ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Фомин В.И.
Ф760 Плацдарм за рекой Волхов. Алма-Ата,
«Казахстан», 1977.
64 с.
Это рассказ комбата об одном из сложных периодов в боевой истории 310-й стрелковой дивизии, сформированной в Казахстане и отличившейся в ожесточенных боях с захватчиками на Волхове, о ратном подвиге лучших сыновей и дочерей нашей Родины, воспитанных ленинской партией в духе братства и дружбы народов, пламенного патриотизма, непоколебимой веры в силу советского строя.
Книга рассчитана на широкий круг читателей.Ф 11202—221 109—77
401(07)—77
(С) ИЗДАТЕЛЬСТВО «КАЗАХСТАН», 1977
_________________________________________________________________________________
310-я стрелковая дивизия, удостоенная впоследствии почетного наименования Новгородской, награжденная орденом Красного Знамени и орденом Ленина, была сформирована летом 1941 года в Казахстане, в городе Акмолинске. Командиром дивизии был назначен полковник Н.М. Замировский, комиссаром — полковой комиссар С.И. Шаманин, начальником штаба — полковник М.И. Кружков.
Бойцами ее стали жители Кустанайской, Карагандинской областей Казахстана, а также города Акмолинска и близлежащих районов — железнодорожники, горняки, колхозники — русские и казахи. В дивизию вливались выпускники Алма-Атинского военного училища.
Сколачиванием подразделений этого воинского соединения, организацией боевой подготовки руководил начальник штаба дивизии Михаил Иванович Кружков — высокообразованный в военном деле человек, прошедший три войны.
Командир дивизии, комиссар, штаб, политотдел работали день и ночь. Боевая подготовка велась с максимальным приближением к условиям фронта: отрабатывали все виды боев согласно уставам, начиная от одиночного бойца и до отделения, взвода, роты-батареи, батальона, полка.
— Вы должны теперь усвоить самую главную науку, — учили командиры своих людей, — уметь побеждать страх. Страх, который подавляет волю, разоружает человека, делает его беспомощным. Не победивши труса в самом себе, нельзя одолеть врага.
На тактические занятия выходили в степь, где проводились ночные учения всех подразделений и частей, поднимаемых по тревоге.
— Меткий выстрел, — учили сержанты вчерашних рабочих и колхозников, — получается тогда, когда, затаив дыхание, держишь цель на мушке и плавно нажимаешь на спусковой крючок. Для точности попадания винтовку нужно положить на какую-нибудь опору: в окопе — на бруствер, и лесу на пенек, на сук дерева.
В ночь на 18 августа 1941 года началась отправка дивизии на фронт. У эшелонов толпились провожающие: женщины, старики. Люди прощались друг с другом — все перелатали великую боду, которая обрушилась на страну.
310-я дивизия состояла из трех стрелковых полков: 1080-го, 1082-го и 1084-го, которыми командовали майоры Смирнов, Михайлов, Юртов. В дивизию входили также 860-й артполк, (командир майор Головчанский), батальон связи, саперный, разведывательный и другие подразделения и службы.
Эшелоны дивизии, выйдя из Акмолинска, шли через Челябинск, Куйбышов, Москву, Вологду и Тихвин на северо-западный участок советско-германского фронта, где разворачивались грозные события.
Гитлеровская клика, предпринимая вероломное нападение на Советский Союз, большое внимание уделяла северному флангу своих войск.
Особое значение придавалось захвату Ленинграда.
В первой половине июля командованию Северной группы немецко-фашистских войск казалось, что сопротивление находящихся перед ними частей Красной Армии уже сломлено, и город на Неве скоро будет занят гитлеровцами. Нацистский диктатор собирался «сравнять Москву и Ленинград с землей». Но план овладения Ленинградом с ходу провалился. Почти месяц топтались немецкие войска перед позициями наших дивизий.
В первой половине августа немецкие и финские войска почти одновременно развернули концентрическое наступление на пяти направлениях: Красногвардейском (Гатчинском), Лужско-Ленинградском, Новгородско-Чудовском, Петрозаводско-Свирском и со стороны Карельского перешейка.
16 августа войска противника вышли к реке Нарва, ворвались в Кингисепп, захватили западную часть Новгорода. Встретив ожесточенное сопротивление советских войск, немцы вынуждены были выставить здесь заслоны. 20 августа врагом было захвачено Чудово. Октябрьская железная дорога, важнейшая коммуникация между Москвой и Ленинградом, оказалась перерезанной.
В связи с угрозой продвижения немецко-фашистских войск восточнее Ленинграда, за реку Волхов, было принято решение развернуть в районе Тихвин, Малая Вишера, Валдай, Осташков резервные армии с непосредственным подчинением их Верховному Главнокомандованию. Впоследствии здесь был создан Волховский фронт, на котором довелось сражаться и казахстанцам.
27 августа части 310-й дивизии начали выгружаться в Тихвине. Стало известно, что соединение включается в состав 54-й армии. Выгрузившись, полки двинулись походным порядком на юго-запад, к станции Будогощь, чтобы отразить врага, наступавшего со стороны Чудово.
Бойцы шли под непрерывным дождем. Дороги раскисли. Дни были мрачные, резкий холодный ветер пробирал до костей. Шинели намокли и не защищали от сырости. Под ногами хлюпала грязь. Но идти надо, хоть и нелегка солдатская ноша: винтовки, карабины, автоматы, противогазы, шанцевый инструмент, гранаты, пулеметы. А в сапогах — вода.
Усталость валила с ног, но бойцы шли вперед.
На марше дивизию догнал новый приказ — направиться в район станции Назия.
На станции Чернецово снова погрузились в эшелоны и отправились в район Войбокало, станцию Жихарево с задачей остановить и контратаковать наступающего противника. Дело в том, что немцы в это время рвались к Ладожскому озеру, стремясь окончательно замкнуть окружение города Ленина.
Шестого сентября 1941 года выгрузились на станциях Назия и Волховстрой, а уже девятого вступили в бой с немецко-фашистскими войсками, имея правым соседом 128-ю стрелковую, а слева — 1-ю отдельную горнострелковую бригаду. Наша 310-я нанесла удар на юг, выбив врага из населенных пунктов Путилово, Крутой Ручей, Апраксин городок, станций Мышкино, Поречье.
Так, в сентябре тяжелого и грозного сорок первого года произошло боевое крещение нашей дивизии, участвовавшей и сражениях за Ленинград в бескрайних волховских лесах и болотах. Все последующие осенние месяцы и зиму 1941—1942 года дивизия не выходила из кровопролитных боев на различных участках фронта.
25 октября 1.941 года дивизия была переброшена из 54-й армии на юг и передана в распоряжение 4-й армии, которая под командованием генерал-лейтенанта В.Ф. Яковлева должна была предотвратить прорыв немцев на Тихвин.
К 27 октября мы уже находились на восточном берегу Волхова, заняв оборону по его притоку — реке Черной. Гитлеровцы продолжили рваться вперед. Вот уже и Черная форсирована ими. Поредевшие в сентябрьских и октябрьских боях части не смогли сдержать натиск врага. Полки отошли на север к деревням Пчевжа и Витка.
Деревню Витка оборонял 1082-й стрелковый полк. Пчевжу — 1080-й и 1084-й полки. 28 октября разгорелись новые бои. Несколько атак пехоты противника, поддержанной танками, было отбито.
