Печать

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.
1 час 1 день 1 неделя 1 месяц Навсегда
Войти

[BORUS]

Фамилия Королихин
Имя Ф.
Отчество К.
Дата рождения/Возраст __.__.1916
Место рождения Киргизская ССР, Пржевальский р-н
Дата и место призыва Пржевальский РВК, Киргизская ССР, Иссык-Кульская обл., Пржевальский р-н
Последнее место службы 8 гв. сд
Воинское звание красноармеец
Причина выбытия убит
Дата выбытия 27.10.1941
Место выбытия Московская обл., Алферовский с/с, д. Алферово
Название источника донесения ЦАМО
Номер фонда источника информации 58
Номер описи источника информации 818883
Номер дела источника информации 1110
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=51986754

Фамилия Королихин
Имя Ф.
Отчество К.
Дата рождения/Возраст __.__.1916
Дата выбытия 27.10.1941
Название источника донесения Книга Памяти. Они погибли в битве под Москвой. К. Часть 2
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=1052338148

Фамилия Королихин
Имя Ф.
Отчество К.
Дата рождения/Возраст __.__.1916
Воинское звание красноармеец
Дата смерти 27.10.1941
Страна захоронения Россия
Регион захоронения Московская обл.
Место захоронения Волоколамский муниципальный р-н, г.п. Волоколамск, ул. Щекина
Откуда перезахоронен д. Алферьево
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=87139705

Фамилия Королихин
Имя Федор
Отчество Кузьмич
Дата рождения/Возраст __.__.1898
Место рождения Киргизская ССР
Дата пленения 28.10.1941
Место пленения Волоколамск
Лагерь шталаг 352
Лагерный номер 55962
Судьба Погиб в плену
Воинское звание красноармеец|рядовой
Дата смерти 10.06.1943
Первичное место захоронения Скробов
Название источника донесения ЦАМО
Номер фонда источника информации 58
Номер описи источника информации 977521
Номер дела источника информации 1547
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=300669763

[murylev]

Борис Петрович, приветствую!
Спасибо за информацию!
Отправил в музей в г. Волоколамск Шумовой Людмиле Александровне - она же (ошибочно, по незнанию) и внесла его в текст Книги Памяти "Они погибли в битве под Москвой", часть 2, изданной в 2013 г.

[Королихина Ольга]

⅞
Фамилия Королихин
Имя Ф.
Отчество К.
Дата рождения/Возраст __.__.1916
Место рождения Киргизская ССР, Пржевальский р-н
Дата и место призыва Пржевальский РВК, Киргизская ССР, Иссык-Кульская обл., Пржевальский р-н
Последнее место службы 8 гв. сд
Воинское звание красноармеец
Причина выбытия убит
Дата выбытия 27.10.1941
Место выбытия Московская обл., Алферовский с/с, д. Алферово
Название источника донесения ЦАМО
Номер фонда источника информации 58
Номер описи источника информации 818883
Номер дела источника информации 1110
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=51986754

Фамилия Королихин
Имя Ф.
Отчество К.
Дата рождения/Возраст __.__.1916
Дата выбытия 27.10.1941
Название источника донесения Книга Памяти. Они погибли в битве под Москвой. К. Часть 2
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=1052338148

Фамилия Королихин
Имя Ф.
Отчество К.
Дата рождения/Возраст __.__.1916
Воинское звание красноармеец
Дата смерти 27.10.1941
Страна захоронения Россия
Регион захоронения Московская обл.
Место захоронения Волоколамский муниципальный р-н, г.п. Волоколамск, ул. Щекина
Откуда перезахоронен д. Алферьево
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=87139705

Фамилия Королихин
Имя Федор
Отчество Кузьмич
Дата рождения/Возраст __.__.1898
Место рождения Киргизская ССР
Дата пленения 28.10.1941
Место пленения Волоколамск
Лагерь шталаг 352
Лагерный номер 55962
Судьба Погиб в плену
Воинское звание красноармеец|рядовой
Дата смерти 10.06.1943
Первичное место захоронения Скробов
Название источника донесения ЦАМО
Номер фонда источника информации 58
Номер описи источника информации 977521
Номер дела источника информации 1547
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=300669763

Здравствуйте! Королихин Федор Кузьмич 1898 года рождения мой прадед. Прошла по ссылке, посмотрела карточку. Это точно он! Указано первичное захоронение Скробов, а перезахоронение было? Можете помочь подробнее узнать о нем? Или подскажите куда обратиться. Заранее спасибо.

[murylev]

Kgf. Lazarett Skrobow - https://www.sgvavia.ru/forum/78-1302-1 - хорошая информативная тема в отношении этого лазарета

[murylev]

Здравствуйте! Королихин Федор Кузьмич 1898 года рождения мой прадед. Прошла по ссылке, посмотрела карточку. Это точно он! Указано первичное захоронение Скробов, а перезахоронение было? Можете помочь подробнее узнать о нем? Или подскажите куда обратиться. Заранее спасибо.

