Здравствуйте, уважаемые Форумчане!
Геннадий Юрьевич привел примеры "с Запада"
{Его сообщение куда-то исчезло как и предыдущие 6 страниц!?}. Поддержу его в этом, разместив статью, которую я впервые прочел несколько лет назад в ведомственном журнале Минобороны России ("Ориентир"). Это тоже позиция одновременно и человека с Запада, и нашего соотечественника. Рассказ его мне близок еще и тем, что в ней упомянута "Уманская яма", в которой оказался в августе 1941 и мой родной дед по матери - Алексей Степанович Мурашкин...
Исаак ГОЛЬДМАН (Сент-Луис)
СУДЬБА ПОЛКОВНИКА ЗВЕРЕВА
Пожалуй, это лишь небольшая страница воинского поиска, который я веду вот уже более десяти лет. А все началось с того, что родная могилевская школа, в которой учился мой брат Григорий, организовала школьный музей. В торжественной обстановке на одной из стен школьной аккреции была открыта мемориальная доска с именами павших на войне школьников. К великому огорчению, имени моего погибшего на войне брата на ней не было, ибо он числился пропавшим без вести. Следовательно, судьба его была неизвестна. Таких, как он, было еще пятеро его школьных товарищей. Всех их я знал в лицо, они часто бывали в нашем доме. Я вижу, с каким укором они смотрят на меня с выцветших солдатских фотографий. И мне хочется прокричать им: "Простите нас, ребята. Простите за то, что мы не знаем, как вы умирали!"
Душа моя не принимала такой постановки вопроса. И я написал письмо в Минск писателю Ивану Новикову, опубликовавшему в "Правде" большую статью "Никто не забыт, ничто не забыто". Он ответил, что такой подход считает правомерным, ибо не раз ему приходилось сталкиваться с фактами, когда увековечивание имен пропавших без вести на памятниках приводило к политическим "накладкам". Единственным выходом из создавшегося положения, по его мнению, является поиск, выяснение судьбы каждого красноармейца или командира в отдельности.
Итак, поиск. Но с чего начать, если я знал лишь, что брат, прослужив год на Дальнем Востоке в "кадрах", в апреле 1941 года убыл со своей частью в Черкассы, где в то время формировалась новая стрелковая дивизия. Номера этой дивизии я не знал. Перед самой войной она покинула город и ушла за Запад. И дальше ее следы терялись в пороховом дыму трудного лета 41-го года на Украине. Не знаю, что бы я делал, если бы не маршал Иван Христофорович Баграмян, который перед войной был начальником оперативного отдела Киевского Особого военного округа.
Маршал сообщил, что перед войной в Черкассах формировалась лишь одна воинская часть - 190-я стрелковая дивизия. Весной 1941 года в дивизию, действительно, прибыло пополнение - 850 дальневосточников. И что дивизией командовал полковник Зверев Григорий Александрович, который пропал без вести на фронте. И мне подумалось: какая же катастрофа должна была постичь эту дивизию, если без вести пропал не только солдат, но и ее командир?
Не прояснил положения и ответ Центрального военного архива: в ЦАМО документы 190-й дивизии не поступали. Пропала целая дивизия.
Не буду долго рассказывать, как я разыскивал людей этой дивизии, оставшихся в живых. Более двадцати человек, рядовых и командиров, удалось все же найти. Картина, которую они обрисовали, была безрадостной.
За несколько дней до войны дивизия снялась с места, убывая эшелонами на Запад, ближе к государственной границе. Война застала штаб дивизии в Черкассах. В расположении части состоялся митинг. Выступил командир дивизии: коренастый, плотный человек, перепоясанный портупеей, - военная косточка. Он решительно прокричал перед строем, что части Красной Армии будут бить врага на его же территории. И, действительно, командирам были розданы карты Венгрии и Чехословакии. Он заверил, что его бойцы не посрамят русского воинства и враг будет разгромлен. В ответ прозвучало стройное "Ура-а-а!".
Так или иначе, к концу июля дивизия уже была сосредоточена у старой границы. И когда немецкая танковая колонна прорвалась к Тернополю, пытаясь выйти на оперативный простор, командующий фронтом генерал Кирпонос бросил свой последний резерв - 190-ю стрелковую дивизию на острие танкового клина с задачей удержать противника хотя бы на двое суток. Дивизия свою задачу выполнила, но ее левый фланг был рассеян. Вскоре в Черкассах стали появляться разрозненные группы бойцов и командиров 190-й дивизии, которые и принесли весть о том, что их дивизия погибла у старой границы.