Но немецко-фашистское командование все вновь и вновь бросало своих солдат ка наши позиции. Оставив деревни Битка и Рысино, отошел на север 1082-й полк. 31 октября был тяжело ранен командир 1080-го стрелкового полка майор Смирнов. Его заменил лейтенант Михайлюк.
На рассвете 1 ноября немецкие автоматчики, пробираясь по самому берегу Волхова, скрытно, в утреннем тумане, подобрались к кладбищу на южной окраине деревни Пчевжа. Сняв наше охранение, они просочились дальше на север, захватив окраинные дома, примыкавшие к берегу Волхова.
Центральная улица деревни Пчевжа стала огневым рубежом: западная часть была у немцев, восточная — у наших бойцов.
Штаб 1084-го стрелкового полка, находившийся в деревне Пчевжа, оказался под угрозой окружения. Командир полка майор А.Г. Юртов и представитель штаба дивизии капитан И.А. Чуприн приняли решение прорываться из деревни. Начальник штаба 1084-го полка капитан Джумабаев лег за пулемет у сельской церкви, чтобы сдерживать натиск немцев.
Штаб полка отходил на север. Группа бойцов и штабных офицеров, в числе которых были командир полка майор А.Г. Юртов и комиссар полка Зеленский, попала под ружейный и автоматный огонь противника. Во дворе одного дома заняли оборону. Патроны были на исходе, а немцы снова и снова шли в атаку.
Здесь на окраине села Пчевжа геройски погибли командир 1084-го стрелкового полка А.Г. Юртов и комиссар полка Зеленский.
В соседнем доме продолжал отстреливаться радист Борис Мартемьянов. Рядом уже никого не было в живых, кто отошел, отстреливаясь, на окраину села, кто пал в бою.
— Венера, Венера, слушай: я — Марс, я — Марс! Командир полка убит... Повторяю: командир полка убит, — передавал радист в штаб дивизии.
С треском распахнулась дверь, влетел немецкий солдат и тут же рухнул, сраженный очередью из автомата радиста.
— Прощайте, товарищи! — передал он напоследок. — Прощайте! Все!
К утру в Городище вошло 40 человек. А с группой капитана И.А. Чуприна произошло вот что. Когда штаб полка отходил по центральной улице Пчевжы, большая часть бойцов вместе с командиром полка и комиссаром бросилась в западную часть деревни, к Волхову. Там они отстреливались до последнего патрона и погибли под пулями.
А капитан Чуприн и несколько бойцов заскочили в сарай, что стоял справа, на восточной стороне улицы. Их оказалось всего семеро. Силы были на исходе. Еле-еле успели скрыться за стеной сирая.
Один боец, высунувшись и проем входа, дал очередь из автомата по немцам, показавшимся вдали. Очередь была последняя. Не осталось ни одного патрона.
— Что будем делать, капитан? Командуй!
Каждый понимал: вот-вот в доме появятся немцы. Они очередями из автоматов убивали каждого, кто появлялся на улице.
Во что бы то пи стало надо было дождаться ночи — переждать, пересидеть. Но где?..
Тут вспомнили, что во дворе видели лестницу, которая вела на чердак. И поняли, что ото единственный выход.
Быстро забрались туда. Трем бойцам Чуприн приказал лечь у выхода. Остальные расположились в глубине чердака. Патронов ни у кого не было, поэтому решили в случае опасности действовать штыками.
Стрельба на улице стихла. Деревня была захвачена врагом. Лежащие на чердаке не успели прийти в себя, как в дом ворвались немцы. Обыскав все уголки, заглянули в подвал. Вышли во двор, начали смотреть на чердак, но, заметив в сарае поросенка, схватили его и ушли. Опасность миновала.
Когда стемнело, осторожно спустились с чердака во двор. Немцев поблизости не было. Огородами выбрались на окраину деревни и ушли в лес. Днем вышли в расположение своих частей севернее Городища. Здесь и поведали о тех испытаниях, которые выпали на их долю.
Летняя кампания окончилась для фашистов неудачей. Захватив огромные пространства советской земли, гитлеровцы тем не менее не достигли стратегических целей, которые ставились планом «Барбаросса». Орды захватчиков были остановлены на подступах к Москве и Ленинграду. И самое главное — не были уничтожены Вооруженные Силы СССР. Красная Армия, несмотря на понесенные потери, жила и сражалась. Мощь ее росла с каждым днем, в бой вступали все новые и новые резервы, поступали вооружение, техника, которые ковались в необъятном советском тылу. Народ поднимался на Великую Отечественную войну.
Гитлеровские захватчики продолжали рваться вперед. Они стремились до наступления зимы выйти широким фронтом к Ладожскому озеру, захватить Тихвин, соединиться с финнами, наступавшими с севера.
В начале ноября поредевшие части 310-й стрелковой дивизии были прижаты к восточному берегу Волхова. С воздуха фашисты разбрасывали листовки, в которых расписывали свои успехи, убеждали в бесцельности сопротивления, предлагали складывать оружие. Они лживо утверждали, что Москва пала.
Но радио доносило до бойцов голос советской столицы. Бойцы знали: Москва держится, Москва громит врага. Это вселяло в них новые силы.
Дивизия непрерывно контратаковала наседавших фашистов.
Попытки прорваться на север, предпринятые 5-6 ноября, результата не дали. Оставался только один путь — перейти на западный берег Волхова, хотя река едва замерзла. Но другого выхода не было. На восточном берегу пришлось оставить часть военного имущества.
В ночь с 7 на 8 ноября по неокрепшему льду дивизия переправилась через Волхов. Здесь с 11 ноября 1941 года она вошла в Волховскую оперативную группу, которая подчинялась 54-й армии. Командовал этой армией генерал И.И. Федюнинский. В составе дивизии оставались 1080-й и 1082-й стрелковые полки.
Вместо 1084-го стрелкового полка, обескровленного в окружении, ожесточенных боях, в дивизию был влит 4-й стрелковый полк, сформированный в свое время в Ленинграде. В эту часть вошел также курсантский батальон Петергофского пограничного училища. Командиром 1-го стрелкового полка был назначен майор Н.А. Шорин.
Обстановка не позволяла предоставить измотанным частям ни отдыха, ни пополнения. Сражение продолжалось. Враг стремился к Ладоге, чтобы захватить Волховскую гидроэлектростанцию – первенец ленинского плана электрификации России.
310-я стрелковая дивизия, ведя непрерывные бои вместе с 311-й и 3-й гвардейской (стрелковыми) дивизиями, 6-й бригадой морской пехоты, сдерживала натиск противника.
В начале декабря 1941 года враг, который, невзирая на потери, рвался к озеру, был остановлен. 9 декабря советские войска выбили фашистов из Тихвина. Части группы «Север», бросая технику, неся потери, покатились на юго-запад. 21 декабря 310-я дивизия была передана в состав Волховского фронта.
В это время ожесточенные бои развернулись за Кириши — важный узел железных дорог, идущих с севера, от Ладожского озера, на юг и с востока — к Ленинграду. Наши войска, действовавшие на этом направлении, наносили удар на Кириши с востока и с северо-востока.