Списков захоронения нет! Они все покоятся здесь.... - около 12 тысяч человек...


http://pomniki.wordpress.com/category/cmentarze-wojenne/page/9/

Skrobów. Cmentarz wojenny

W Skrobowie koło Lubartowa w niewielkim lasku znajduje się cmentarz jeńców radzieckich z II wojny światowej. Teren jest ogrodzony. Na płycie napis.








https://www.sgvavia.ru/forum/78-1302-190048-16-1332449355

TU SPOCZYWA OKOŁO 12 000 JEŃCÓW SOWIECKICH I OSÓB CYWILNYCH ZMARŁYCH W LATACH 1941 – 1944 W OBOZIE „LAZARECIE” W SKROBOWIE.

Lokalizacja: cmentarz jeńców sowieckich
Gmina: Lubartów
Miejscowość: Skrobów Kolonia
Rodzaj obiektu: Cmentarz wojenny
Liczba pochowanych: nieznana
Liczba zidentyfikowanych: 0

Cmentarz zajmuje powierzchnię 0,78 ha, jest ogrodzony suaitką metalową. Na cmentarzu znajduje się siedem mogił ziemnych zbiorowych. Na środku znajduje się pomnik z krzyżem i płyta marmurową z napisem:
TU SPOCZYWA OKOŁO 12 000 JEŃCÓW SOWIECKICH I OSÓB CYWILNYCH ZMARŁYCH W LATACH 1941 – 1944 W OBOZIE „LAZARECIE” W SKROBOWIE.

[исСЛЕДОВАТЕЛЬ]

Перевожу с польского языка на русский:
"Скробув. Военное кладбище.
В Скробуве около Любартува в небольшом леске находится кладбище советских пленных Второй мировой войны. Территория огорожена. На плите - надпись".

[murylev]

Фамилия Королихин
Имя Ф.
Отчество К.
Дата рождения/Возраст __.__.1916
Место рождения Киргизская ССР, Пржевальский р-н
Дата и место призыва Пржевальский РВК, Киргизская ССР, Иссык-Кульская обл., Пржевальский р-н
Последнее место службы 8 гв. сд
Воинское звание красноармеец
Причина выбытия убит
Дата выбытия 27.10.1941
Место выбытия Московская обл., Алферовский с/с, д. Алферово
Название источника донесения ЦАМО
Номер фонда источника информации 58
Номер описи источника информации 818883
Номер дела источника информации 1110
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=51986754

Фамилия Королихин
Имя Ф.
Отчество К.
Дата рождения/Возраст __.__.1916
Дата выбытия 27.10.1941
Название источника донесения Книга Памяти. Они погибли в битве под Москвой. К. Часть 2
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=1052338148

Фамилия Королихин
Имя Ф.
Отчество К.
Дата рождения/Возраст __.__.1916
Воинское звание красноармеец
Дата смерти 27.10.1941
Страна захоронения Россия
Регион захоронения Московская обл.
Место захоронения Волоколамский муниципальный р-н, г.п. Волоколамск, ул. Щекина
Откуда перезахоронен д. Алферьево
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=87139705

Фамилия Королихин
Имя Федор
Отчество Кузьмич
Дата рождения/Возраст __.__.1898
Место рождения Киргизская ССР
Дата пленения 28.10.1941
Место пленения Волоколамск
Лагерь шталаг 352
Лагерный номер 55962
Судьба Погиб в плену
Воинское звание красноармеец|рядовой
Дата смерти 10.06.1943
Первичное место захоронения Скробов
Название источника донесения ЦАМО
Номер фонда источника информации 58
Номер описи источника информации 977521
Номер дела источника информации 1547
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=300669763

Ошибочно (по незнанию) внесен в Книгу Памяти в 2013 г. - Они погибли в битве под Москвой. К. Часть 2, как погибший 27 октября 1941 г. в бою под Москвой...

Ошибочно (по документам (донесениям о безвозвратных потерях) штаба 8 гв. сд) внесен в списки воинского захоронения, расположенного в настоящее время на территории Волоколамского городского округа (г. Волоколамск, ул. Щекина)


На момент пленения проходил службу в 1075-м стрелковом полку 316-й стрелковой дивизии

По состоянию на 27-28 октября 1941 г. дивизия  еще не была гвардейской...

Командиром 1075- го стрелкового полка на тот момент был полковник Капров Илья Васильевич. Это тот самый легендарный полк, в составе которого проходили службу будущие "28 панфиловцев" (4-я стрелковая рота 2-го стрелкового батальона).

КАПРОВ Илья Васильевич
Гвардии полковник (05.03.1940)
(20.07.1898 - 30.07.1967)

Биографическая справка - http://forum.patriotcenter.ru/index.php?topic=53986.msg357503#msg357503

[murylev]

Данные по этому захоронению (Источник - ОБД-Мемориал):

https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=86045433

Информация о захоронении
Страна захоронения Польша
Регион захоронения Любельское воев.
Номер захоронения в ВМЦ З48-209
Место захоронения гм. Любартув, д. Скробув
Дата создания современного места захоронения __.__.1945
Дата последнего захоронения __.__.1945
Вид захоронения кладбище советских военнопленных
Состояние захоронения удовлетворительное
Количество могил 7
Захоронено всего 12000
Захоронено известных 0
Захоронено неизвестных 12000
Кто шефствует над захоронением Совет Охраны Памяти Борьбы и Мученичества Республики Польши