Но 190-я была жива и продолжала сражаться еще целых три недели. С тяжелыми арьергардными боями, теснимая противником, она вместе с другими частями 6-й армии отходила к Югу. Под Уманью она была окружена. Большая часть ее людей погибла в бою, часть оказалась в плену.
Из тех, оставшихся в живых командиров и красноармейцев, которых мне удалось разыскать, брата никто не помнил. Да и не удивительно, так как дивизия была новой, формировалась лишь несколько месяцев, и даже ее командный состав плохо знал друг друга. Ничего они не смогли сказать и о своем комдиве. На запрос о судьбе командного состава дивизии из Отдела кадров МО СССР ответили: комиссар дивизии жив. Командир дивизии числится пропавшим без вести.
В 1979 году я встретился с комиссаром. Генерал принял меня, как мне показалось, несколько настороженно. Внимательно перелистал собранные мною документы о дивизии. Волнуясь, я протянул ему военную фотокарточку брата, сделанную в Черкассах в канун войны, но он лишь сочувственно покачал головой.
О дивизии он говорил скупо, сказал, что она героически сражалась до последнего солдата. Наша беседа уже подходила к концу, когда я спросил его, что он знает о судьбе своего командира, пропавшего без вести. Генерал на минуту задумался, затем подошел к книжному шкафу и снял с полки какую-то книгу. Раскрыл ее на заложенной странице. Там была помещена групповая фотография каких-то полувоенных людей. Датирована она была августом 1946 года. Он брезгливо ткнул пальцем в одного из них и сказал:
- Как же, пропал без вести! Вот он, ваш командир дивизии.
И задержал фото перед моими глазами. Я был настолько потрясен увиденным, новость была настолько ошеломляющей, что не мог уже больше ни о чем другом думать. Это фото взбудоражило мои мысли и воображение. Я понял, что уже не смогу спокойно жить, пока не узнаю всей правды об этом человеке.
С этого момента идея во чтобы-то ни стало выяснить судьбу командира 190-й дивизии, полковника Зверева, полностью овладела мной, и я начал по крупицам собирать сведения об этом человеке.
Григорий Александрович родился 15 марта 1900 года в городе Алчевске Ворошиловградской области в семье рабочего-котельщика. Окончил два класса городского училища. В декабре 1919 года добровольцем вступил в Красную Армию, участвовал в боях на врангелевском фронте. В 1920 году направлен на курсы командного состава в город Мариуполь. Вступил в партию. В армии он прошел весь путь от "взводного" до командира полка. Участник "освободительного" похода в Западную Украину. Активный участник "финской" кампании - был представлен к ордену. В 1941 году (24 марта) с должности заместителя командира 146-й стрелковой дивизии был переведен в Черкассы, где ему было поручено сформировать новую (190-ю) стрелковую дивизию.
Был женат. Имел двух дочерей.
Командиром он был волевым, решительным. По характеру несколько высокомерен, замкнут, малообщителен. В свободное время любил выпить. И это нередко приводило его к неприятностям: в 1936 году в должности начштаба полка он получил выговор с предупреждением за пьянство и дебош. Командиры побаивались его и между собой прозывали по аналогии с фамилией - "зверем".
Боевые действия, как уже было сказано, дивизия под его руководством начала довольно успешно у старой границы и ценой больших потерь, выполнив приказ командования, стала отходить в глубину укрепрайона, теряя людей и технику от наседавшего с воздуха противника.
Неподалеку от города Старо-Константинов штаб дивизии неожиданно подвергся нападению немецких автоматчиков. Комдив, собрав вокруг себя людей комендантского взвода, медсанбата, штабистов, сам повел их цепью в контратаку, держа в руке маузер (как в гражданскую войну!). И немцы не выдержали - бежали.
В последние дни его дивизия дралась на подступах к Киеву: у Любар, Иванополя (Янушполя), Бердичева - пытаясь сбить основание танкового клина, рвущегося к столице Украины. Дивизия дралась ожесточенно, теряя технику и людей, но ее силы были на исходе. И командиру нередко приходилось прибегать к жестким мерам, чтобы удержать своих бойцов на занятых позициях. Когда кругом горела земля, ползли бронированные чудовища, неистовствовала немецкая авиация и оглохшие от грохота его необстрелянные бойцы в страхе пятились назад, говорили, что он лично стрелял по своим из счетверенного пулемета, пытаясь уложить незадачливых солдат и командиров на землю...
