Печать

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.
1 час 1 день 1 неделя 1 месяц Навсегда
Войти

[Королёва Ольга]

         А вот и письмо, написанное рукой Марии. Значит, делаю вывод, оно не было отправлено. «Как бьется порывисто сердце, как тяжело дышит моя грудь, когда я произношу эти роковые слова. Нас разделяет большое пространство, но оно не уменьшает, а увеличивает мою любовь к тебе. Думаю, что и твою так же. Как ни грустна разлука, но меня утешает, моя дорогая мысль, что там далеко есть дорогое, любимое существо, которое живёт со мною одною жизнью, одною мыслью. В глубокой тоске я перечитываю нашу переписку, и как бы беседую с тобой… Бесценный мой, взаимной нашей любви, умоляю тебя, пиши мне чаще и больше. Твои письма придают бодрости духу. При всём желании верить тебе, сомневаюсь, что ты скоро возвратишься. Из рук моих выпадает перо от наплыва мыслей, перебивающих одна другую. Нет, боюсь писать дальше, что бы не сказать что-нибудь такое, что ещё хуже - растравить рану вашего сердца. Навеки, твоя М.».

        На том же листе бумаги, я обнаруживаю почти не видимый текст, дописанный позднее. Написано оно карандашом, многие слова стёрты временем, но каждое сохранившееся слово, несёт горечь предчувствующейся разлуки. Она пишет о сердце, которое может перестать биться, и это не страшно… Она прощается с Иваном  навсегда…
«Не решительно берусь я за перо, так как не уверена, в состоянии ли я расстаться с мыслями о тебе мой милый, когда оно перестанет биться, и это  не страшно.….Прощай.  Мария».

      Спрашиваю маму, почему Иван пишет в последнем письме, что ничего плохого не желал её отцу. Что было между семьями Сафоновых и Сугоняевых? Мама рассказывает, история была не простая. Отец Марии, Сафонов Николай Степанович, был против замужества дочери на Иване. Сугоняевы жили бедно, взгляды семей на уклад жизни  расходились во многом. До раскулачивания Сафоновы жили богато, имели несколько заимок, 5 маслобоен, пахали, сеяли, преумножали добро. Расставаться с нажитым было нелегко, отсюда и причина не согласия на замужество дочери.
      Пришлось Марии послушаться родителей. Вот почему она себя всю жизнь корила, что не смогла принять решение тогда до войны остаться с Иваном. Любовь свою Мария пронесла всю жизнь в сердце, не смотря на то, что была повседневная забота о детях, семья, работа, муж. Но, когда выдавалась свободная минута, она доставала письма с фронта, ставила на стол глиняную статуэтку пограничника с собакой, брала в руки письма, и в эту минуту никого не существовало рядом, только она и Иван не зримо был рядом. Петр Алексеевич уходил из дома во двор. Что он тогда чувствовал… Замечательный он был, добрейшей души человек. Инженер, строитель дорог. Я его помню заботливым дедушкой. Он следил, что бы у меня волосы на голове всегда были расчёсаны и заплетены. Если вдруг, Мария, обнаруживала, что волосы мои не достаточно уложены на детской головке, то он с ревностью в голосе защищал меня, объясняя ей, что у девочки такие тонкие волосы. Они тогда принимались спорить о моих волосах. Мария настаивала, что бы я расчесалась, а Петр Алексеевич настаивал, что это не нужно делать, мол, волосы у неё такие не послушные. А я сидела их слушала, потом брала расчёску, снова в который раз расчёсывалась, спрашивая: «Хорошо ли получилось». На ночь непременно меня поили горячим молоком с печеньем, и укладывали во время спать. В доме на подоконниках стояли глоксинии в пышном цветении, чисто, уютно, вышивки и кружева украшали стены, комод, трельяж. Лето в Тюбуке было прекрасным. С утра под окнами можно было услышать призывный крик петушка, голоса индюков. Эта птица  тогда свободно разгуливала возле домов. Рядом с домом начинался лес.
         Носила в 70-ых годах пионерские шорты, лёгкую блузку, на ногах светлые гольфы в сандалиях. Шорты были обязательным элементом гардероба. Привычку их носить я привезла из пионерских лагерей, где часто отдыхала. За хлебом, молоком и печеньем в магазин ездила только на велосипеде. Начиналось утро, Петр Алексеевич выводил велосипед в ограду под окно, и говорил мне, что транспортное средство готово. Так они заботились обо мне два пенсионера. Девочек у Марии  не было. Было два сына, Юрий и Владимир. Они  лежат рядом с Марией на кладбище.
         Живёт в Тюбуке внук Марии, Другов Андрей. Он и отдал мне письма с фронта, которые бережно сохранил. Черта бережливости досталась внуку от бабушки, это заметно. Он водил меня по тем местам, по которым мы с Марией ходили. Тот же маршрут мы совершили в 2008 году по Тюбуку: памятник погибшим воинам на горе. Андрей показывает мне две фамилии на плите, я улыбаюсь, и с благодарностью говорю ему, что мне это то же знакомо. Посмотрели Петровановские два дома на улице Ленина, в одном из них выросла Мария, родился мамин отец.  Дома добротно построенные, крепкие. Заехали на старое кладбище, с изогнутой старой берёзой, под которой покоятся мой дедушка Сафонов Николай Алексеевич, прадедушка Сафонов Алексей Петрович, отец Марии - Сафонов Николай Степанович. Андрей мне объясняет, что вот берёзу пришлось спилить, сгнила она, но место это. Здесь и плита каменная сохранилась, только в порядок надо привести могилу.
         Удивительно, я смотрю на фотографию Марии, что  похоронена недалеко от спиленной берёзы. Она знала, что так и будет, она сумела нам передать память о родных и близких ей людях. Она как будто предугадала, что через много лет я приду  на кладбище, и не надо будет никого искать, все лежат рядом. Я  всматриваюсь в спокойный умный взгляд Марии, и с болью в сердце думаю, что нет рядом с ней только её Ивана…