Здесь, южнее Киришей, нашими войсками был форсирован Волхов. 25 декабря 1941 года части дивизии вышли на правый берег реки. Марш совершался в тяжелых условиях бездорожья, через леса и болота. Впереди шла разведрота капитана Чуприна. 28-31 декабря дивизия передислоцировалась в район села Черницы. 1 января по приказу командования дивизия форсировала реку и заняла плацдарм за Волховом, сменив 65-ю стрелковую дивизию.
В это время я служил командиром 6-й роты 1-го стрелкового полка 310-й дивизии. Наша рота тоже переправилась на плацдарм за Волховом и заняла оборону.
Местность обычная для этих мест: леса, болота. Участок нашему батальону достался низменный, влажный. Свой передний край пришлось вынести несколько вперед. А окопы, отрытые нашими предшественниками, оставить у себя в тылу и превратить во вторую линию обороны.
Начали рыть землянки, строить ДЗОТы. Разбирали разбитые дома, оказавшиеся поблизости от переднего края. Кирпич, доски пускали на обшивку и обкладку землянок, ДЗОТов, ходов сообщения.
Ночи стояли холодные, снежные. Пурга, метель с изморозью. В новых землянках сыро. Строительные работы вели, главным образом, ночью. Днем поочередно отдыхали. Специально выделенные бойцы непрерывно, днем и ночью, вели наблюдение за противником.
В землянках постепенно делалось теплее, суше. Бойцы отдыхали, чинили обмундирование, писали домой письма.
— Слушай, Фомин! — говорит мне однажды политрук. — А не устроить ли нам банный день?
— Дельное предложение, — согласился я. — Это можно организовать в том блиндаже, где под печи у нас приспособлены большие железные бочки.
Сказано — сделано. Натаскали воды, истопили жарко блиндаж и в течение дня перемыли всю роту. Бойцы парились, здесь же стирали белье и сушили его у жарких стенок самодельных печей. Под вечер помылись и мы с политруком.
Вскоре из оружейной мастерской полка мы получили отремонтированные пулеметы: три станковых и десять ручных. Начало поступать пополнение.
— Хорошо! — потирал руки политрук. — Оживает рота. Был сейчас в третьем взводе. Среди вновь прибывших — Никольский, по званию сержант. Спортсмен, комсомолец, замечательный пулеметчик. На фронте с первых дней войны. Назначим его командиром взвода.
— Да, начало неплохое. Вот бы еще одно доброе пополнение — и тогда жить можно.
Довольно скоро мое пожелание сбылось: нас с политруком вызвали к командиру полка и предложили срочно направиться в тыл за пополнением.
Дул пронизывающий ветер. Укрыться от его ледяного дыхания было нечем. В кузове трехтонки оказалась только солома да несколько обрывков брезента. Мы старались теснее прижаться друг к другу. Мимо тянулись нескончаемые снежные леса. Наш путь лежал на север, к железной дороге на Вологду.
Добрались до поселка Лаврово. Здесь был контрольно-пропускной пункт. Мы с радостью вывалились из кузова и забегали вокруг машины, разминая затекшие и замерзшие ноги. Как-то сразу почувствовался голод, закусили сухим пайком.
Часа через два мы были в Жихареве. Предъявили документы военному коменданту, который объявил, что к вечеру из Жихарева в Волховстрой пойдет поезд, в котором есть специальный вагон до Вологды. Нам выдали талоны в столовую. После обеда мы вернулись к коменданту, поблагодарили его. Он ответил:
— Ну вот и хорошо, что сыты. Теперь приступайте к заготовке топлива на дорогу. Вон в углу пила и топоры — можете взять. Учтите, длиннее двадцати сантиметров поленья не резать — в печку не влезут. И колите помельче — дрова сырые. Получите их у сторожа по моей записке. Он же выдаст вам ведро, печь, трубы, фонарь. Не забудьте в Вологде весь инвентарь сдать. Старшего группы прошу ко мне для оформления документов.
Капитан Иванов пошел с комендантом, а мы вышли из дежурки. Склад топлива был недалеко. Сторож-солдат прочел вслух записку коменданта, отвел нам поленницу и ушел в сторожевую будку.
Через два часа была заготовлена целая гора топлива. Собрали бересты на растопку, прихватили несколько пустых ящиков.
Подошел капитан Иванов, сказал, что вагон оформлен, теперь надо его принять и оборудовать.
Через час все сидели в теплушке. Из досок справа и слева сделали сплошные нары. Около печки соорудили скамейки.
Наконец, вагон дернуло, состав тронулся. Кто-то тихо запел, другие подтянули. Постукивали колеса, под крышей вагона раскачивался фонарь «летучая мышь», слабо освещая вагон. Заснули поздно ночью.
Утром приехали в Вологду. Пошли в запасный полк, который был расположен на окраине, в военном городке. Во дворе между корпусов шли занятия с новобранцами. Мобилизованные были разного возраста. Весь день пробыли в штабе полка, оформляли свои команды.
Капитан Иванов получил списки на восемьдесят человек, которые передал мне для отбора людей, а сам пошел к коменданту получить вагоны.
Мы с политруком построили команду, назначили взводных. Днем нам дополнительно выделили еще двести пятьдесят человек.
Прошло два дня. Из всей команды был сформирован маршевый батальон, состоявший из четырех рот. Ротными командирами были назначены коммунисты. Капустин назначил политруков рот. Днем проводили занятия, в основном по строевой подготовке. Ночью устроили учебную тревогу.
Наконец подали состав. Во дворе военного городка построили всех отбывающих на фронт и с песней пошли на станцию. Развели людей по вагонам.
Ночью прибыли в Тихвин. В темноте ничего нельзя было разглядеть. Пошли вдоль состава к паровозу. Часовой у вагона с продуктами доложил, что все в порядке и указал направление к станционному зданию.
Дежурный комендант сказал, что пока не знает, когда можно будет отправить наш эшелон дальше.
— В сторону Волховстроя на линии десятки повреждений. На Будогощь пути тоже нет. Что там произошло — не знаю. Связи нет. Посылал трех железнодорожников на дрезине — не вернулись. Потом еще двоих красноармейцев — тоже вестей нет. А тут дном и ночью бомбят по всей железной дороге. Вчера один капитан прибыл из Волховстроя. Рассказывал, что ежедневно немцы бомбят железнодорожный мост через Волхов, а он — красавец —стоит себе невредим. Вокруг ад кромешный, на реке весь лед искорежен, вода паром клубится, много раненых, но поезда идут и идут непрерывно — везут войска, вооружение, боеприпасы, технику для защиты города Ленина и продовольствие для ленинградцев.
— Что ж, — ответил Капустин. — Все это хорошо, но мы сейчас тебя, как друга просим — не тяни, отправляй нас скорее. Ведь мы на фронт везем пополнение, там нас очень ждут, там мы очень нужны.
— Сделаю, что могу, — отвечал комендант. — Все, что могу.
Он сдержал свое слово. Скоро наш эшелон двинулся дальше.
Под вечер прибыли на разъезд № 3. Здесь военный комендант сообщил нам, что получено распоряжение направить наш эшелон не в Жихарево, а на станцию Будогощь. Пополнение, которое мы везем, предназначается 4-й армии Волховского фронта. На станции Будогощь нас встретят представители армии.