Переживал ли сам комдив по поводу таких действий? Фронт рушился, и надо было его держать любой ценой. И такие жесткие меры, как он считал, по тем временам были оправданы. Вот и пытались некоторые командиры недостающее им воинское мастерство, находчивость, умный маневр (от которых, по сути, и зависел исход боя) подменять безжалостными методами ведения войны по отношению к своим подчиненным. И не стояли за ценой! Как и высшее командование, Григорий Александрович требовал от своих подчиненных самопожертвования. "Русский солдат бьется до смерти!" - внушал он им. И грозил лично расстрелять каждого, кто, спасая жизнь, даже в безвыходном положении, подымет руки перед врагом. "Сдача в плен - предательство", - вторил ему замполит.
Нельзя сказать, что его действия вызывали нарекания у начальства. Оно характеризует комдива 190-й как "смелого командира, проявляющего большую стойкость и умение руководить боем своего соединения".
Теснимая противником дивизия, огрызаясь, стала отходить к югу. Пути ее отхода были перехвачены врагом. 22 июля ночным штурмом дивизия выбивает противника из местечка Оратов, - первая (и последняя) крупная победа дивизии с начала войны. В плен было взято 60 фашистов, захвачено много техники, штабных документов.
На следующий день дивизия продолжала наступление, стремясь избежать окружения. Шел ливневый дождь. Дороги раскисли. Было много раненых, а медсанбат где-то завяз в дороге. Комдив нервничал. Он не любил далеко от себя отпускать медсанбат. Тому было много причин: страх перед ранением при отсутствии медицинской помощи, дружба с нач. аптекой, к которому Зверев часто забегал, чтобы получить очередной "заряд бодрости", и особое отношение комдива к женскому персоналу. Так или иначе, когда на рассвете следующего дня он, наконец, увидел бегущего к нему с рапортом командира медсанбата, - полковник наотмашь ударил того пистолетом по уху, да так, что сбил с ног. Незадачливого медика с трудом увели от разгневанного полковника.
Бой был крайне ожесточенным. Как докладывал по инстанции бригадный комиссар Герасименко, в этом бою командир пулеметной роты 190-й дивизии, лейтенант Безъязыков, будучи тяжело раненым, не покинул занимаемых позиций и скончался на поле боя, руководя своим подразделением. В этом бою досталось и медсанбату. Вражеский снаряд разорвался у хирургической палатки, где в это время шла операция. Погиб хирург, операционная сестра и регистратор - молоденькая студентка-медик из Ленинграда. Растерянный комдив долго стоял у погибшей студентки. Для нее он велел сколотить гроб и похоронить отдельно. Остальных зарыли в снарядной воронке.
С боями дивизия продолжала отходить к Югу. К 30 июля она вышла к селу Берестовец. Здесь разгорелся ожесточенный бой с немецкой дивизией "СС". Удержать село уже не было сил. С НП командира дивизии было видно, как цепи немецких автоматчиков по пшеничному полю окружали село. Замолчала дивизионная артиллерия: закончились снаряды. Об этом доложил командиру дивизии молодой артиллерийский лейтенант. Полковник приказал ему собрать всех артиллеристов и идти с ними в цепь. Тот запротестовал, ссылаясь на приказ не использовать артиллеристов в пехоте. В ответ раздался выстрел, и лейтенант стал оседать на землю. Артиллеристы бросились разбирать винтовки...
Увидев подходившую машину медсанбата, комдив приказал персоналу покинуть ее, разойтись по селянским хатам и переодеться в цивильную одежду. А сам с группой офицеров сел в машину, и она рванула прочь от села. Увидев это, стали покидать позиции и артиллеристы. Уцелевшие в этом бою солдаты рассказывали, будто машину комдива остановили немцы, но, может, это было и не так, так как спустя несколько дней полковника Зверева видели в селе Подвысоком у штаба 6-й армии, где он собирал уцелевшие остатки своей многострадальной дивизии. Ему удалось собрать около 300 активных штыков, два орудия и несколько пулеметов.