24.04.2010 г. г. Киселёвск.


Ссылки на источники.

1.   Объединённая База Данных "Мемориал" проекта Министерства Обороны РФ, схема места захоронения Сугоняева И.К. в Дзедзице: http://www.obd-memorial.ru/Image2/filterimage?path=Z/004/033-0011458-0750/00000067.jpg&id=57339058&id=57339058&id1=2190701e07555a39d589dd58cdff355c
        Списки безвозвратных потерь 31 –ой гвардейской Барвенковской отдельной танковой бригады, сводная информация о человеке из донесений о безвозвратных потерях:
http://www.obd-memorial.ru/Image2/filterimage?path=Z/004/033-0011458-0750/00000064.jpg&id=57339055&id=57339055&id1=cd6c721ecd1bb45f285ab1cc919ea3b1
2.     Приказы Верховного Главнокомандующего в период Великой Отечественной войны Советского Союза: сборник.- М.: Воениздат, 1975. с.28-30, библиотека Михаила Грачёва, адрес в Интернете: http://grachev62.narod.ru/stalin/orders/chapt011.htm Сталин И.В. Приказ Верховного Главнокомандующего 10 сентября 1943 года [№ 11]
3.   Копии оригиналов писем с фронта, написанных Сугоняевым И.К. из личного архива Королёвой О.А.
4.   Копии оригиналов фотографий Сугоняева И.К. и Сафонова И.Н. из личного архива Королёвой О.А., переданных внуком Друговой М. Н., Друговым А.В. в 2008 г. в Тюбуке.
5.   Письмо от польского генеалога и эксперта по захоронениям советских воинов в Польше, Войтека Бещински  от 12 Apr 2010 г.
6.   Копия описания кладбища в г. Бельско-Бяла из каталога советских военных захоронений, высланная Войтеком Бещински.   

[Королёва Ольга]

         Открываю в Интернете в объединённой базе данных «Мемориал»  информацию из донесения о безвозвратных потерях, и нахожу: «Сугоняев Иван Константинович, 1916 г.р., родился в селе Тюбук Верхне-Уфалейского района Челябинской области, гвардии старший лейтенант 31 Гвардейской Барвенковской Отдельной Танковой Бригады, помощник начальника штаба по разведке, кандидат в члены ВКП(б), призван Златоустовским РВК с 1937 года, убит 11.03.1945, похоронен на кладбище в местечке Дзедзице, в Польше. Мать – Сугоняева Анна Сергеевна, проживает – г. Карабаш, Ворошиловский рудник, ул. Клары Цеткин, 20». Там же приведена схема расположения могилы первоначального захоронения в Дзедзице, составленная гв. ст. лейтенантом Зуевым на карте в масштабе 1:50000. На схеме подписано: «Дзедзице. Могила – во 2-ом ряду 1-я справа. Снабжена надписями и памятником. Могила №1». Из переписки с польским генеалогом и экспертом по военным захоронениям советских воинов в Польше,  Войтеком Бещински, узнала следующее: «Согласно каталогу захоронений советских воинов на территории Польши, сейчас в Дзедзице нет военных могил. После войны проводили перезахоронения на «сборные кладбища». По данным Польского Красного Креста из Дзедзице перезахоронили советских воинов на военное кладбище в г. Бельско-Бяла, 10 км южнее места первоначального захоронения. Посылаю Вам в приложении описание этого кладбища». Так я узнала, что Сугоняев Иван Константинович перезахоронен и покоится на кладбище воинов СА в г. Бельско-Бяла, по ул. Львовска. Читаю описание кладбища. «Город Бельско-Бяла был освобождён из под гитлеровской оккупации 12 января 1945 года. Но в окрестностях города бои длились до февраля. В освободительных боях принимали участие советские солдаты из подразделений 38-ой армии и 1-ой гвардейской армии Четвёртого Украинского фронта. Советская Армия понесла большой урон в своих рядах. В 1948 году эксгумированные останки 10658 воинов были перезахоронены в 21 братскую могилу на специально обустроенное кладбище в городе Бельско-Бяла. Площадь - 1,93 га. Ограждение – стальная сетка. У входа на кладбище расположены две мемориальные плиты на польском и русском языках. В центре захоронения 5-ти метровая фигура советского солдата».   
       Последнее письмо написано Иваном 6 марта 1945 г., за пять дней до гибели.
                                                             