[murylev]

https://www.sgvavia.ru/forum/78-1302-569182-16-1465968697

Концлагерь Скробов

В концлагерь Скробов (или, по-польски, Скробово) прибыл наш эшелон с больными и медработниками туберкулезного отделения Варшавского лазарета в середине мая 1943 г. Общее количество прибывших было немногим меньше двухсот человек.
Этот лагерь занимал территорию примерно 500 на 500 м, с высокой (3,0 - 3,5 м), густо натянутой колючей проволокой в два ряда, на расстоянии одного метра друг от друга. Между этими рядами была наброшена колючая проволока в виде клубка, так называется "путанка". С внутренней стороны лагеря, на протяжении всей проводки, была предупредительная запретная зона около трех метров в глубину. Лагерная проволока охранялась четырьмя пулеметными вышками, снаб­женными яркими прожекторами; проволоку обходили часовые, вооруженные не только винтовками, но и ракетницами, а также собаками - овчарками. Выход из лагеря был только один - в ворота, около которых была канцелярия лагеря и караульное помещение. В лагере находилось несколько десятков деревянных бараков и два или три капитальных двухэтажных дома, в которых проживали врачи, военнопленные, медперсонал, а также женщины. В 18 часов наступал комендантский час, двери наших домов (не бараков!) закрывались снаружи, и в качестве туалета в ночное время использовались параши. Появившиеся в лагере (вне помещений) люди подвергались расстрелу. Мы были размещены очень тесно, приходилось дышать спертым воздухом. Открытие окон лишь немного освежало воздух.
Когда наш эшелон впустили на территорию лагеря, нас выстроили по два человека и пропускали между письменными столами, за которыми сидели сотрудники немецкой лагерной канцелярии, которые задавали вопросы и записывали в своих журналах. Спрашивали фамилию и имя, возраст, национальность и еще что-то (сейчас уже не помню). На вопрос о национальности, я ответил: "русский", так как боялся, что запишут меня в армянский легион. Увы, я тогда не знал, что в этом лагере как раз больше охотились за русскими, чтобы записывать в так называемую Русскую освободительную армию - РОА.
Вскоре познакомились и с "внутренним распорядком" и снабжением. Во многом он напоминал режим Седлецкого офлага: те же 300 граммов хольцброда, та же баланда с гнилой картошкой и дохлой кониной, но все же в этом лагере не было такого большого количества умирающих за день, как в седлецком лазарете, хотя и здесь были бараки-изоляторы для больных с открытым туберкулезом, и здесь умирали немало. Но так же, как в других лагерях, всюду было чисто. И здесь туалеты тянулись вблизи у колючей проволоки и также были очень чистыми.
Прибытие нашего эшелона стало собы­тием в лагерной жизни. Как только мы освободились от допрашивающих канцеляристов, нас окружили местные пленные, ведя обычные расспросы: "Почему перевезли Вас в этот лагерь? Как было там? Из каких мест будете, давно ли в плену?". Здесь я познакомился с Артаваздом Алавердовым. Он не только расспрашивал, но и сам охотно рассказывал о людях этого лагеря, подпольной работе, попытках к бегству и т. д. Такому доверитель­ному разговору в фашистском плену способствовало, очевидно, то, что он увидел во мне земляка, армянина, мы говорили на армянском языке, что позволяло сохранять тайну, поскольку других армян здесь не было.
Огромный интерес вызвал у меня рассказ о "политзанятиях", которые систематически проводил по вечерам с военнопленными некто Туртанов, об инженере Коршуне, который был приставлен к "шайзенкоманде", то есть, команде по очистке лагерных туалетов и др.
Туртанов. Откуда он, долго ли находился в этом лагере - никто не знал. Называли его майором, но говорили, что в действительности он генерал-майор, но скрывал это от лагерных нацистов. Вскоре я убедился в том, что его популярность в лагере исключительно велика. И неудивительно: этот человек каждый день совершал подвиг, открыто рассказывая военно­пленным о причинах временных успехов оккупантов в 1941-1942 гг., о том, что Красная Армия вступила в новый этап войны, она не только остановила немцев под Москвой, но и перешла в наступление, что победа Красной Армии и крах немецких захватчиков - неминуемы.
Нельзя сказать, что Туртанов был единственным, проводившим политико-воспитательную работу с военнопленными. Такая работа проводилась во всех лагерях, но велась втайне от немцев, с большой осторожностью. Поэтому вызывало удивление то, что немцы могли терпеть агита­цию антифашиста. Лишь несколько позже я узнал, что начальником этого лагеря был австриец, а главный немецкий врач (фамилию его не помню) и его помощник - Рихард Харвалъд, также австриец из г. Вены. Вот эти двое заступались за Туртанова, как за больного туберкулезом. Когда они ушли в отпуск, Туртанова перевели в какой-то другой лагерь. В день, когда прибыл наш транспорт из Варшавы, Туртанов сообщил своим слушателям об этом и, между прочим, сказал: "С транспортом прибыли два врача, один из них - наш парень, с ним надо наладить связь". Об этом я узнал на второй день, от разных то­варищей, которые говорили, что Туртанов знает меня, но откуда - я так и не смог припомнить. Возможно, по штабу нашей 19-й армии, но твердо сказать нельзя, это лишь предположение. В этот же, второй день нашего прибытия в лагерь, я прохаживался по аллеям вдоль проволоки и вдруг