Через час тронулись дальше. Теперь мы двигались не на запад, а к югу, но местом назначения по-прежнему оставалась наша 310-я стрелковая дивизия, сражавшаяся на плацдарме за Волховом.
Ночью прибыли на станцию Будогощь. Здесь все было разбито. Наши войска освободили эти места лишь несколько дней назад.
Нас встретил капитан, представитель штаба 4-й армии. По его распоряжению эшелон был продвинут до станции Пчевжа, и здесь мы, наконец-то, покинули вагоны, выгрузились, построились и двинулись на запад, к фронту.
Около шести часов вечера пришли в Крутиху. Большая деревня была цела. Бойцов повзводно развели по домам на отдых.
Ночь была тихая, морозная. С запада доносились выстрелы, трескотня пулеметов. За Крутихой был лес, за лесом — фронт. До него оставалось всего шесть-семь километров.
Днем двинулись дальше. В деревне Мелеховской мы уже нашли тылы нашей 310-й дивизии. Здесь произвели распределение пополнения. Для нашей 6-й роты было выделено семьдесят пять человек.
Двенадцатого января, поздно вечером, направились к Волхову. Ночь. Идем быстрым маршем через лес. Наконец, деревья редеют. Лес кончился. Впереди — замерзший простор Волхова.
Спускаемся с высокого берега. Идем по льду. По сторонам то и дело виднеются темные пятна — то труп лошади, то разбитая повозка. Видимо, эта ледовая трасса часто обстреливается противником, особенно днем.
...Вышли на левый берег. Прошли метров двести. На опушке леса нас окликнул часовой. Я спросил его, где блиндаж командира батальона, и часовой указал мне вход.
Спустился по ступенькам, вошел в блиндаж. Было темно. Только в дальнем углу мерцала коптилка, возле которой сидел телефонист. На мой вопрос, где командир батальона, он молча ткнул пальцем рядом с собой и тихо сказал:
— Товарищ комбат, вас спрашивают.
Полушубок на нарах зашевелился. Из-под него поднялись два молодых военных. На петлицах гимнастерок у каждого по три кубика. Но который из них командир батальона? Один из военных, молодой блондин с пышной шевелюрой, улыбнулся, зевнул и сказал, потягиваясь:
— Наконец-то прибыли! Вы с пополнением? Это хорошо! Пошли, встретим молодцов. Сколько привели? Меньше ста?
— Так точно, семьдесят пять человек с политруком и командиром шестой роты.
— Добро! Вы первые пришли. Шестая рота сейчас и трех десятков не имеет в своих рядах. Она на левом фланге.
Мы вышли из блиндажа. Комбат поздоровался с бойцами, обошел строй.
— Разрешите идти в расположение своей роты, товарищ комбат?
— Идите. Возьмите связного, он вас проводит.
Мы попрощались и в сопровождении связного двинулись на левый фланг батальона, в расположение 6-й роты.
Встретил нас старшина Зуев, командир первого взвода, временно командовавший ротой. С моим прибытием Зуев занялся своими прямыми обязанностями снова стал старшиной роты. Сержант Зайцев был назначен командиром первого взвода, в котором после пополнения насчитывалось сорок человек, вторым — старший сержант Трофименко (двадцать восемь человек), третьим — старшина Баштаров (семнадцать бойцов).
После распределения пополнения мы с политруком пошли на командный пункт роты. Это было сооружение из снега с перекрытием из ящичных щитов.
— Товарищ Зуев, а где же бойцы обогреваются?
— Днем у кустов на берегу разводят костры.
— Да! Веселая жизнь. В таких условиях мы много не навоюем. Нужно немедленно рыть землянки, ставить печурки. А какая связь с батальоном и взводами?
— Посыльными. Телефона не имеем.
Тут же была подана команда протянуть связь в каждый взвод, послал на командный пункт батальона красноармейца с боевым донесением, в котором просил подать от батальона связь. Первое боевое донесение подписали командир и политрук роты.
Всю ночь рыли снег и землю. К утру в первом взводе были готовы две землянки: одна — для бойцов, другая — для командного пункта нашей роты. Для перекрытия использовали бревна и жерди, обнаруженные неподалеку.
Фашисты методически освещали свой передний край ракетами и изредка постреливали вверх трассирующими пулями.
Зуев сказал:
— Они по ночам не так нас боятся, как наших «кукурузников», самолетов У-2, которые почти каждую ночь забрасывают их окопы гранатами. Вот они и стреляют в воздух трассирующими.
Плацдарм за Волховом, который занимала дивизия на его западном берегу, требовал немало сил и упорства для его удержания — он имел важное значение. Западная кромка нашего плацдарма проходила у самой насыпи железной дороги Кириши — Чудово, по другую сторону насыпи находились немецкие позиции.
Это затрудняло снабжение немецких войск, находившихся севернее, в Киришах, так как железнодорожная линия была парализована, и это создавало для немцев постоянную угрозу окружения.
На всем плацдарме то и дело вспыхивали бои: то немцы делали попытки ликвидировать эту очень неприятную для них «занозу» — сбросить наши части в Волхов, то наше командование стремилось расширить плацдарм, выйти в тыл немецкой группировки у Киришей.
В январе 1942 года разгорелся один из таких боев, в котором приняла участие и наша шестая рота.
Мы получили приказ вечером перейти на правый фланг плацдарма, занять участок пятой роты и утром 17 января с боем пересечь железную дорогу у станции Тигода. Предстояло выбить противника с его позиций, углубиться в лес, окопаться и ждать дальнейших указаний.
До наступления оставалось десять часов. За это время нужно было сдать свой участок обороны пятой роте, перевести бойцов на рубеж предстоящей атаки.
Мы обходили землянки. В первом взводе слышно было, как гармонист играл вальс «На сопках Маньчжурии». По лесной тропинке сержант Егоров вел группу бойцов — это возвращались люди из боевого охранения. Оно выставлялось в 30-50 метрах перед боевыми порядками роты. Лица солдат были серыми, усталыми после целого дня, проведенного в снегу.
Короткий зимний день подходил к концу, в лесу становилось темно, из землянок выходили бойцы, по-хозяйски осматривали друг друга, проверяли, все ли взято, и повзводно трогались в путь.
Идти, правда, недалеко, всего около километра, но дорога лесная, по глубокому снегу, да еще к тому же под обстрелом противника.
В расположение пятой роты прибыли в седьмом часу вечера, тут же всех развели по землянкам. Командиры взводов и отделений собрались на командном пункте роты, где перед ними ставились задачи в предстоящем бою. Его ждали, надеясь на успех, на начало общего наступления. В 20.00 выставили боевое охранение, а остальным бойцам приказано было спать, всем спать. Утром — в бой.
17 января в 5.00 был дан сигнал к подъему. Все сразу поднялись, даже завтракали как-то наспех. Старались побольше захватить с собой патронов, гранат. Через полчаса вышли в направлении железной дороги. Ночью был буран с сильным морозом и снегопадом. Но война не признает перерывов. День или ночь, буран или тишь — она идет непрерывно.
Навстречу упругому ветру цепочкой тянулись бойцы, впереди шли командиры взводов. Что бы там ни случилось, в семь часов должна начаться атака.