 

«Из Польши из Германии 6.3.45 года.   

       

Здравствуй, Маруся!

        Шлю тебе свой пламенный боевой привет и самых наилучших пожеланий в твоей жизни.
В первых строках своего письма я сообщаю в том, что получил от тебя письмо, которое было писано 4-го января, за что искренне благодарю.
Милая моя, Марусенька! Представь, сколько ты мне обид и унижений делаешь в моих цветущих годах, но я духом не падал, у меня тогда зародилась одна благородная мысль – это трудом и учением доказать, что значит Ванька, и я своего добился. За всю свою жизнь никто мне в глаза вкось смотреть не может, ни кого я в жизни не обидел и это всё только идёт на благополучие меня.
       Я плохого никому никогда не желал, и так же смерти твоим родителям так же не желал. Я наоборот, хотел, что бы они видели свою роковую ошибку.
       Марусенька, моя дорогая, я в мечтах с вами скорблю по поводу смерти вашего отца, и мне очень жаль, что ты в таком тяжёлом положении находишься, но Марусенька, духом не падай.
Как можно дружней живите со своим братом Александром, тогда жить будет веселей.
       Маруся, я на днях писал тебе письмо с крутыми поворотами. Это меня вынудило высказать ибо за всё время я от тебя не получал писем, сегодня только третье за всё время. Получаю часто из Москвы от родителей, а от тебя нет и нет. Пиши все, как вы живёте.
       Я живу по военному. Движемся всё дальше и дальше в Германию. В должности получил повышение, но более опасное (только для тебя).
Передай привет Маше Уфимцевой, Николаю, Лиде с Василием, дяде Грише.
        Целую крепко, твой друг Ванюшка».

[Королёва Ольга]

      Перечитываю письма с фронта, хочу вспомнить всё до мельчайших подробностей того дня, когда мы с ней сидели за столом, и она мне читала эти письма. Мама подсказывает, что на столе у вас должна была стоять глиняная статуэтка пограничника с собакой. Я обрадовано говорю, что так и было. Не удивляюсь, что подсказала эту деталь, хотя, она и не присутствовала тогда. Просто Мария всю жизнь хранила дорогую для неё статуэтку, подаренную Иваном. Где она сейчас… Вспоминаю картинки из детства. Я живу в гостях у Марии летом в Тюбуке. Она меня любила, брала в лес собирать белые грибы, водила на кладбище, рассказывая, где похоронены родственники, показывала родовые дома. Экскурсии по селу всегда сопровождались длительными остановками возле памятника погибшим воинам Великой Отечественной Войны, односельчанам.



Фото: Вид мемориального комплекса, в память о погибших односельчанах в ВОВ в с. Тюбук. Июнь 2011 г.

Мария, наклоняясь к столбику фамилий, выбитых на каменной плите, пристально вглядывалась в них. Отыскав родные фамилии, она пальчиком их гладила, читала вслух, вытирая слезу. Она стояла, нагнувшись в скорбном молчании несколько минут. Фамилии стояли в списке рядом, одна под другой. Приехав зимой 2008 года в Тюбук, я пошла к памятнику, и стала искать две знакомые фамилии. Я помнила, что они начинались на букву «С». Волнение охватило меня, пальцы скользили по выступающим буквам, и я так же, как Мария, нагнувшись, но только спустя 35 лет, искала эти родные для неё фамилии. Всё так и есть, как было, вот они: Сафонов Иван Николаевич, 1918-1941 и Сугоняев Иван Константинович, 1916-1945 оказались рядом.