Ко 2 августа стало известно, что вся 6-я армия находится в полном окружении в междуречье Ятрани и Синюхи. Полковник со своей группой предпринимает несколько попыток вырваться из окружения, но безрезультатно. Командир дивизии предлагает отряду разбиться на небольшие группы по 2-3 человека и пробиваться из окружения самостоятельно (это было разрешено командованием), но начальник штаба артиллерии капитан Литвинов настоял, чтобы пробиваться из окружения всем вместе, организованно, в форме и при оружии. К этому времени в дивизионном отряде оставалось несколько штабных офицеров и 80 бойцов, большинство из которых было ранено.
11 августа на пшеничном поле бойцы этого отряда держат свой последний бой. Но силы неравны. Командир дивизии и его комиссар, отстреливаясь, пытаются отойти к селу Подвысокое, но оно уже захвачено немецкими войсками. Кончились патроны у комдива, и в этот момент он получает удар в спину. Он был свален двумя немецкими егерями и забран в плен. Одновременно схватили и военкома.
В результате командиры попадают в сборный лагерь села Покотилово, а затем в "Уманскую яму" - глиняный карьер, куда было собрано несколько десятков тысяч советских военнопленных. В лагере на 2-й день на комдива немцам указывает сослуживец. Полковника дважды подвергают допросам и возвращают в лагерь. Своим военкомом он называет начальника политотдела Верхоломова, погибшего в селе Берестовец, в то время как комиссар стоит недалеко от него в толпе военнопленных.
Пользуясь неразберихой, полковник Зверев снимает с гимнастерки знаки различия, затем и вовсе переодевается в солдатскую одежду. Смешивается с толпой раненых солдат (у него перевязана шея из-за карбункула!), и немцы теряют его из поля зрения как командира.
После прибытия этапа в Винницу с помощью знакомого сержанта он регистрируется под фамилией Шевченко и во время роспуска из лагеря местных украинцев бежит из неволи вместе с батальонным комиссаром 60-й стрелковой дивизии и тремя младшими командирами.
К своим полковник Зверев выходит лишь 6 сентября на одном из участков Брянского фронта. В течение двух недель он проходит проверку в Особом отделе фронта, а затем Зверева направляют в распоряжение отдела кадров НКО с рекомендацией не использовать больше в районе боевых действий.
1 февраля 1942 года Зверева направляют в Семипалатинск формировать запасную стрелковую бригаду. Получив небольшой отпуск, полковник отправляется в город Фрунзе, куда эвакуировались его жена и дети. К удивлению Зверева, здесь находятся и семьи других его командиров из Черкасс. Они засыпают его вопросами о судьбе своих близких, но он мрачен, малоразговорчив, твердит, что его дивизия погибла в окружении и судьба большинства командиров ему неизвестна. Предполагает, что почти все они погибли.
После пережитого для полковника Зверева началась новая жизнь. Он с прилежанием отдается формированию маршевых полков. Просится на фронт. В результате его направляют в распоряжение ГУК НКО, в декабре 1942 года назначают заместителем командира 127-й стрелковой дивизии, а затем переводят в штаб 350-й стрелковой дивизии офицером по особым поручениям.
Во время одной из неудачных операций разгневанный командующий 3-й танковой армией Рыбалко снимает с должности командира 350-й стрелковой дивизии генерала Гриценко, и вместо него ставят полковника Зверева. Полковник активно включается в наступательную операцию, которую ведет 350-я дивизия. Её части стремительно теснят немцев. Взят Харьков, и полковника назначают комендантом города. В последующие дни 350-я дивизия упорно продвигается вперед, и уже недалеко заветная цель - Днепр.
Но немцам удается окружить под Харьковом несколько наших армий. Много бойцов погибло. В плену оказались около двух десятков генералов. Окружена и 350-я дивизия. Командование пытается спасти командира дивизии и его офицеров, выделив для этого группу разведчиков. Выходившие из окружения бойцы указывают на село Лизогубовка, где они в последний раз видели комдива. Но там разведчики застают разгромленный штаб, горящие штабные документы, трупы убитых солдат и командиров. Все было кончено. На основании их донесения, приказом 07313, командир дивизии полковник Зверев был записан убитым в апреле 1943 года под Харьковом.