На опушке леса командир первого взвода сержант Зайцев свернул вправо, и вся цепочка взвода молча пошла за ним, второй взвод со своим командиром старшим сержантом Трофименко двинулся влево, третий взвод старшего сержанта Баштарова остался при мне. Взвод быстро рассредоточился. Около одной высокой сосны наметили свой командный пункт. Бойцы немедленно приступили к земляным работам. Таков закон пехоты: где остановился, тут же окапывайся.
В семь часов по цепочке передали команду: вперед! Все дружно поднялись и молча, без единого выстрела, побежали к железнодорожной насыпи, до которой от опушки оставалось 20-25 метров. Подойдя вплотную к насыпи, залегли. Вместе с политруком и командирами взводов пошел вдоль фронта. Проверяли еще раз готовность к штурму.
— Приготовиться! Дозарядить винтовки, приготовить гранаты! Передать по цепи! — командую вполголоса.
За насыпью в предутреннем морозном тумане еле виднелась кирпичная водонапорная башня станции Тигода. На самом верху водокачки, мы знали, установлен вражеский пулемет, но сейчас он молчал.
— Пора начинать.
Политрук молча кивнул. И вот прозвучала команда:
— За Родину! Вперед!
До немецкой траншеи оставалось метров двадцать. В это время противник открыл бешеный огонь из минометов и станковых пулеметов по наступающей цепи. С водонапорной башни трассирующими пулями начал бить станковый пулемет немцев. Из траншей стреляли из автоматов. Бойцы залегли, стали окапываться. И в это время «заговорила» наша артиллерия и, как видно, удачно, так как минометы противника вскоре замолчали.
По лесу раскатилось могучее «Ура!» С новой силой загремели выстрелы из винтовок, очереди из автоматов и пулеметов. В траншею полетели гранаты. Гитлеровцы не выдержали такого удара — и побежали. Мы, заняв их окопы, немедленно стали делать с тыльной стороны бруствер, готовясь к отражению контратаки.
Было уже около часа дня, все очень устали. Мы потеряли семь человек убитыми и двенадцать ранеными. Сделали раненым перевязки и уложили их на дне траншеи. Перекусили сухим пайком. Связь с батальоном и полком отсутствовала, так как единственный телефонный аппарат был разбит, линия повреждена.
Через час враг начал контратаку. Фашисты цепью шли между деревьев, стреляя из автоматов. Их было более двух рот. Мы готовились к бою. Подпустив цепь шагов на сто, открыли огонь.
Немцы приближались.
— Товарищ комроты, патроны кончаются! — доложил командир первого взвода.
— Приготовить гранаты! — И добавил, обращаясь к политруку Капустину:
— Беги что есть духу за насыпь! Требуй подкрепления! Торопись! Организуй доставку патронов, гранат, хлеба, подай связь! Спеши, пока нас не отрезали!
Тот молча кивнул и выкатился из траншеи. Ползком по-пластунски, короткими перебежками он добрался до насыпи, перемахнул через нее и скрылся. Многие из бойцов следили за ним и, когда он исчез, вздохнули с облегчением.
Мы продолжали отстреливаться, экономя патроны. Вдруг справа от меня, там, где стоял командир второго взвода старший сержант Трофименко, разорвалась вражеская граната. Старший сержант вскрикнул и упал. Меня оглушило и засыпало землей. Зуев, наблюдавший за тылом, увидел на насыпи людей.
— Наши идут!
— Беги скорей за патронами! А то нечем отбиваться.
Зуев быстро выполнил приказание. Он вернулся с патронами, их тут же раздали бойцам. На подмогу к нам прибыл третий взвод. Подтянули телефонную связь, сразу две нитки. Я доложил в батальон и в полк о дневном бое и о положении роты.
Было уже совсем темно, когда к нам в траншею доставили горячую пищу, хлеб. Уставшие бойцы поели, делясь друг с другом впечатлениями истекшего дня.
Ружейный и пулеметный огонь постепенно прекратился. Изредка то там, то здесь падали мины. В нашей траншее стихло, и все заснули, кроме охранения. Спали прямо на мерзлой земле, прижавшись друг к другу.
Наступал медленный рассвет. Ветер нес снежную крупу. В небе послышался рокот мотора — немецкий самолет-разведчик летел вдоль железной дороги к станции Тигода. Вскоре он опять показался над нашим расположением. Со стороны противника понеслись красные, желтые, зеленые точки — это немцы трассирующими пулями указывали самолету свой передний край.
Начался минометный обстрел. Немецкая артиллерия принялась вести огонь по опушке леса за линией железной дороги. С водонапорной башни станции Тигода застрочил вражеский станковый пулемет. В воздух взвились три красных ракеты — немцы начали еще один штурм наших позиций.
Напуганные вчерашним яростным огнем, фашисты шли в атаку уже не цепью, а перебежками по одному, прячась за стволами деревьев. Вскоре они залегли, ведя редкий огонь. Слышались команды. Как видно, офицеры пытались поднять своих солдат в атаку.
В этот момент перед самой траншеей разорвалось несколько тяжелых мин. Бой разгорался. Справа немцы подошли почти вплотную. Мы их забросали гранатами, фашисты залегли, скрываясь за сугробами снега.
Уже шесть часов бушевала над нами буря из свинца и стали. Пули сыпались как град. Рвались снаряды и мины, трещали пулеметы. Слышны были стоны раненых. Мы с нетерпением ждали темноты, чтобы отправить их в тыл, пополнить подсумки патронами. Зимний день здесь короток. И вот уже огромное солнце медленно опускается за волнистую кромку бора. Мороз крепчает. Хорошо еще, что все наши бойцы были одеты тепло, но несмотря на это все лее были случаи обморожения. Мы ведь вторые сутки не выходили из боя — сражались, ели, спали в траншее.
Стемнело. Обстрел не прекращался. Те из раненых, кто мог двигаться, пошли или поползли в тыл. Тяжело раненых понесли здоровые бойцы. Часам к десяти немного стихло. Пытались восстановить прерванную связь, но безуспешно. Убитых тоже отправили к своим. Ждали подкрепления.
К полуночи вернулась первая группа бойцов, сопровождавшая раненых. Принесли патроны, гранаты, два ручных пулемета, пять буханок хлеба. Горячую пищу доставить не смогли.
Утром, когда рассвело, фашисты опять пошли в атаку. Мы держались стойко, как и прежде. В течение дня нами было отбито несколько атак. Патроны кончались, осталось очень мало гранат. В строю всего 27 человек.
Бой длился дотемна. С наступлением ночи немцы как-то сразу прекратили обстрел. Мы слышали, как они откатывались в глубь леса, и не вели огня, берегли патроны на следующий день. Наступила мертвая тишина. От этого словно стало еще холоднее. Вскоре вернулись бойцы, посланные в тыл, и передали мне приказ: отойти на исходный рубеж.
Наше наступление на железнодорожной линии под станцией Тигода успеха не имело. Резервов для развития атаки у командования не было. С болью в сердце мы возвращались за насыпь.
За линией, около опушки леса, нас ждал связной от комбата. Он передал, чтобы мы здесь заняли оборону.
Началось третье утро боев. Чтобы отбить наседавших гитлеровцев, к нам на помощь прибыла пятая рота.
Командир этой роты передал, что комбат ранен, батальоном приказано командовать в бою мне.