заметил мужчину высокого роста, с умными черными глазами, глубоко сидящими в глазницах. Он был одет в длинную красноармейскую шинель, на нем были сапоги, вымазанные грязью (военнопленные, у которых чудом сохранились сапоги, вымазывали их, чтобы они не бросались в глаза немцам, и они не заменяли их деревянными колодками; исключение представляли врачи, у которых сапоги не отбирали). Заложив руки в карманы, он тоже прохаживался по аллеям лагеря, но в противоположную сторону. Когда мы поравнялись, наши глаза встретились и пронзили друг друга. Он показался мне знакомым, меня потянуло к нему, но я решил пока не спешить со сближением, получше узнать о нем. Как же потом я ругал себя за свою осторожность! Через день, когда австрийские врачи ушли в отпуск, Туртанова одели в тряпье и деревянные колодки и под усиленным конвоем увели в сторону г. Любартово. Куда делся Туртанов? Жив ли теперь, ведь он был на 10 лет старше меня! Но в моей памяти он сохранился как мужественный борец за дело нашей Родины.
Коршун. После Туртанова наша работа в лагере полностью ушла в подполье. Этой работой руководил инженер Иван Яковлевич Коршун, кото­рому в то время было около 45-50 лет. С ним познакомил меня Артавазд. Поскольку вместе со мной прибыли военнопленные, участвовавшие в подпольной антифашистской работе, наша группа была объединена с местной группой подпольщиков. Иван Яковлевич был истин­ным большевиком, преданным делу нашей партии и страны. В условиях жестокого режима нацистского лагеря он группировал вок­руг себя преданных Родине людей, раскрывал ложь фашис­тской агитации, постоянно искал пути бегства из плена, рассказывал и вселял своими рассказами уверенность в близкой победе нашей армии и разгроме фашистской Германии. Он никогда не падал духом, своим оптимизмом и верой в победу подбадривал товари­щей, очутившихся в плену. Короче, можно сказать, что И.Я. Коршун был образцом мужественного коммуниста и политработника, каким был до попадания в плен.
Алавердов. Как уже говорил, с Артаваздом (или, сокращенно, Арто) я познакомился в первые минуты прибытия в Скробовский лагерь. Он родом был из Армении, из городка Алаверды, Алавердинских медных рудников. До пленения был офицером, кажется, капитаном. Это был скромный и тихий, но какой-то неспокойный, вечно передвигающийся, ищущий, имел свой круг подпольщиков. Близость с Туртановым оставила у него черты смелости и бесстрашия, но, к сожалению, ему было свойственно и фантазировать, принимать желаемое за действительность. Вот однажды он позвал меня пройтись по аллеям лагеря. Когда мы вышли на до­рогу, он обратился ко мне на вы (он был моложе, ему было 25 лет, и ко всем старшим он обращался на вы) спрашивая: "Доктор, Вы хотите бежать из плена?"
- Хочу ли я бежать из плена? - Конечно, хочу, но как, каким образом?
- Если хотите, то мы сможем это сделать сегодня, - добавляет он уверенно.
- Но каким образом? - продолжал удивляться я.
- Мы порезали проволоку и для маскировки подвесили на крючках: ночью подползем, бросим шинели на паутинку и - на волю!
- А как же проволока второго ряда, - спрашиваю я.
- Она и там порезана - заключает он.
Тон, с которым он это рассказывал, не оставлял сомнения, что действи­тельно проволока порезана и подготовлена к побегу. Но какое это мастерство, остроумие и смелость - подрезать пол-квадратных метра колючей проволоки и подвесить ее так, что трудно заметить. Какая это смелость и хладнокровие выполнять эту работу, требующую не менее 10-12 минут, там, где прохаживается часовой, там, где прожектор ярко освещает каждый сантиметр проволоки!
-- Сможешь ли ты показать это место, - спрашиваю я Арто.
-- Конечно, - спокойно отвечает он, - давайте идти по ближайшей к проволоке аллее, смотрите справа, я дам Вам знать,
Наконец, Арто подает мне знак, чтобы я посмотрел вправо, но я ничего не увидел! Аллея по-прежнему шла параллельно проволоке, мы шли и смотрели, я ничего не видел, а останавливаться нельзя: по ту сторону ходит часовой в каске, он может обратить внимание на нас, поэтому мы должны обходить по всему квадрату лагеря, а это довольно далеко. Но что делать, ради такой цели на что только не согласишься! Дело в том, что параллельно общей лагерной проволоке и на всем ее протяжении, тянется запретная зона шириной в 3-5 метра от густой сети двухрядной лагерной проволоки. Вступать на эту зону - это рисковать быть расстрелянным часовым без всякого пре­дупреждения. Следовательно, от аллеи, по которой мы шли с Арто, и до главной проволоки далеко, и трудно рассмотреть места, где проволока от­кусана плоскогубцами и подвешена на крючках. Поэтому мы идем в круг уже в третий раз, приближаясь к заветному месту, замедляем шаги, но так, чтобы часовые за проволокой и на вышке не заметили наш интерес к этому участку, и все же я не вижу никаких признаков нару­шения, а Арто все твердит: "Ну, доктор, как же Вы не видите, вон там, слева от столба?". Я напрягаю свое зрение вновь и вновь смотрю на то место, откуда нам нужно бежать, но ничего не вижу: проволока цела! Наконец, я понял, что все это не что иное, как продукт больной фантазии Арто. "Все, - заключаю я, - может быть, нам и удастся когда-нибудь бежать, но пока такой возможности у нас еще нет!". Арто шел молча, понурив голову. Я задумался: понял ли он, что у него был болезненный бред?