Сейчас трудно представить, о чем думал Григорий Александрович в свой последний час, в свою последнюю минуту, когда вокруг его штаба кипел рукопашный бой. Вероятно, его обуревала горечь бесконечного невезения, поражений, выпавших на его долю. Поражений, связанных большей частью с бездарностью командования. Вот и сейчас его дивизию, вырвавшуюся далеко вперед, не обеспечили прикрытием с флангов, и она была уже, по сути, заранее обречена на гибель из-за просчетов, казалось бы, опытного генерала Ватутина. И Звереву вновь предстояло сделать выбор между жизнью и смертью. Несомненно, он наверняка помнил, как призывал своих солдат биться до последней капли крови. Он говорил им и о позоре плена... И тем не менее, принял решение: на этот раз без сопротивления он сдался в плен. Вместе со своим начальником штаба и командиром артиллерийского полка.
Теперь ему терять уже было нечего. О новом побеге нечего и мечтать. Кто ему поверит? Свои наверняка не простят ему второго плена. Тем более, после приказа 270, в котором плен рассматривался как измена Родине, со всеми вытекающими отсюда последствиями, репрессиями против семьи и родных и т.п.
Возможно, именно поэтому Зверев не стал сопротивляться, когда власовский генерал Трухин предложил ему вместо лагеря службу в РОА. Зверева направили в Дабенсдорф, около Берлина, на курсы пропагандистов, и по их окончании он был назначен руководителем специальной комиссии, которой предстояла вербовка советских военнопленных для службы в РОА.
Видимо, Зверев очень старался, так как вскоре - в июле 1943 года - его представили генералу Власову. Тот долго беседовал с полковником и в заключение предложил ему должность командира второй дивизии РОА (первую дивизию формировал полковник Буняченко). Зверев дал свое согласие.
С этого времени начинается активная служебная деятельность полковника Зверева в РОА. Он разъезжает по лагерям военнопленных и, играя на антисталинских настроениях, вербует людей в свою дивизию. Говоря с ними, он всячески подчеркивает слова Сталина о том, что у Советской Армии нет военнопленных, есть только предатели! Постоянно напоминает измученным, истощенным людям о той страшной смерти, которая их ждет в лагере. И в то же время с упоением рассказывает о том, как он хорошо и сыто живет.
Вот что пишет о полковнике Звереве бывший военнопленный В.И. Бондарец:
"...В лагерь Моосбургский приехал власовский полковник Зверев. Он пружинисто поднялся из-за стола и, поскрипывая сапогами с твердыми бутылками голенищ, сказал:
- Друзья мои. Когда-то я был в вашем положении, даже в этом бараке... Я не собираюсь вас агитировать - народ вы достаточно грамотный. Соображаете сами. Я расскажу немного о себе. Полтора года тому я встал на путь борьбы с большевизмом. Из бесправного пленного я стал офицером РОА. И год назад получил под командование полк. Я имею в Мюнхене прекрасную квартиру, перевез семью, и она живет обеспеченной, культурной жизнью. Мои двое детей учатся в школе, одеты, обуты и не знают, что такое голод. За выполнение задания я награжден железным крестом.
Он говорил тоном задушевной беседы, получалось, что служба в РОА - почетное дело... Нет, он не агитирует. Боже упаси. Он просто уверен, что мы сами поймем... Немецкое командование готовит такой контрудар, что содрогнется и разлетится в прах СССР, и на его огромных просторах возникнет новое государство, истинно русское... Призывает подумать над своей судьбой. Потом будет поздно... Вопросов не последовало. Молчание... В заключение был дан концерт. Один [из военнопленных] спел песню, которая заканчивалась словами: 'Еще не поздно, оглянись'. Певец это пропел, обратившись к Звереву. Тот побагровел и покинул зал".
Большинство военнопленных предпочитает оставаться за колючей проволокой. Идет 1944 год, они чувствуют, что победа над фашизмом уже близка. Власов присваивает ему очередное звание - генерал-майора. Но старания Зверева тщетны: его дивизия так и не была укомплектована. Охотников служить в РОА становится все меньше, и полковник Зверев постепенно озлобляется. Начинает принимать жестокие репрессивные меры к непокорным военнопленным. Своего бывшего сослуживца, полковника Макарова Ивана Андреевича, за дерзкий ответ приказывает утопить в отхожей яме.
...Полковник Зверев метался. Война подходила к концу. Шел февраль 1945 года. В свою дивизию ему удалось завербовать всего несколько тысяч военнопленных, но они оставались пока безоружной толпой. Да и верить им было нельзя: никто не знал, как они поведут себя при первом же столкновении с советскими войсками.
