Уважаемые коллеги!
Продолжаю публикацию текстов писем С.С.Смирнову из его личного фонда в РГАЛИ по теме обороны Брестской крепости.
Документ 74.
Письмо от 14.11.1965 от бывшего командира взвода 75-го отдельного разведывательного батальона 6-й стрелковой дивизии Алексея Никифоровича Козлова, отправленное по почтовому штемпелю 17.11.1965 с адреса «Краснодарский край, станица Красноармейская, ул [ица] Пионерская, [дом] № 10 «а» на адрес «Г [ород] Москва, ул [ица] Воровского, [дом] 52, Cоюз писателей СССР, Смирнову Сергею Сергеевичу» (получено по почтовому штемпелю 21.11.1965; на конверте – помета «Брест»):
«14 ноября 1965 , Ваша книга] красива мужеством и стойкостью русских богатырей-воинов. К Вашей книге я бы прибавил много боевых эпизодов, дерзких, смелых, подчас сказочных действий наших воинов. Ведь буквально на 8-й день сражения в крепости мы перешли, если так можно выразиться, на борьбу с фашистами партизанскими методами. Конечно, я их опубликую, если это мне представится возможным. Со своей стороны я часть рукописей Вам вышлю, если не побрезгуете моими боевыми заметками из Брестской крепости. Мне никогда не посчастливилось побывать в послевоенной крепости по некоторым обстоятельствам. Но все мои мысли – в крепости, и я обязательно навещу мою святыню!
Многоуважаемый Сергей Сергеевич! В своём письме к Вам, как подсказывает мне сердце, есть ни что иное, как жалоба к Вам. И я не хочу от Вас скрывать этого сегодня. Правда, в заключении Вашей книги «Брестская крепость» сказано, что, мол, моя миссия по Брестской крепости окончена, я слезаю с колокольни. Это, может быть, сказывается Ваша усталость по отношению к нам. Но, поверьте, есть ещё много интересного и полезного, неизвестного таится среди ещё неизвестных, они ещё есть. Да, есть! В своём писании я Вам поведаю немного о нашем Герое. Кстати сказать, единственном Герое крепости – о Гаврилове. О его, я сказал бы, непартийном поведении. Его народ чтит, любит, уважает, и только благодаря Вам его вознесли до небес, возвратили ему всё, потерянное в Великой Отечественной войне. Пусть будет эта действительность в геройстве. Но не в такой мере, в какой его вознесли! Я много знаю противоречивых деяний Гаврилова, которые не подобают нашему воину, а в особенности – командиру Советской Армии в дни Великой Отечественной войны – как в лагерях, будучи пленным, так и в дни боёв в крепости Брест-Литовск. Гаврилов зазнался, что, мол, мне до Вас: я своего добился, добивайтесь сами, нянек для вас нет!
Случилось мне встретиться в Красноармейской с Гавриловысм. Он был приглашён общественностью ст [аницы] Красноармейской в 1964 году рассказать о боевых действиях советских воинов в Брестской крепости.
Какая охватила меня гордость за своих товарищей, защищавших свою Родину в крепости! Сердце колотилось от радости за наших воинов, показавших беспримерный подвиг при защите Отечества! Да, действительно – это было так и это не померкнет никогда! И как сжалось сердце моё при воспоминании, что я же тоже свою частичку вложил в летопись героического сражения. Но я не значусь участником обороны. Слёзы навёртываются на глаза, когда пролитая моя кровь в крепости осталась незамеченной. Я, конечно, понимаю, что долг каждого воина – сражаться с врагом до последнего дыхания. Но должное, завоёванное, заслуженное – оно должно быть отдано тому, кто это делал. Мне в этом не повезло. Как я обрадовался, когда Вы мне дали ответ, что я теперь кое-что скажу о битве в крепости. Как раз этого-то и не случилось. Но, как бы то ни было, я всё равно, хотя меня официально и нет в списках защитников крепости, практически я – участник 17-дневных боёв в крепости, бился с врагом до последнего дыхания, верен своему народу, своему правительству и, как член партии, родной Коммунистической партии, и Воинской Присяге. Я обильно полил своей кровью землю крепости, защищая Родину от нашествия коричневой чумы. Хотя я – инвалид, но я горд, что инвалидность получил при защите своего родного, любимого Отечества!