Будни Скробовского концлагеря

Они похожи друг на друга как две капли воды, но всегда безот­радны, тяжки, полны переживаний, воспоминаний, планов, мечтаний...
С первых же дней прибытия в Скробов, мне отвели один деревянный барак для туберкулезных, но были и другие больные. Я осматривал их, давал советы, а больше всего утешал, так как здесь медикаментов почти не отпускали, у меня был помощник - фельдшер кадровой службы Красной Армии, парень неплохой, приученный к строгому выполнению службы. Однажды придя в барак, я застал его в споре с больным - лейтенантом. Тот попросил разрешения перейти в другой барак, находящийся на периферии лагеря, а фельдшер ему не разрешал. Увидев меня, он стал просить меня дать такое разрешение. Я обратился к фельдшеру с вопросом:
- Собственно, почему Вы не разрешаете перейти в другой барак, если там ему будет лучше?
- Если всем будем разрешать переходить с барака в барак, что полу­чится? - ответил он вопросом на вопрос.
- Ничего плохого не получится, если это в интересах товарищей! Пусть переходит к своему товарищу в другой барак, если ему от этого лучше, - заключил я.
Лейтенанта перевели в барак, который находился в нескольких шагах от лагерной проволоки. Он и одной ночи не ночевал, на утро следующего дня мы узнали, что поднятая ночью стрельба была по этому лейтенанту и его товарищу; они, хотя и были ранены, но легко, и им удалось бежать в сторону леса, в котором, в 12 км от нас был партизанский отряд!
За мое разрешение перейти в другой барак, где обещали его взять на питание, он горячо и многократно благодарил меня и прощался, как буд­то мы больше не увидимся. Теперь, когда причина прояснилась, я был доволен, что принял правильное решение. Но фельдшер первым сообщил мне эту новость, подчеркнув, что это тот, которому вчера я раз­решил перейти в другой барак. "Значит, недаром мы отпустили его с нашего барака", - сказал я многозначительно.
Поскольку работы для медперсонала в бараках было мало, выполнив несколько процедур, люди уходили друг к другу "в гости", а угощением у них было воспоминание о прошлом, задушевные беседы о настоящем и даже будущем... Как-то в нашем бараке собралось несколько медработников, а фельдшер рассказывал им о жизни в лагере, где он находился до перевода в Скробов. И вдруг я услышал имя моего друга и однокашника по институту и санотделу I9-й армии Герасимова. Я стал слушать рассказ фельдшер: "Герасимов был хорошим человеком. Он был старшим среди пленных врачей, но заболел сыпным тифом, и лежал в бараке тифозных больных. Как только он стал ходить, товарищи выво­дили его на воздух прохаживаться. Как-то приехали немцы, вызвали Герасимова и еще нескольких пленных, сообщив, что их повезут в немецкий госпиталь. Пришла немецкая ма­шина, они потребовали санитаров с лопатами и повезли их. Куда, мы не знали. Затем вернувшиеся санитары рассказали, что их повезли за город, подвели к сараю и приказали вырыть большую яму, затем пленных в сарае расстреляли, а им приказали зарыть трупы в яме. Среди расстрелянных был и Герасимов. Немцы это сде­лали, чтобы приостановить сыпной тиф. Tyт я прервал рассказ фельдшера, спросив: "А как звали Герасимова?" - "Анатолий Никанорович", был ответ. Вот так погиб член ВКП(б) с 1918 г., служивший в спецчасти санотдела 19-й армии, о котором было уже рассказано.
В летние дни 1943 г., закончив свой "обход больных", пожелав им "исполнения желания", мы собирались у колючей проволоки и на "почти­тельном" расстоянии от нее пытались завязать беседу с "камарадом" часовым. Некоторые из них сами охотно вступали в беседу, другие отмалчивались или грубили. Один из них был более человечным, любил юмор, шутил с нами, сообщал новости с фронта, которые для нас, пленных, делали секретом. Мы охотно беседовали с ним, когда поблизости не было видно офицеров. Как-то пленные посоветовали ему:
- Камарад! Пусти нас за проволоку и тебе будет лучше, и нам! "Вся Европа под проволокой, - ответил он, - только Вы по ту сторону, а мы по эту".
- А нельзя поменяться местами? - сострил кто-то из пленных.
- Ну, ну, ну, - пригрозил камарад пальцем.
- Значит, не хотите на наше место? - не унимался пленный, - а если придется?
- Если придется, тогда другое дело: вы ведь тоже не хотели попасть к нам?
Как-то в лагере пронесся слух, что один из наших поваров бежал пря­мо через ворота лагеря. Мы полагали, что он подкупил какого-то немца, когда тот стоял на часах. Спустя несколько дней, когда мы вновь лежа­ли у проволоки при дежурстве упомянутого немца, издали увидели прекрасно одетого пана, который приближался к нам. Мы заподозрили, что этот "пан" умышленно подходил к нам во время дежурства камарада, с которым вероятно был зна­ком, иначе не осмелился бы подходить так близко к часовому да еще рассчитывать на сочувствие. Подойдя совсем близко, он обра­тился к часовому: "Камарад, разрешите мне бросить им курить? А это вам, добавил "пан", - протягивая руку с пачкой сигарет". Часовой разрешил. "Пан" стал швырять пачки сигарет, одну из которых просил передать своей девушке Марии. Интересно, что когда он приближался к проволоке, один из лежащих пленных воскликнул: "Да это же наш повар!" Но на него цикнули, и он понял, что об этом нельзя говорить вслух. Затем стали разговаривать с "паном": как он живет, все ли благополучно дома. Он ответил, что все нормально, двое своих были в отъезде, но они прибыли благополучно, правда, один из них поранил руку. Нам было ясно, что речь идет о том лейтенанте с товарищем, о которых я рассказал выше. Следовательно, они благополучно дошли до партизанского отряда, то есть "домой", откуда и появился к нам "пан".