Когда немецкое командование бросило 1-ю власовскую дивизию к Одеру для безнадежной операции против советских войск, после первого же столкновения, закончившегося поражением, полковник Буняченко уводит ее самостоятельно с передовой. Пользуясь общей растерянностью немецкого командования, власовская армия стала уходить в Чехию. 5 мая дивизия Буняченко входит в восставшую Прагу, но сюда уже спешат и советские танки. В армии Власова начинается брожение.
Шли последние дни войны. Союзники спешили разделить зоны влияния. С Запада к Чехословакии торопились американские войска, с Востока широким фронтом наступали русские. В создавшемся узком коридоре мечутся, пытаясь спастись, власовские войска.
Полковник Зверев спешит увести свою дивизию в американскую зону. Но в дивизии разброд. Чтобы удержать дисциплину, дивизионная разведка расстреливает на глазах у всех начпрода дивизии капитана Владимирского за его желание сдаться своим...
Вот и город Линц. Долгожданные американцы! Но они останавливают власовскую дивизию. Отказываются принять ее капитуляцию, впустить в свою зону. 9 мая быстро распространяется весть о капитуляции Германии. Полковник Зверев собирает на совещание своих командиров. Почти все единодушны: на их руках крови соотечественников нет, и они предпочитают сдаться своим.
Советские танки уже совсем близко. Полковник Зверев принимает решение: боя не давать, личный состав распустить! Сам же с группой офицеров, пользуясь темнотой, уходит в американскую зону. Они бегут всю ночь, чтобы как можно дальше оторваться от советских войск, и к исходу 10 мая достигают хутора Марковица, где считают себя в относительной безопасности. Но они еще не знают, что советское командование получило разрешение у американцев прочесать места рассредоточения власовских войск в их зоне.
Облава начинается в ночь с 10 на 11 мая. На рассвете советские разведчики блокируют хутор, где скрывается группа полковника Зверева. На этот раз полковник отстреливается до последнего патрона, бежит в дом. Слышен выстрел. За ним бежит его молоденький адъютант и видит на полу комдива с простреленной головой. На постели бездыханное тело его спутницы - аптекарши Татьяны К., наглотавшейся морфия. Адъютант пытается позвать на помощь, но его сбивают с ног прикладом автомата. Позже он засвидетельствует, что командир 2-й власовской дивизии и его спутница, не желая сдаваться советским властям, покончили жизнь самоубийством.
Но и на этот раз смерть миновала полковника Зверева. Он промахнулся, рана оказалась не смертельной.
Его увезли в Москву, поместили в госпиталь. Вылечили. Спасли и его спутницу...
Во второй половине августа 1946 года состоялось заседание Военной коллегии Верховного Суда СССР, на котором слушалось дело генерала Власова и его соратников. Председательствовал небезызвестный В.В. Ульрих. Суд длился два дня и был закрытым. Не было ни обвинителей, ни адвокатов. Не вызывались и свидетели. Приговор, по всей вероятности, был уже предрешен. Это понимали и подсудимые, и, может быть, поэтому большинство из них в своем последнем слове не просило пощады.
Когда подошла очередь Г.А. Зверева, перед судом встал согбенный, резко осунувшийся бывший полковник Красной Армии. Он сказал, что никогда не имел неприязни к советской власти, которая дала ему, простому парню, возможность расти как командиру, а в канун войны доверила "драгоценные жизни многих тысяч людей". Он тяжело пережил поражение своей дивизии в 41-м, плен и побег. Новую неудачу под Харьковом в 43-м. Потерял веру в боеспособность Красной Армии, смалодушничал, добровольно уже второй раз сдался в плен. Он понимал, что возврата домой у него нет - второго плена ему не простят. Поддавшись агитации власовских эмиссаров он принял решение вступить в РОА и стал жить ее законами. Агитировал других советских военнопленных последовать его примеру, считая, что тем самым спасает их от голодной смерти в лагере. В конце 1944 года дал согласие из этих людей сформировать вторую дивизию РОА. Вскоре, однако, он понял, в какое грязное болото попал, и с весны 45-го всячески старался отмыться от фашистской скверны. Всеми средствами пытался облегчить участь русских людей, очутившихся в Германии...