Так вот, я встретился с Гавриловым на встрече с этим героем Брестской крепости в 1964 году в Клубе им [ени] Ленина станицы Красноармейской. После официальной части ему преподносили подарки, поцелуи, объятья – всё это радует душу, что народ воздаёт такие почести героям. Кончилась церемония подношения подарков, подходит к концу встреча, и я поспешил на сцену, где находился Гаврилов, с целью поговорить с ним о своём, наболевшем вопросе, связанном с Брестской крепостью. Но когда я подошёл к нему, я разочаровался. Правда, я был в промасленной фуфайке – шёл с работы (работаю мотористом). Он даже не стал со мной разговаривать! Может быть, он спешил. Но я всё же настоятельно подошёл к нему. Говорю:
- Я так же, как и Вы, участвовал в обороне Брестской крепости.
- Ну что же – пишите Смирнову. Я за вас хлопотать не буду!
- Нет, - говорю, - тов [арищ] Гаврилов! Я хочу только Вашего совета, как мне поступить в сложившейся обстановке. Ведь я по сути дела потерял всё: партбилет, воинское звание, занимаемую должность в армии. Я – инвалид, имею 7 детей. Помогите мне восстановить всё это – ведь Вам всё известно, как это сделать!
- Всё это меня не интересует, где вы были, кем Вы были – мне это безразлично. Я спешу. До свидания!
Я был расстроен холодным приёмом, тем более – от брата по борьбе. И мне тогда на сердце лёг тяжёлый камень. Каждый – о себе! Его благополучие устроили настоящие советские люди вроде Сергея Сергеевича. Не будь Смирнова, был бы ты, как и я, переживающим материальные недостатки в связи с большой семьёй и инвалидностью.
В первые часы войны, когда фашистская Германия засыпала крепость арт [иллерийскими] снарядами, минами и авиабомбами, когда земля тряслась, как в лихорадке, от разрывов впивавшихся в неё смертоносный грузов, когда гарнизон Брестской крепости спал сладким крепким сном, казалось, что всё кончено, всё пропало, крепость перестала существовать. Смятение, беготня, крики, плач и стоны жён и детей, внезапность нападения создали временную, но короткую панику. Крепость окуталась пеленой дыма, гари, тучами пыли от взрывавшегося бесконечно смертоносного груза. Эта кутерьма продолжалась более двух часов. Снарядно-минный дождь был настолько плотен, что невозможно было пробежать и пяти метров. Старшего ком [андного] состава на месте не оказалось – они [ , командиры] в большинстве были на своих квартирах в городе. Пришлось принимать командование, невзирая на то, свои или присоединившиеся, другие части – лишь бы шло дело к отражению противника. Бывало, что в твоей группе оказывались старшие командиры, но коль попал на мой рубеж – подчиняйся! А по правде сказать, команд было очень мало, все были в одном порыве – бить врага! Первые часы войны меня захватили на квартире ком [андного] со состава ОРБ-75 [здесь и далее - 75-го отдельного разведывательного батальона] . Здесь было два двухэтажных корпуса, расположенных рядом с крепостным стадионом, а к востоку – к внешним воротам крепости. В нашем корпусе находилось около 20 женщин и 15 детей. Все были осаждены в нём и пока ютились в подвалах корпуса, так как казематов под домом не было. Паника окончена. Снаряды и мины разрываются всё реже и реже - арт [иллерийская] и миномётная подготовка закончилась. Наставал ещё более решающий час. Мы предполагали, что немцы предпримут немедленную атаку, считая, что гарнизон крепости подавлен и морально, и физически. Но они просчитались. Как только утих огонь вражеской артиллерии, мы, остатки разрозненных частей и подразделений, двинулись перебежками к внешнему валу крепости на Западном острове. В моей группе – всего 17 человек с разных подразделений – тут были и с 333-го полка, и из санбата, ОРБ-75, 98 ПТО [так в оригинале] . Главное, что у нас мало было оружия – всего 8 винтовок, а у остальных - пистолеты. Как и следовало ожидать, немцы страшной лавиной устремились на крепость. Страшное, по правде сказать, зрелище. Впервые за свою жизнь вижу эту противную зелёную саранчу, которая, вооружившись до зубов, ринулась на старую русскую крепость. Воздух наполнился теперь трескотнёй пулемётов, автоматов противника. Лишь изредка била ещё артиллерия, давая возможность немцам вести наземные бои в крепости по очищению её от русских войск. Но как! Крепость ощетинилась, битва приняла характер свалки. Нам бить врага нечем – нет оружия, патронов. Дело дошло до рукопашной, где возможно – ножами, били наотмашь русской трёхлинейкой, дабы сбить фрица и овладеть его автоматом. Несли неисчислимые жертвы обе стороны. Бойцы после внезапности оправились, подходили к нам. На этом самом валу я встретился с Гавриловым, который начал было командовать, но его команд пока не придерживались. Я сказал ему: «Тов [арищ] командир! Разрешите мне со своими бойцами продолжать бой, ибо ярость бойцов к врагу была неописуема. Я справлюсь с этой группой сам». Гаврилов был кем-то отозван и больше он у нас не появлялся.