Позже мы узнали, что в пачке сигарет для Марии была записка с вариантами бегства из лагеря. Но легче давать советы, чем их осуществлять. Бежать из плена были готовы чуть ли не все пленные. Самой "богатой" прослойкой среди пленных были повара. Они были сыты, а некоторые нажи­вались на обмене лишней баланды на ремни, кольца и другие мелкие вещи, если еще они сохранились у пленных. Однако даже среди них, привилегированной прослойки пленных, находились такие, которые, рискуя жизнью, бежали из плена. Желание бежать из плена было не только у "работяг", но и у "доходяг", то есть людей, у которых мало было шансов даже на жизнь, а некоторые из них не то чтобы бежать, но и стоять на ногах не могли.
Одним из таких был мой больной из Варшавского лазарета Сухов. Он вслух мечтал о бегстве, но был в таком тяжелом состоянии, что его разговоры не могли быть приняты всерьез. Но однажды один пленный из бывших уголовников уговаривает его совершить с ним совместный побег из изолятора, который представлял собой лагерь в лагере. Как-то среди ночи мы услышали интенсивную стрельбу, выстрелы из ракетниц и увидели несколько осветительных ракет, которые осветили территорию лагеря, как днем. Мы не могли выйти из своих помещений, и лишь утром узнали, что бывший уголовник, как кошка, взобрался на проволоку и спустился с другой стороны ее, затем, забросив шинель на "путанку", вновь забрался на наружный ряд колючей проволоки и вновь спустился с обратной стороны. В 50 м. от проволоки находилась копна убранного хлеба, он перебегал от одной копны к другой и убежал, хотя вся охрана была поднята на ноги. Что касается Сухова, то он смог подняться лишь на первый ряд проволоки, на которой остался висеть головой вниз, будучи расстрелянным из пулеметов. В отличие от первого беглеца, Сухов был молодым, малоопытным и тяжелым больным...
Фашисты не оставляли пленных в покое, пытаясь склонить к измене, проводили "митинги", на которых выступали представители РОА, которые уговари­вали записаться в эту "освободительную армию". Но у них почти ничего не получалось: если не считать буквально единицы поддающихся на эту агитацию, пленные не изъявляли желание записаться в РОА, а на вопросы о причинах этого отвечали молчанием. Некоторые же, в том числе и я, просто не ходили на эти "митинги", хотя немцы обязывали явкой. К чести нашего народа лишь некоторые отщепенцы шли в РОА, другие записывались в надежде, что сбегут, и с оружием в руках будут бороться против немецких захватчиков и их прихвостней, отомстят за их зверства, за насилие над безоружными пленными. Однако подавляющее большинство оставались за колючей проволокой непокоренными, предпочитали умереть, чем вступать в ряды вражеских отрядов. Они оказывали сопротивление врагу, учиняли суд над предателями. Мне рассказывали, что до нашего прибытия в Скробовский лагерь был обнаружен предатель, который выдавал товарищей. Пленные учинили над ним самосуд, опустив головой в фекальные массы одного из лагерных лагерного туалетов... А вообще в Скробовском лагере на 8-9 тысяч военнопленных, по нашим подсчетам, лиц, которых можно было отнести к предателям, было не более десяти.
Я жил на втором этаже в комнате вдвоем с пожилым врачом-евреем. На его рукаве была повязка с шестиконечной звездой черного цвета. По его рассказу, он когда-то был переплетчиком (и сыном переплетчика), поэтому попросил немецкую канцелярию разрешения переплетать книги - как у военнопленных, так и у немцев. Пос­кольку это делалось безвозмездно, то такое разре­шение ему было дано, и он время от времени занимался переплетным делом, хотя, по всем данным, был неплохим врачом. В Скробовсном лагере было еще два врача-еврея. И у них на руке также была повязка с еврейской звездой. В то время нацисты евреев уничто­жали поголовно, а вот в нашем лагере сохранилось три врача-еврея. Говорили, что австрийские врачи не разрешали переводить их в другой лагерь, что было равносильно смерти. Одного из евреев, самого моло­дого, звали Гауптман (в переводе на русский "капитан"), он и звание имел врача-капитана. Он обладал юмором, но этот юмор всегда был кратковременным, его заменяла грусть, переживания. Третий врач-еврей был самым старшим среди всех врачей. Гауптман был из Львова, а двое других, кажется, из Харькова. Все они оставляли неплохое впе­чатление. Мой сосед, который имел койку также под лестничной койкой, доверительно рассказывал мне истории из прошлой и настоящей жизни, я был ему за это благодарен и отвечал тем же. Однажды, когда я вернулся из барака, он мне сообщил, что приходили из немецкой канце­лярии и спрашивали меня. Я задумался: почему? Конечно, ничего хорошего я от них ждать не мог. Решил не хо­дить. Но не прошло и 10 минут, как за мной явился немецкий солдат и повел меня в немецкую канцелярию.
Для того, чтобы было понятно последующее, я должен сказать, что еще в Ростове, когда я пришел по своему "моблистку" в Штаб СКВО, мне выдали обмундирование, документы, но паспорт не отобрали. Я думал, что это сделают в части, куда я прибуду. Но и там, в санотделе армии, паспорт не отобрали, и он остался у меня в кармане. Как-то я спросил об этом у товарищей, но они не придали значения: "да, ладно, какая разница?", - говорили они.
В Седлеце прошел слух, что "цивильных" будут отпускать в оккупированные районы для работы. Я этому обрадовался, решил писаться "цивильным", те есть, не военнослужащим, думая, что оттуда будет легче убежать, чем из нацистского лагеря. Показав паспорт, я решил разыграть версию, сочиненную в Ярцево, что накануне войны я приехал из Краснодара за женой и застрял... Мне выдали новый документ - номерок пленного (который каким-то чудом сохранился до сих пор), он выглядит так (привожу в переводе с немецкого):