Суд над генералом А.Власовым (на переднем плане). Слева от него - Г. Зверев. Слушавший его генерал Власов не выдержал и бросил реплику: "Командир дивизии пытается представить себя суду человеком, растерявшимся в плену, поддавшимся вражеской агитации... на самом деле он с первых дней плена старался всячески выслужиться перед немцами. Стал ярым агитатором немецких порядков. Выдвинулся своей активной работой и был замечен. Служил немцам верой и правдой!"
Григорий Александрович не стал возражать Власову. Лишь сказал, что полностью осознает свою вину. Особенно страшно ему смотреть в глаза советским людям, своему отцу, родным за содеянное, и он просит у них прощения за проявленное им малодушие и предательство. Просил суд, если можно, сохранить ему жизнь или дать возможность умереть, как солдату: быть расстрелянным.
Он был повешен. По приговору суда, во внутреннем дворе Таганской тюрьмы, вместе с Власовым и его сподвижниками. Об этом 26 августа 1946 года сообщила "Правда".
Сейчас много говорят о якобы идейных позициях генерала Власова и его соратников, провозгласивших своей целью освобождение России от сталинского тоталитаризма.
Вероятно, чувствами самого командующего РОА в немалой степени руководила личная обида на "Верховного". Обида талантливого, самолюбивого командарма, вначале обласканного Сталиным, а затем, когда его 2-я ударная армия оказалась в катастрофическом положении, - отданного на "заклание" ради спасения собственного престижа.
Ну а что же его командир дивизии полковник Зверев? Какими высокими мотивами он руководствовался, переходя на сторону врага? У него не было обид на командование. После первого плена он был прощен. Ему сохранили звание, дали новую дивизию...
Точку над "и" пожалуй поставил сам Григорий Александрович: "...страстно желал спасти свою жизнь, боялся наказания за второй плен, захотел не только жить, но и жить хорошо - вот, пожалуй, основные причины, толкнувшие к Власову".
Но и в плену у Зверева был выбор. Как у многих его сослуживцев, в том числе и непосредственных начальников по 6-й армии, после уманской катастрофы в 41-м году. Комкорпуса генерал И.А. Корнилов, командарм И.Н. Музыченко, командующий группировкой войск генерал Понеделин и др. категорически отклонили предложение генерала Власова вступить в РОА. Даже генерал П.Г. Понеделин, который знал о приказе 270, где его прямо обвиняли в предательстве. (Все они потом вернутся домой. Жизнь генерала Понеделина закончится трагически.)
Судьба полковника Григория Александровича Зверева - одна из многих человеческих трагедий прошедшей войны. И не мне судить его. Я предоставлю это сделать читателям. Пусть они делают выбор: в пользу бывшего полковника Красной Армии Г.А. Зверева, перешедшего на сторону врага и ставшего власовским генералом, или пленного полковника Ивана Андреевича Макарова, не меньше его хотевшего жить, но оставшегося верным воинской присяге.
Что касается возникшей острой дискуссии, то я каждый день сейчас "досыта хлебаю" политическую цензуру - из различных наших краевых СМИ (где в разное время опубликовал около 300 больших и малых материалов на военно-патриотическую тематику): "не с той партией ты связался!". Я считал, что Форум свободен от политической цензуры, а теперь она добралась и сюда...
***
Вновь появившиеся в ОБД документы о командире 350 сд (найдены и предоставлены уважаемым nachkar):
http://www.obd-memorial.ru/Image2/filterimage?path=Z/004/033-0011458-0618a/00000129.jpg&id=56721432&id=56721432&id1=d6ef4b4e5c3e82308ba2689f578c30a8
http://www.obd-memorial.ru/Image2/filterimage?path=Z/004/033-0011458-0618a/00000130.jpg&id=56721433&id=56721433&id1=e367b46aa8ff5a6a049ee911fc9430a6
http://www.obd-memorial.ru/Image2/filterimage?path=Z/004/033-0011458-0618a/00000131.jpg&id=56721434&id=56721434&id1=4927e1e64eca97f14bd049769556fbbf
http://www.obd-memorial.ru/Image2/filterimage?path=Z/004/033-0011458-0618a/00000132.jpg&id=56721435&id=56721435&id1=9555a387c6b8bc8bc7f43845cb162a3a
http://www.obd-memorial.ru/Image2/filterimage?path=Z/004/033-0011458-0618a/00000133.jpg&id=56721436&id=56721436&id1=8628befc0c4e6f0158c6772ca5290a71
