вот нашла в одноклассниках
Рижане рисковали жизнью, чтобы по-людски похоронить красноармейцев
Похоронены на чужбине
Ожесточенные бои 30 июня шли в районе депо, центральной тюрьмы, русских кладбищ, вдоль железнодорожного полотна. Здесь в этот день погибло с обеих сторон около двух тысяч солдат. О телах бойцов вермахта вскоре позаботилась немецкая комендатура. Убитые красноармейцы, защищавшие Ригу, лежали на земле и на рельсах под палящим солнцем. Несколько дней никто не рисковал подойти к ним.
Настоятель находившейся неподалеку от железной дороги Иоанновской церкви Николай Шалфеев вместе с наставниками Гребенщиковской старообрядческой общины решили пойти к коменданту Риги и похлопотать о захоронении погибших.
Настоятель Иоанновской церкви Николай Шалфеев.
Николай Шалфеев, свободно владеющий немецким языком, сумел убедить новую власть в необходимости скорейшего предания убитых воинов земле. По июльской жаре трупы начали быстро разлагаться, поэтому просьба священников была встречена благосклонно. Батюшки получили разрешение на захоронение солдат по христианскому обычаю.
За помощью священники обратились к своим прихожанам, откликнулись десятки добровольцев — кто с подводой подъехал к депо, кто с тачкой… На православной части Ивановского кладбища общими силами в одной братской могиле похоронили около 150 бойцов, чьи личности удалось установить по имеющимся при них документах. А на старообрядческом кладбище, где были вырыты шесть огромных ям, свой последний приют обрели еще почти 800 солдат — неизвестных. Погребение на кладбищах завершилось отпеванием по усопшим — литией, что было довольно опасно в оккупированном фашистами городе.
Вот как об этом вспоминает Георгий Исаченко, ему тогда было 14 лет, и он пел на клиросе: «Собрал нас, певчих, батюшка Лев Мурников и говорит: «Сегодня на кладбище у братской могилы русских солдат мы совершим литию. Правда, дело рискованное, захоронение немецкий комендант разрешил, но об отпевании речи не было…».
Конечно, люди переживали, но никто не дрогнул. Отпевание прошло при большом стечении верующих. Понятное дело, в братских могилах лежали не только православные, да и не все красноармейцы были верующими. Среди погибших воинов были и коммунисты, и комсомольцы, и мусульмане. Но прихожане рассудили так: кем бы ни были павшие в боях защитники Риги, но их родителям было бы отрадно сознавать, что их сыновья покоятся рядом со своими товарищами. Все они похоронены хоть и на чужбине, но по-людски, по-христиански…
Немцы, правда, спохватились и высказали священникам свое неудовольствие: что это, мол, за плач по коммунистам? Но Николаю Шалфееву опять удалось убедить коменданта, что не было в том никакой крамолы, просто церковники все сделали по христианским канонам, и не более того…
Святой человек Николай Шалфеев
Батюшку на какое-то время оставили в покое. И он пошел дальше. По его заявлению в эти же дни в Рижском ЗАГСе были выписаны 86 свидетельств о смерти советских военнослужащих, погибших в первые дни войны. В записях о причинах смерти фигурировали такие отметки: «изуродован бомбой», «гибель наступила вследствие боевых действий», «огнестрельное ранение»… Эти записи обнаружила в архиве рижская учительница Тамара Зитцере, которая вместе со своими учениками собирала для школьного проекта материал о первых жертвах войны среди мирного населения Риги и военнослужащих:
— Представляете, идет война, бомбят, в город вошли немецкие войска, гестапо свирепствует — спасайся, кто может! Казалось бы, какое дело пожилому уже человеку — а Николаю Шалфееву было 78 лет — до незнакомых ему убитых парней? Мы бы все поняли, если бы он, похоронив и отпев павших воинов, после этого никуда не пошел! Так нет же — настоятель в алфавитном порядке аккуратно записывает фамилии и имена погибших солдатиков, идет в ЗАГС, настаивает, чтобы там выписали на каждого свидетельство о смерти! Нас это потрясло до глубины души! Это был святой человек… — поделилась своими впечатлениями учитель гимназии.
Посол России в Латвии А.А.Вешняков принимает в посольстве учительницу Тамару Зитцере с ее учениками.