Сражение продолжалось. Мы вели огонь из всех видов оружия. Нас поддерживали минометы и полковая артиллерия. Несколько раз фашисты пытались пересечь насыпь, но мы их отбивали.
Наступило некоторое затишье. Я привстал, чтобы оценить обстановку и вдруг упал. Страшная боль пронзила левую руку и правое плечо.
Бойцы заметили это, быстро подползли ко мне. Санинструктор, расстегнув полушубок, наложил повязки. Меня потащили к лесу. Когда очнулся, увидел, что меня несут на носилках.
В медсанбате, пока не зажили раны, пробыл больше месяца и только в феврале вернулся в полк.
Находясь на излечении, много читал, разговаривал с соседями по палате, вспоминал прошлое. Особенно часто вспоминались детские годы.
Родом я из города Гусь-Хрустальный, что во Владимировской области. Там, в слободе Куниши, и жили все мои предки — мастеровые. Места вокруг чудесные: густые леса, почва сухая, климат умеренный. На юго- восток от города — сосновый бор, который местные жители почему-то называли «Швейцарией». Деревья в этом бору высокие, прямые — действительно корабельный лес!
В 1911 году наша семья переехала в Петербург, где отец поступил на Путиловский завод. Я хорошо помню, что от Нарвских ворот до Путиловского завода в те времена ходила конка.
Жили мы около деревни Автово, рядом был большой парк с фруктовым садом и прудом, а дальше — пустырь, где обычно играли дети. Асфальта тогда и в помине не было, тротуары — деревянные. Между ними и домами проходила водосточная канава. В жаркое время канава высыхала, зарастала травой, и мы прятались в ней, когда играли в казаков-разбойников и в солдат.
Пустыри простирались и дальше, за Путиловским заводом. Сам завод выглядел хмуро, неприветливо. Проходные ворота были окрашены темной краской. Напротив находились многочисленные лавчонки.
Подростки, что в 1914 году играли «в войну» на пустырях у Путиловского, не были на фронтах первой мировой, зато в Великую Отечественную наше поколение сказало свое слово...
Я вернулся из медсанбата в полк в конце февраля 1942 года. 1-й стрелковый полк под командованием майора Дружинина в это время опять находился на левом фланге. Второй батальон, которым я командовал, занимал оборону напротив деревни Зеленцы.
Мы укрепляли передний край, строили новые огневые точки, действующие и запасные, отражали атаки гитлеровцев.
Противостоящий нам противник занимался в общем примерно тем же. У немцев была довольно хорошо разработанная система огня как на переднем крае, так и в глубине. В районе деревни Зеленцы и у ручья из-за железной дороги немцы постепенно стали применять на нашем участке стрельбу прямой наводкой из орудий. Недалеко от переднего края, за деревней Зеленцы, противник оборудовал посадочную площадку для самолетов.
Все это говорило о том, что немцы придавали большое значение своей обороне на участке против нашего плацдарма. Не добившись успеха в попытках сбросить нас в Волхов, гитлеровцы непрерывно укрепляли свои позиции.
Это заставляло нас быть постоянно настороже. Почти каждую ночь за передний край мы высылали разведывательные группы.
Так, ночью 8 марта Ерохов и Ахмедов скрытно подползли к вражескому блиндажу и забросали его гранатами. В следующую ночь Ахмедов, Марков и еще шестеро бойцов опять были в поиске за передним краем. Сначала они наткнулись на проходивший по лесу немецкий телефонный провод и перерезали его. Затем, после долгого наблюдения за одним вражеским ДЗОТом, обнаружили, что возле него нет часового. Это дало возможность нашим ребятам незаметно, с двух сторон подползти к огневой точке. Марков спрыгнул в траншею. Он уже собирался открыть дверь ДЗОТа и швырнуть туда гранату, как сзади в траншее послышались шаги. Из-за поворота вышел вражеский солдат. Пришлось пустить в ход автомат. Немец упал. На стрельбу из ДЗОТа выскочили еще двое, которых Марков тоже успел уложить на месте.
В это время Ахмедов забрался на крышу ДЗОТа и спустил в дымовую трубу две гранаты. Раздался взрыв. Из подорванного ДЗОТа шел едкий дым. Наши смельчаки, забрав оружие и документы убитых фашистов, без потерь вернулись в расположение батальона.
В начале марта 1942 года в батальоне побывали артисты из фронтовой художественной бригады. Уже больше месяца разъезжают они по войсковым соединениям Волховского фронта. Это желанные гости в солдатских блиндажах и землянках, на артиллерийских позициях и в медсанбатах. Всюду они приносят бодрость, оживление, душевную теплоту.
В составе бригады более двадцати артистов — певцы, баянисты, драматические актеры. Среди них солист Всесоюзного радиокомитета П.М. Понтрягин, певица свердловской филармонии О.Н. Клиценко, артист свердловской драмы Н.М. Сунозов, известный жонглер Виконди и другие. Небольшой творческий коллектив щедро делится с фронтовиками своим мастерством. Артисты успели уже несколько привыкнуть к трудностям фронтовой жизни.
Густой высокий лес. Спускаются вечерние сумерки. Величавые сосны и ели покрыты снегом. На опушке леса актеров встречают связные в белых маскхалатах, осторожно проводят гостей по льду через Волхов. Осторожность необходима. Враг то и дело начинает бросать мины.
Вот и западный берег реки. Узкая лесная тропинка. Артистов приводят в самую большую землянку, какая только есть в батальоне. Но все равно тесно. Да и освещение не ахти какое. Три небольших керосиновых лампы. Но все это нипочем. В тесноте, как говорится, да, зато не в обиде.
Во время одного из номеров раздалась громкая команда:
— В ружье!
Зрители моментально выбежали, оставив артистов одних. На плацдарм к ручью просочилась группа немецких автоматчиков. В кратковременной, но жестокой схватке враг был отброшен.
Возбужденные боем, бойцы и командиры вернулись в землянку, чтобы сердечно попрощаться со своими гостями. Артисты отправились на другой участок нашей обороны.
Много радости доставила нам встреча с артистами, однако чувства, пережитые некоторое время спустя, были не менее яркими и волнующими.
14 марта в дивизию приехали наши шефы из Казахстана. В расположении штаба дивизии состоялся митинг. Руководитель делегации, секретарь Акмолинского обкома партии Иван Иванович Цветков представил посланцев республики:
— Вот Гудков — начальник политотдела Карагандинской железной дороги. Его жена служит в вашей дивизии в медсанбате. Малышев — знатный машинист Казахстана, Березовский — редактор «Акмолинской правды». И.И. Цветков рассказал о трудовых успехах казахстанцев, о том, как они самоотверженно работают для фронта, прочитал письмо земляков воинам дивизии.
С ответным словом выступил полковой комиссар Шаманин. Военком соединения говорил о боевых делах 310-й стрелковой дивизии. После митинга делегаты разъехались по частям для вручения подарков и писем. От родных и близких, от рабочих, колхозников, пионеров. В ответ на заботу тружеников тыла, земляков-казахстанцев, многие бойцы и командиры брали тут же обязательства, открывали личные счета по уничтожению фашистов. Так было и на плацдарме, за рекой Волхов.
На смену зиме шла весна 1942 года...