Враг свирепел, бросал всё новые и новые силы, уже канал, обводняющий крепость с внешней стороны, был полон трупов зелёной саранчи, но они всё лезли и лезли. У нас появились трофейные автоматы, которые охотно служили нам, чтобы бить своих прежних хозяев. Наткнувшись на упорное сопротивление советских воинов, немецкое командование оттянуло свои войска к вечеру, но зато после этого по нам дали бешеный огонь артиллерия и – в особенности – авиация. Я возвратился в свой корпус уже не пустой, а с автоматом с «козьей ножкой» [так в оригинале] и 2 гранатами с деревянными ручками. Дети плакали, просили кушать, пить, жёны, что постарше и с детьми, с влажными глазами с надеждой смотрели на меня. Из моего подразделения никого из бойцов не осталось. Мы остались вдвоём – батальонный комиссар Венедиктов и я. Я раздобыл кое-чего съестного в квартирах ком [андного] состава, накормил детей, жён – хотя и не досыта, но они перекусили. Всю ночь зависали ракеты, отблески огненных языков в горящей крепости мелькали по стенам квартир, тысячи трассирующих пуль летали в разные стороны, раздавались глухие взрывы снарядов и ручных гранат. На 4-й день жён и детей под белым флагом сдали немцам. Началась ожесточённая борьба мелких разрозненных групп с коричневой чумой фашизма. Борьба приняла характер партизанщины. Мы в подземелье не уходили. Нас было в целом 9 человек, на десятый день нас осталось всего 3 (трое). За эти дни мы сменили более 50 позиций, причём все – на поверхности, избегая казематов, так как там ничего не видно, где противник, и ожидать, пока появится фриц в подземелье, мы не хотели. Причём мы всё время вертелись там, где уже немец закрепился окончательно. Несколько дней (а точнее – 5 суток) мы питались с кухни немцев. Правда, один раз потеряли при этом 2-х человек – они, когда ударила им дурь в голову, пошли на кухню днём, в обед. С тех пор мы стали там появляться только в сумерках, на ужин. Мы имели у себя по комплекту немецкого обмундирования – оно нам кое-где послужило. Делали три раза пробу на прорыв – без результата: немцы законопатили все щели из крепости, взяли нас на 100% уничтожение. Были дни горькие, панического характера, когда немецкие репродукторы орали, что Москва взята, армия разбита. С Большой земли за всё время – ни звука. Самолётов летало с красной звездой мало – всего-навсего один раз. Но плен нас, воинов, осквернял - погибнуть, но не сдаться! На 16 – 17 сутки при прорыве мы попали в заград [ительную] полосу фашистов. Я был тяжело ранен, в бессознательном состоянии меня подобрали немцы, перевязали, привели в комендатуру, спросили: «Сколько же вас ещё в крепости, чем вы сражаетесь, где берёте боеприпасы, чем питаетесь?». Отвезли меня на машине в Брест, в больницу № 3, где был хирург Ильин – он мне делал операцию. Потом я попал в Южный городок. В ноябре 1944 года [так в оригинале; по смыслу – 1943-го] мы с хирургом Борисом Алексеевичем Масловым бежали. Я попал в партизанский отряд, был опять ранен и в марте 1944 года отправлен на Большую землю. В Южном городке я встретил своего врача – Зачина Василия (военврач 3-го ранга, начальник санитарной службы ОРБ-75 6-й стр [елковой] Краснознамённой дивизии).
Многоуважаемый Сергей Сергеевич! Подробности 17-дневных боёв в крепости мною описаны, но нужно их обрабатывать, а всё же я не мастак в этом вопросе – мне нужна квалифицированная помощь в доведении рукописи до дела.
Прошло 20 лет, как разгромлена фашистская Германия. Участники войны отмечены орденами, медалями, благодарностями, но у меня нет ни того, ни другого. Но это не беда – беда в том, что я потерял в этой крепости партбилет. Должность моя сейчас – инвалид, но должного от государства я не получаю. Перерыл все архивы, но все ответы: «Данные не сохранились». Что делать – не знаю! Моя с Вами переписка тогда прервалась по неизвестным мне причинам, но я уверен, что я был рядом с Матевосяном, с Гавриловым. Но что же здесь такого: видимо – судьба, но всё же я надеюсь на Вас, что я найду своё достойное место среди участников обороны Брестской крепости.
С уважением к Вам – А.Козлов.
Адрес: Краснодарский край, станица Красноармейская, ул [ица] Пионерская, [дом] № 10а, Козлов Алексей Никифорович».
Продолжение публикации следует!
С уважением – К.Б.Стрельбицкий