По-русски надо читать: Офицерский лагерь 58, номер 8513, армянин, врач (а буква "А" рядом - до сих пор не знаю, что обозначает) и - "цивильный". Паспорта одной партии "цивильных" собрали, отвезли на Украину, но они даже не доехали до места - удрали. Поэ­тому всех оставшихся вернули вновь в лагерь, и затея с "трудоустрой­ством цивильных" лопнула, А этот лагерный номер так никто и не спросил!
Итак, меня ведут в немецкую канцелярию Скробовского лагеря. Я уси­ленно думаю, что это может быть, зачем меня вызвали. Решил, что будут спрашивать, почему я не являлся на митинги РОА. Я еще не знал, как отвечу, как очутился перед начальником канцелярии - жгучим рыжим немцем, который решил сразу пойти в "психическую атаку" и спросил: "Какой национальности?" Я не растерялся, ответил: "русский", чем вызвал его страшный гнев: "Какой же вы русский, когда в других лагерях были армянином? - выпалил он, показывая мои карточки из других лагерей (Варшава, Седлец).
- У меня отец армянин, а мать русская, - пытался я выйти из этого положения.
-- Раз ваш отец армянин, то и вы армянин, - разъяснил мне рыжий фельдфебель и добавил - ваша Родина ждет вашего освобождения, а вы говорите, что вы русский!
Но это было уже слишком, я должен был выкрутиться из этого положения "освободителя Армении", которая не нуждается ни в каком освобождении:
- Причем тут Армения, если я русский, и русский гражданин Михаил Калинин является главой нашего государства!
- Вы много разговариваете! Идите и запомните: с сегодняшнего дня вы армянин и нигде не говорите, что вы русский, - заключил рассерженный фельдфебель.
Выйдя из канцелярии, я задумался: зачем рыжему писарю, чтобы я числился армянином, а не русским? Не думают ли фашисты вновь захватить нас, нацменов, из плена в плен для "освобождения своей Родины?!". С этими думами я зашел в свою комнату и поделился с соседом по койке. Он мне предложил: "А нет ли у вас материалов, которые вы хотели бы скрыть от немцев? Если есть, дайте мне, я заклею в переплет какой-нибудь из ваших книг". Я передал ему материалы о состоянии военнопленных по данным Варшавского лазарета, и он очень ловко заделал в переплет.
Через пару дней было объявлено о новом транспорте из этого лагеря, куда был включен и я. Долго я сомневался в надежности хранения подпольных материалов в переплете книги, поскольку это "хранилище" известно давно. Поэтому я сказал соседу, что нужно изъять из переплета эти данные. Он не возражал и стал обсуждать, куда бы спрятать эти важные бумаги. Было решено спрятать их в цитре, которая была мне подарена одним врачом-поляком в рентген-отделении Варшавской больницы. Я немного бренчал на струнах этого малознакомого нам инструмента. Я завернул таблички с нужными мне цифрами и поместил их в утробе цитры. Наконец, была начата подготовка нового транспорта. Начали собирать нас в конце лагеря, где небольшая территория была изолирована внутренней проволокой от лагеря. За этой проволокой собрались пленные и наблюдали наше построение. В числе их были, конечно, ставшие мне друзьями Иван Яковлевич Коршун и Афанасий Петрович Зайцев и еще несколько товарищей из нашего подполья.
Перед тем, как я вышел, чтобы пройти на изолированную часть лагеря, вновь стал сомневаться в надежности хранения материалов в цитре и, не сказав ничего соседу, вытащил их оттуда, просто заложив между страницами книг, решил, что если даже это будет обнаружено, все равно не смогут расшифровать. Выстроив нас на изолированной части лагеря, два лейтенанта на чистом русском языке спросили: "Если есть среди Вас коммунисты, выйдите из строя!" Никто на этот призыв не откликнулся. Тогда один из лейтенантов вновь обратился к построенным: "Тогда мы поможем вспомнить, кто коммунист!" Вновь никто не вызвался помочь ему, и он продолжал: "мы повезем вас в хороший лагерь, нечего коммунистов возить туда, пока­жите их, и мы навсегда оставим их здесь". Но никто ни на кого не указал, хотя коммунисты, конечно, были. В этом строю были собраны люди всех национальностей, кроме русских, украинцев и белорусов. Много было казахов, узбеков и других представителей среднеазиатских национальностей. То, что не нашлось ни одного предателя, который бы захотел выслужиться перед немцами, оставило на меня хорошее впечатление.
Не добившись успеха в выявлении коммунистов, немецкие лейтенанты ехали обыскивать нас. Подойдя ко мне, лейтенант спросил: "А что у вас в цитре?" Я поразился, но вместе с тем был спокоен, что сообразил вовремя убрать подпольные данные, которые привели бы меня к гибели. "Посмотрите сами, если сомневаетесь", - сказал я ему. Он осветил нутро цитры сол­нечным лучом, встряхнул и вернул. Посмотрел на мои книги - Лескова и других классиков, ничего не сказал и не догадался посмотреть между страницами. Я решил, что надо быть осторожным с моим соседом-переплетчиком, но утверждать, что осмотр цитры был по его подсказке, я не могу. Ведь не исключена возможность случайности...
Проходя вдоль лагерной проволоки, мы попрощались со своими товарищами и друзьями по несчастью: какая выпадет судьба нам и какая им? Придется ли встретиться с теми, с кем прощаемся сегодня? С некоторыми из них мы больше не встретились, но встречи с другими были и спустя много лет после войны. В частности, я имел счастье встретиться с Афанасием Петро­вичем Зайцевым в его семье в Минске в 1959 году. Он разыскал Ивана Яковлевича Коршуна и я, как более материально обеспеченный, взял на себя основные расходы по устройству товарищеского вечера. Это действи­тельно был счастливый день для всех нас...
Итак, вдоль внутрилагерной проволоки, на виду у всех остающихся товари­щей, нас вывели из Скробовского концлагеря, посадили в автомашины и отправили к железнодорожной станции (кажется, Любартово), затем погрузили в товар­ные вагоны (так тесно, что дышать было нечем) и повезли в неизвестном направлении.