Отбушевали снежные бураны и метели, чаще улыбалось солнце, пригревая теплыми лучами солдат, которые намерзлись за зиму в снежных окопах, в дозорах перед передним краем. На сердце становилось теплее и радостнее.
«Что б там ни было, а мы перезимовали, живы и плацдарм не сдали», — говорили бойцы и командиры.
Между тем надвигались важные события. Веска должна была принести таяние ледового покрова на Волхове, а это означало, что надежной, прочной дороги, которая всю зиму связывала плацдарм с тылом, больше не будет.
Как удержать плацдарм? Как организовать снабжение сражающихся на нем войск? Как лучше осуществить взаимодействие пехоты с артиллерией? Эти и другие вопросы требовали точного оперативного разрешения.
Перед наступлением весеннего разлива реки Волхов приказом командования на Киришском плацдарме решено было оставить 1080-й стрелковый полк под командованием подполковника В.Ф. Новикова, комиссара батальона Г.Д. Адойченко, начальника штаба капитана Н.М. Малоева.
1080-й полк был подготовлен к действиям, как самостоятельный гарнизон. Командир дивизии генерал Замировский приказал командиру 1-го стрелкового полка майору Дружинину передать плацдарм подполковнику Новикову, командиру 1080-го стрелкового полка.
В ночь на 17 апреля 1942 года на плацдарм прибыл 1080-й стрелковый полк под командованием подполковника Новикова. 1-й стрелковый полк, сдав оборонительные рубежи, убыл в тыл дивизии на пополнение. Но наш второй батальон остался на плацдарме, войдя в 1080-й стрелковый полк.
Вскоре командир полка созвал командиров всех подразделений на совещание. Мы собрались в землянке штаба и приготовились слушать.
— Полк имеет задачу оборонять плацдарм, — ровным, спокойным голосом начал подполковник. Он развернул карту, на которой была нанесена обстановка. — Противник, имея превосходящие силы в войсках и технике, попытается сбросить нас в Волхов. По данным разведки, враг имеет перед нами несколько опорных пунктов с круговой обороной. Вторая линия обороны немцев проходит примерно в трехстах метрах за селом Зеленцы и за железнодорожной насыпью. Кроме того, противник располагает бронепоездом, курсирующим до станции Тигода.
Все молчали. Командир полка обвел взглядом присутствующих и продолжал:
— Нужно создавать круговую оборону в каждой роте, в особенности в ротах второго стрелкового батальона. Не исключено, что противник именно там начнет свои действия. Учтите все это, комбат-два, постарайтесь быстро разработать план мероприятий по усилению неприступности вашего переднего края. На какие-либо пополнения в живой силе и технике не рассчитывайте. Планируйте оборону с учетом собственных средств. Вопросы будут?
— Все ясно!
— Ну вот, друзья мои, я сказал все. Расходитесь по подразделениям и не теряйте ни одной минуты. Немедленно приступайте к созданию неприступной крепости нашего плацдарма.
21 апреля на Волхове тронулся лед. Бойцы левофланговой четвертой роты второго батальона с берега провожали глазами медленно уплывающую зимнюю дорогу. Ледоход на реке продолжался три дня и к 24 апреля 1080-й полк оказался полностью отрезанным от остальных частей и тылов 310-й дивизии. Занимая этот рубеж, мы продолжали контролировать железную дорогу Кириши — Чудово, а также шоссе, идущее вдоль железнодорожного полотна. Вместе с нами на плацдарме в роще под Лезно находился 47-й отдельный лыжный батальон 268-й стрелковой дивизии под командованием старшего лейтенанта Ерастова.
Перед нами — враг, сзади — волны седого древнего Волхова.
Полк непрерывно вел разведку. Однажды утром вернулась группа разведчиков, ходившая в глубокий рейд. Были захвачены документы, на основании которых можно было сделать вывод: против нас держит фронт 61-я пехотная дивизия, на подходе от Чудова находится 269-я пехотная дивизия.
Может быть, фашисты готовятся к штурму плацдарма, подтягивают силы?
Документы отправили в штаб.
29 апреля противник после мощной артподготовки перешел в наступление из деревни Лезно на рощу, занимаемую 47-м лыжным батальоном.
Лыжники старшего лейтенанта Ерастова героически дрались с превосходящими силами врага. К концу дня все атаки были отбиты. Этот бой вызвал опасение, что враг, не добившись успеха под Лезно, может возобновить атаки под Зеленцами. Поэтому 29-30 апреля все подразделения 1080-го полка были приведены в боевую готовность.
На танкоопасном направлении, между 4-й ротой и Зеленцами, саперы старшего лейтенанта П.И. Сычева в течение двух ночей произвели минирование, дополнительно установили несколько рядов проволочных заграждений. На опушке леса также поставили несколько десятков мин. К пулеметным и артиллерийско-минометным позициям подвезли боеприпасы. Санитарная рота развернула передовые перевязочные пункты.
Но противник молчал. Такая необычная для плацдарма тишина казалась подозрительной. Нервы у всех были напряжены. Но инженерные и другие оборонительные работы шли безостановочно.
Наступил день Первого мая.
Утреннее солнце ласкало землю своими лучами, она была покрыта зеленым ковром, в лесу совсем по-мирному пели птицы.
Дымят ротные кухни. Повара готовят сытную солдатскую еду.
В двенадцать часов дня, на зеленой поляне, недалеко от берега Волхова, был проведен первомайский митинг представителей подразделений гарнизона. Бойцы и командиры в летней форме, чисто выбритые, улыбающиеся, поздравляли друг друга с праздником. На митинге выступил секретарь парторганизации полка старший политрук Малахов. Поздравив бойцов и командиров с праздником, он рассказал о положении на фронтах, о жизни и борьбе ленинградцев. Подчеркнул, что удержание плацдарма имеет очень большое значение. Потом выступали представители подразделений, призывая боевых друзей стойко отбивать все атаки врага.
А весна была уже в полном разгаре, — все вокруг зеленело. В лесу, в расположении пятой и шестой рот, в землянках уровень грунтовых вод повышался с каждым часом.
Когда залило водой все землянки, пришлось сооружать шалаши. Для приготовления пищи, обогрева и просушки жгли костры, которые всячески укрывали и маскировали от противника.
Передний край был затоплен: проволочные заграждения, минные поля, огневые точки — все покрыто водой.
У немцев было то же самое. Они отошли повыше, в деревню Зеленцы.
3 мая фашисты крупными силами навалились на 47-й лыжный батальон, который оборонялся на плацдарме в роще на юго-запад от нашего полка.
Героически дрались ерастовцы. Пользуясь затишьем, в ночь с 3 на 4 мая комбат Ерастов отправил раненых за Волхов. Убитых похоронили на берегу реки.
К утру 4 мая в батальоне осталось боеспособных тридцать пять человек под командой Ерастова. Они встретились лицом к лицу с врагом, который по численности и вооружению значительно превосходил их.
...Кругом лес, бурелом, а за спиной — полноводный весенний Волхов. Бой с превосходящими силами шел шестой день. Несмотря на большие потери, враг бросался в новые атаки.
Таяли силы бойцов. Убит командир батальона Александр Акимович Ерастов. Командование принял на себя комиссар Федор Ильич Фомин, член партии с 1919 года, участник Гражданской войны. Своим мужеством и отвагой он воодушевлял оставшихся в живых на последний бой.