Два Ивана, два родных человека для Марии вечно вписаны в мемориальную плиту. Сафонов Иван был родным братом, пропал без вести на фронте в сентябре 1941 года, а вот второй Иван был человеком, с чьим именем Мария жила до конца своих дней. Любовь к Сугоняеву Ивану осталась в её сердце навсегда. Я была 13-ти летней девочкой, но помню её слёзы бесконечной утраты, горькой женской судьбы, потери любимого человека …Она горевала, приговаривая, что Иван не дожил до Победы всего-то 60 дней. Она не один раз брала в руки календарь, пересчитывала дни…Я держу в руках военный треугольник с фронта, прикасаясь через 65 лет к судьбам людей. Как бы сейчас я хотела вернуть тот день, и расспросить Марию о многом, но её уже нет в живых. Я иду на старое кладбище в Тюбуке, и нахожу свою Марию по знакомой мне фотографии и надписи на памятнике: «Другова Мария Николаевна, 1912-1991». Не далеко покоится её муж «Другов Петр Алексеевич, 1902 -1978».
      Но я мысленно вижу другую надпись, фамилию того человека, с именем которого она жила – Сугоняев Иван Константинович. Где он похоронен?


На фото Сугоняев И.К.

[Королёва Ольга]

«29 октября 1944 года, в/ч 81020 «Д»

 

Здравствуй, Маруся! 

                                         
       Шлю тебе свой пламенный сердечный привет и желаю всего хорошего в твоей жизни. В первых строках своего письма сообщаю, что я жив и здоров. Во-вторых, хочу сообщить о своём путешествии до фронта. Я тебе писал из Одессы. Там мы с другом поехали в Киев, погуляли в Киеве сутки, поехали на Львов, после в Польшу. В Польше мы были неделю. Поляки нас встречают хорошо, дети при первой встрече боятся военных как «чёрт ладана», а после быстро знакомятся и называют нас «дяди наши». Хозяева угощают всем, что есть, и относятся с большим доверием, как к освободителям их земли от немецкой не чисти. Всюду видим следы немецкого хозяйничества: как-то разрушения, грабёж населения. Сейчас я опять на родной земле. Не известно долго нет. Не стал видеть тебя во сне, признаки, что прошла возбуждённая былая пылкость любви с твоей стороны. Когда молодёжь поют песню «на позиции девушка друга провожала», то невольно вспоминается наша скромненькая компания:  крёстная, Дуся, я и ты.
       Всех целую крепко. Ванюшка».
       Вот и письмо из Чехословакии. Он всё ждёт от неё писем. Но я знаю, что ей тяжело писать. У неё уже семья. Что её ждёт впереди…

«Из Чехословакии 04.01.45 г.

Здравствуй, Маруся!

      Шлю вам свой горячий фронтовой привет и желаю всего наилучшего в вашей жизни.
В первых строках своего письма я поздравляю Вас с Новым 1945 годом, с годом нашей победы над врагом.
       Маруся, Этот Новый Год мы праздновали в военной боевой обстановке в землянке, хорошо выпили. У противника, видимо так же был Новый Год. В эту ночь было исключительно тихо, всё было исключительно хорошо, но для взрослых людей требуется жизнь, а этого то и у нас нет. Вот уж давно ждём с нетерпением отдых, тогда может быть, и оформим что-нибудь. Писем я от тебя уж давно не получал. Только один московский друг мне переслал и с того времени нет, а от родителей не получал уж с того времени, как уехал от них.
       Передай привет Тасе, Николаю, Дусе, Александру. Целую крепко, твой Ванюшка. Привет Лиде Сугоняевой, её деткам, привет Василию. Привет тёте Шуре с детками, бабушке».

       Вот уже в Польше воюет Сугоняев Иван. В письме слышатся победные интонации слов.

« Из Польши 28.01.45 г, в/ч 32418 «Д»

       

Здравствуй, Маруся!       