И.Э.Акопов

Все так и было...

http://samlib.ru/a/akopow_w_a/memuar_akopov.shtml

[murylev]

There is a cemetery of Soviet soldiers and civilians - prisoners of war died under bad conditions in German prisoner-of-war field hospital during World War II 1941-1944.

Tablica: "TU SPOCZYWA OKOŁO 12 000 JEŃCÓW SOWIECKICH I OSÓB CYWILNYCH ZMARŁYCH W LATACH 1941 – 1944 W OBOZIE „LAZARECIE” W SKROBOWIE".

The most deaths took place on the Eastern Front between June 1941 and January 1942, when the Germans killed an estimated 2.8 million Soviet POWs.


https://youtu.be/v1MumXZSIbQ


Здесь находится кладбище советских солдат и гражданских лиц - военнопленных, умерших в плохих условиях в немецком полевом госпитале для военнопленных во время Второй мировой войны 1941-1944 годов.

Мемориальная доска: "Здесь покоятся около 12 000 советских военнопленных и гражданских лиц, умерших в 1941-1944 годах в лагере „лазарете” в СКРОБУВЕ".

Больше всего смертей произошло на Восточном фронте в период с июня 1941 по январь 1942, когда немцы убили, по оценкам, 2,8 миллиона советских военнопленных.

[исСЛЕДОВАТЕЛЬ]

Перевод с польского языка на русский надписи на плите (из английского текста):
"Здесь покоятся около 12.000 советских пленных и гражданских лиц, умерших в 1941 – 1944 годах в лагере-"лазарете" в Скробуве".

[Королихина Ольга]

Спасибо всем за сообщения! У меня еще вопрос - где храниться эта карточка с лагеря? Где на неё в живую можно взглянуть, пощупать...?

[исСЛЕДОВАТЕЛЬ]

Уважаемая Ольга!
Немецкая карточка военнопленного Ф.К.Королихина к настоящему времени отложилась в Центральном архиве Министерства обороны Российской Федерации в подмосковном Подольске.
Вот её точный "адрес" там: ЦА МО РФ, фонд 58, опись 977521, дело  1547, лист 21.
С уважением - К.Б.Стрельбицкий