Под вечер погибли командир роты Черепанов, рядовые Садовый (телефонист), Шадрин (связной комбата), комиссар батальона Фомин.
Погиб почти весь 47-й отдельный лыжный батальон 268-й стрелковой дивизии, не отступив со своего рубежа. Бессмертен подвиг тридцати пяти героев. До последнего вздоха мужественно сражались они с ненавистным врагом. Командир дивизии генерал-майор В.В. Визжигин приказал представить личный состав лыжного батальона к правительственным наградам. Впоследствии приказом по Волховскому фронту были посмертно награждены: орденом Ленина — старший лейтенант А.А. Ерастов, орденом Красного Знамени — батальонный комиссар Ф.И. Фомин, телефонист И.Е. Садовый и другие.
Поэт Чивилихин написал поэму «Тридцать пять», прославив героизм лыжников из батальона Ерастова.
После боев под Лезно наш плацдарм приобрел еще большее значение. Поэтому командование принимало все меры к его укреплению. С помощью дивизионных саперов создавались траншеи, ходы сообщения полного профиля.
В этих условиях особое значение приобретало непрерывное наблюдение за противником, чтобы можно было точно знать, что у него делается на переднем крае и в глубине обороны.
Для выполнения поставленной задачи пришлось большую часть наблюдательных пунктов выдвинуть вперед, ближе к позициям врага.
Тогда было решено организовать несколько наблюдательных пунктов на самых высоких елях и соснах, расположенных вдоль опушки леса. Так, в пятой роте с одной сосны село Зеленцы видно было, как на ладони. А до этого, кроме двух крайних домов, мы ничего не видели.
Организовав дополнительные «высотные» наблюдательные пункты, мы уже знали всю жизнь этой деревни. Могли взять на учет не только огневые точки, но и каждого вражеского солдата и офицера. В течение трех суток каши наблюдатели засекли почти все нужные нам цели. Мы их все занумеровали и сообщили в штабы полка и дивизии.
Утром 23 мая на рубеж, занимаемый нашим вторым батальоном, двинулось около полка вражеской пехоты под прикрытием пяти танков. Я в это время находился в расположении четвертой роты. С командного пункта командира роты по телефону всем подразделениям отдал приказ:
— Приготовиться к бою, ни шагу назад!
Разгорелся ожесточенный бой. Гремела артиллерия.
От Зеленцов били пулеметы. Рвались вокруг снаряды. В этот адский шум ворвался приближающийся гул моторов, металлический лязг гусениц.
— Танки идут, товарищ младший лейтенант... Танки! — крикнул комсорг роты Егоров.
— Ничего. Не первые и, наверно, не последние для нас с вами танки, — спокойно ответил Емельянов.
Назначенные командиром гранатометчики хватают связки гранат, готовят бутылки с горючей смесью...
Танки идут развернутым строем, стреляя из пушек и пулеметов. Бойцы со связками гранат выдвигаются навстречу. Вот один боец, улучив момент, размахнулся, сильно метнул связку гранат и вслед за ней — бутылку с горючим. Взрыв, пламя. Танк вспыхнул. Из него выскочили три немца и тут же упали, сраженные меткой очередью пулеметчика Бредихина.
Второй танк, ведя непрерывный огонь, развернулся направо и двинулся вдоль нашей траншеи. Заместитель политрука Климов бросает в него бутылку с горючим, она разбивается о гусеницу, появляется сноп огня, но танк идет дальше, держа курс на ротный командный пункт. В это время сержант Салтыков, выскочив из-за землянки, бросил несколько гранат, а сам в окоп. Раздался сильный взрыв, и танк, ткнувшись носом, замер. Гитлеровцы не выдержали, повернули обратно.
Вскоре фашисты снова бросились в атаку. В полдень несколько танков прорвались к траншеям четвертой роты и принялись утюжить наши окопы, поливая все вокруг горючей смесью и свинцом. Всюду бушевало пламя. Но как только танки проходили вперед, емельяновцы, потные, обожженные, с черными от копоти лицами, вновь подымались с земли и встречали вражескую пехоту метким огнем. И снова возвращались фашистские танки, и снова крутились на траншеях.
Одновременно на правом фланге батальона, на опушке леса, завязался тяжелый бой. Командиру пятой роты лейтенанту Щербатову не раз приходилось поднимать своих бойцов в контратаку, чтобы отбросить гитлеровцев. Наконец, фашисты стали медленно отходить, цепляясь за каждый клочок земли, каждый кустик. Преодолевая сопротивление, пятая рота продолжала теснить врага. В конце концов положение было восстановлено на всей линии обороны батальона.
28 мая, вечер. Наблюдатели докладывают о сосредоточении в лесу, северо-западней Зеленцов, крупных сил противника.
По документам убитого немца установили, что в Зеленцы прибыл 489-й пехотный полк 269-й пехотной дивизии. Что это значит? Смена частей или новое сосредоточение сил для удара по нашему плацдарму?
Командир полка доложил обстановку командиру дивизии. Генерал Замировский приказал быть в боевой готовности.
Подполковник Новиков побывал на командных пунктах всех трех батальонов, дал указания их командирам. Последние немедленно обошли все подразделения, проверили боевую готовность рот, батарей и сиецподразделений к отражению возможного удара. Ночью в подразделениях вышли боевые листки с призывами:
«Будем драться за Киришский плацдарм, как ерастовцы!»
«Ни шагу назад, только вперед, к «Ленинграду!»
Ответственный секретарь партбюро полка старший политрук А.М. Малахов почти всю ночь пробыл во втором батальоне, побывал в ротах, на огневых точках и в окопах.
Утром противник открыл огонь по всему Киришскому плацдарму. Сотни снарядов и мин рвали землю. В воздухе появилось около тридцати немецких бомбардировщиков. Но не дрогнули наши бойцы. Все до единого заняли свои места, готовясь отразить атаку.
Два часа немцы артиллерией и авиацией обрабатывали наш передний край. В одиннадцать часов с северо- западной окраины Зеленцов в атаку пошли восемь танков и до батальона пехоты. Вся эта сила навалилась на четвертую роту. Но дело решили стойкость и хладнокровие наших людей. Когда последняя немецкая цепь оторвалась от деревни, пулеметы, минометы, винтовки, автоматы и противотанковые ружья открыли отсечный огонь по пехоте, а батарея сорокапяток — по танкам.
Первым снарядом орудие Антонцева подбило головной танк, второй танк завертелся на одной гусенице, подбитый орудием Садчикова. Но в этот момент недалеко от орудия старшего сержанта Садчикова разорвался снаряд. Взрывной волной разбросало бойцов. Первым очнулся, подбежал к орудию замковый Амирхан Шакиров, за ним наводчик Никифор Долгий и остальные. Подносчик снарядов Капышев в эту минуту нес очередной снаряд.
— Давай! — крикнул Садчиков и протянул руки за снарядом. Тут же зарядили. Садчиков скомандовал:
— Огонь!
Звук выстрела был почти не слышен в грохоте боя. Немцы вели массированный огонь. Но наши батареи продолжали сражаться.
Автор
Тема: 310-я стрелковая Новгородская ор. Ленина Краснознамённая дивизия-боевой путь (Прочитано 6790 раз)