444 Александрийского лап 20 Звенигородского тк, гвардии майор.
Уроженец деревни Ханеевка Ягодновского сельсовета Данковского района Липецкой области Российской Федерации. Русский.
Жена - Борисенко Мария Ивановна, проживавшая по адресу: РСФСР, Саратовская область, город Аткарск, улица Лесная, дом 12.
В Красной Армии с 1933 года и с 1941 года по призыву Магдалинского РВК Днепропетровской области Украинской ССР.
Воинские части где проходил службу: 1176 лап РГК; 78 сп 74 сд; 611 иптап/315 гв. иптап; 444 иптап РГК; 444 лап 20 тк.
Награждён орденом Красной Звезды (05.11.1943):
http://podvignaroda.mil.ru/?#id=19537218&tab=navDetailManAward Покончил жизнь самоубийством 9 апреля 1945 года и первоначально был похоронен в центральном сквере города Глогау (Германия, ныне - Глогув, Польша):
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=57358525Место перезахоронения: Польша, Любуское воеводство, город Гожув Велькопольский, улица Вальчака, могила № 471:
https://www.obd-memorial.ru/html/info.htm?id=86110949https://1418museum.ru/heroes/30052270/ХАСКЕЛЬБЕРГ Семён Лазаревич (29.10.1916), майор технической службы.
Уроженец села Сальница одноимённого сельсовета Хмельницкого района Винницкой области Украины. Еврей.
Призван 15 февраля 1938 года Славянским РВК Сталинской области Украинской ССР.
Участник Великой Отечественной войны с первых дней на Юго-Западном фронте.
По состоянию на на октябрь 1943 года - помощник начальника техчасти по артиллерийскому снабжению 132-го отдельного танкового батальона 18 А, старший техник-лейтенант по воинскому званию.
Уволен со службы 7 января 1956 года.
Награждён орденом Красной Звезды (20.04.1953), а также двумя медалями "За боевые заслуги" (10.10.1943 и 20.06.1949), медалями "За взятие Вены" (09.06.1945) и "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.".
В 1985 году, в честь 40-летия Победы и как здравствующий ветеран-фронтовик, награждён орденом Отечественной войны II степени:
http://podvignaroda.mil.ru/?#id=1521755524&tab=navDetailManUbilБОЛЬШАКОВ Михаил Васильевич (1903), телефонист взвода управления 444 Александрийского лап 20 Звенигородского тк, ефрейтор.
Уроженец деревни Голешево Петровского сельского поселения Ростовского района Ярославской области Российской Федерации. Русский.
Призван 25 марта 1942 года Петровским РВК Ярославской области Российской СФСР.
Награждён медалью "За отвагу" (15.05.1945):
http://podvignaroda.mil.ru/?#id=40448160&tab=navDetailManAward.ПОПОВ Вячеслав Вениаминович (1904), старший писарь артиллерийского снабжения 444 Александрийского лап 20 Звенигородского тк, ефрейтор.
Уроженец села Николо Замошье (ныне не существует), находившегося на территории современного села Новый Некоуз Некоузского района Ярославской области Российской Федерации. Русский.
Призван 9 марта 1942 года Рыбинским РВК Ярославской области Российской СФСР.
Награждён медалями "За отвагу" (15.05.1945) и "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.".
ЗЕЛЬЦЕР Аркадий Романович (1907), делопроизводитель штаба 444 Александрийского иптап РГК, старшина административной службы. Член ВКП(б).
Уроженец села Каховка Левадовского сельсовета Николаевского района Одесской области Украины. Еврей.
Жена - Зельцер Александра Григорьевна, проживавшая по адресу: РСФСР, Ярославская область, город Рыбинск, улица Чкалова, дом 38.
Призван 3 марта 1942 года Сталинским РВК города Рыбинска Ярославской области Российской СФСР.
Участник Великой Отечественной войны с мая 1942 года на Карельском фронте.
Награждён медалями "За отвагу" (10.05.1944), "За боевые заслуги" (30.09.1943) и "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.".