                                     
         Шлю тебе свой боевой привет и желаю всего наилучшего в твоей жизни.
Маруся, вот уже три месяца с лишним от тебя писем не получаю. Чем объяснить? Из Москвы письма получаю регулярно от Августины Николаевны. У неё большое горе – погиб муж, очень переживает. От родителей так же писем не получаю. Мне кажется, что не так уж далеко Москва. Да и там такая мирная обстановка, нормальное сообщение.
Живу я хорошо, работаю много. С того время, как я прибыл на фронт, большую часть находился в боях.
       Противник в своём пристрастии оказывает сопротивление, но наша стальная кавалерия сметает их все укрепления. Идём с каждым днём всё дальше и дальше на запад. Родина уж далеко осталась, но на родине мы скоро будем, не далёк тот час. За последние 10 дней мы противника отбросили на 250 км и продолжаем гнать. Наши успехи отмечаются в приказе тов. Сталина, где указывается часть полковника Хипко.
      Народ нас встречает с любовью, как освободителей. Маруся, представь! Велико то достоинство первым ворваться в населённый пункт. Народ выбегает, целует, угощает, но короткой бывает встреча. Мы знаем, что в впереди такие же кровные братья ещё находятся под ярмом фашизма, и так мы двигаемся дальше, дальше.
      Передай привет всем родным и знакомым.
      До свидания, Маруся. Целую крепко. Ваня».

[Королёва Ольга]

Из поездки по родным местам в феврале 2008 г.
 Посвящается тем, кто любит и ждёт…

                         

     

  Ты жди, Маруся, и я вернусь.

       Так писал Иван Константинович Сугоняев моей троюродной сестре Друговой (Сафоновой) Марии Николаевне 8 октября 1944 г. из Москвы, где получил документы, и 11 октября того же года покинув Москву, отправился на фронт в Одессу. Читаю первое письмо с фронта.
 

   

                                                                               

  « Из Москвы 8 октября  1944 г.

                               

   Здравствуй, Маруся!

       Шлю тебе свой пламенный офицерский привет и желаю всего наилучшего в твоей молодой жизни. В первых строках своего письма сообщаю, что мой расчёт времени оправдался и исчерпан до последнего часа. Дорога была исключительно счастливой. Как я с вами, Маруся, распрощался, через три часа уже был в Свердловске. Часов в пять уж покинул Свердловск, попал на скорый поезд, и через двое суток уж был в Москве, т.е. шестого утром.
       Доложил о своём возвращении. Мне предлагают получить документы для отправки на фронт, но я попросил ещё трое суток для устройства дел, просьбу мою удовлетворили. 11-го числа я еду на 4-ый украинский фронт, должность не совсем удовлетворяет, но не плохая. Большинство ребят едет на эту должность.
      Во вторых строках своего письма разрешите вас, Маруся, поблагодарить за тёплый родной приём, который был вами оказан.
      Маруся! Сама жизнь создаёт условия для наших встреч, она как будто бы кропотливо работает и создаёт условия с тем, что бы хотя бы на короткий период встретиться и создать дальнейшие дружеские отношения. Маруся, мне кажется, что все эти десять лет жил только для этой встречи и дальнейших. Это десятилетие я всё что-то ждал, хотя и ждать бы не чего было. Я многого ни хочу обещать, но в дальнейшем жизнь нам продиктует, как жить: кого накажет, кого вознаградит.
    Одно хочу сказать: жди меня, только пуще жди. Жди, когда других не ждут…
Но ты жди, Маруся, и я вернусь!
     Всё, Марусенька.
     Вижу тебя во сне почти каждую ночь. Будет время, напишу много. Передай благодарность Дусе, которая способствовала нашей дружеской встрече. Передай привет тёте Шуре, бабушке Лиде с Василием, Тасе Николаевой, крестной и всем знакомым. Ваш друг Иван. Целую крепко, крепко».
   
      Второе  письмо из Одессы, на открытке коротко написано - «С дороги».

                                                                                         

« Из Одессы 15 октября 1944 г.

                             

  Добрый день, Маруся!

      Шлю тебе свой дружеский привет, и желаю всего хорошего в твоей жизни. Маруся, я одиннадцатого числа покинул Москву, и выехал на фронт. От Москвы до Одессы мы ехали долго потому, что немцы в звериной своей злобе при отходе почти половину жилья разрушили. Разрушили все мосты, восстановление временное. Немцы так же в Брянских лесах смели с лица земли все сёла. Сейчас народ томится в землянках.
     От Черкасска до Одессы разрушено меньше и дорога богатая, всё дёшево. Я покушал их фруктов: яблоки, сливы, груши, виноград, виноградное вино. Самое большое яблоко я скушал за здравие тебя, Маруся. Примерно цены за ведро яблок 30-40 рублей, виноград 80-100 р. ведро. Молоко 10 р.л. Сейчас мы с другом гуляем по Одессе. Вчера ходили на набережную и вообще по городу. Все заводы взорваны, порт так же, дома на 10%... Остался оперный театр. Вчера мы смотрели балет лебединое озеро.
     Привет Дусе, Тасе, Лиде с Василием, крестнику.
     Целую крепко. Иван».
     Следующее письмо из Польши. Он думает, что Мария стала забывать его.