Вместе со школьниками Тамара Зитцере переписала в архиве списки погибших советских солдат, и передала их в посольство России в Латвии. Посол Александр Вешняков, поблагодарив учительницу и ее помощников за их очень важную и нужную работу — ведь возможно, среди погибших были и те, кто до сего дня числится без вести пропавшими — отметил, что это, пожалуй, первый случай в истории современных отношений Латвии и России, когда учащиеся латышской школы заняты изучением судеб погибших на латвийской земле советских бойцов. Они ведь по сути были ровесниками, в 1941-м многие, как и эти ребята, только что закончили школу и собирались поступать в институт. А вместо этого погибли в первые же дни войны…
А святой человек, настоятель православной церкви Николай Шалфеев, пострадал таки за свою доброту. Кто-то донес немцам, что тот тайно помогал спасать еврейских детей из находящегося по соседству с храмом Рижского гетто. В гестапо батюшку продержали три месяца, а когда выпустили, он через три дня умер, 28 декабря 1941 г. — сердце не выдержало. Похоронили настоятеля на том же Ивановском кладбище, неподалеку от погребенных им советских воинов.
Похоронили настоятеля на том же Ивановском кладбище, неподалеку от погребенных им советских воинов.
По проектам архитектора Шервинского
Спустя какое-то время прихожане православной и старообрядческой церквей заговорили о солдатских захоронениях. По христианскому обычаю надо было установить здесь памятник. А какой? С пятиконечной звездой же не поставишь… Решили заказать гранитный памятник с изображением восьмиконечного креста. Начался сбор средств в обоих приходах. Конечно, все держали в тайне. Среди староверов одним из главных зачинщиков был Константин Портнов, руководитель Кружка ревнителей старины, человек, по воспоминаниям современников, очень образованный и прогрессивный.
Он преподавал Закон божий в основной русской школе и русской правительственной гимназии, выступал с лекциями по истории староверия, был инициатором просветительского журнала «Родная старина». Константин Портнов пользовался большим авторитетом среди рижан. Поэтому на его призыв увековечить память русских солдат отозвались сотни прихожан. Поддержали староверов священнослужители других приходов. Деньги на оба памятника — на православное кладбище и старообрядческое — собрали быстро…
Но помилуйте — кто же рискнет на оккупированной нацистами территории делать памятник красным бойцам? За проект взялся самый известный в Риге русский архитектор Владимир Шервинский. И сделал это без малейших колебаний. Еще задолго до войны по его проектам было построено несколько православных храмов по всей Латвии. Будучи синодальным архитектором Латвийской православной церкви, он занимался установкой на Покровском кладбище монумента русским воинам, погибшим в Первую мировую. Среди лучших работа Шервинского — часовня на Покровском кладбище. Во время немецкой оккупации митрополит Сергий (Воскресенский) назначил Шервинского членом Экзаршего совета — Псковской православной миссии. Забегая вперед, скажу, что это назначение стоило потом ему нескольких лет лагерей в Коми АССР и конфискации имущества.
Как рассказал порталу BaltNews.lv Эйжен Упманис, внук Владимира Шервинского, умершего в 1975 году, его дедушка был хорошо знаком со священником Николаем Шалфеевым:
— Дедушка всегда отзывался о нем очень уважительно. По его словам, настоятель заговорил о памятнике вскоре после погребения на кладбище убитых солдат. Но осенью 1941-го городской голова Риги Паул Дрейман, с которым дед вместе учился на архитектурном, попросил его срочно взяться за строительство бараков для русских военнопленных. И дедушка мне рассказывал, как он первый раз в сопровождении каких-то немецких офицеров, приехал на окраину города, где под открытым небом сидели или лежали тысячи пленных солдат, вернее, они тут умирали от голода. Картина была ужасающая, так как все деревья на этой территории были обглоданы на высоте человеческого роста. Люди питались корой, но и та вся кончилась…
После всего увиденного Владимир Шервинский не только срочно взялся за сооружение бараков, ведь наступали холода и медлить было нельзя, но он еще сумел договориться с командованием лагеря и те разрешили ему собирать в церкви хлеб для пленных. Еду для русских заключенных несли в Кафедральный Христорождественский собор, затем на грузовиках отвозили ее в лагерь. Солдаты, узнав, что к ним приехали из православной церкви, очень просили, чтобы батюшка провел у них богослужение.
— Мой дедушка, который тоже на этом присутствовал, в своих воспоминаниях потом описывал, как все было, — рассказывает Эйжен. — Тысячи изможденных, грязных, голодных и больных солдат стояли и слушали божье слово, у многих были слезы на глазах. Люди повторяли слова молитвы вслед за отцом Кириллом, который проводил богослужение, осеняли себя крестом. И все просили о спасении, кто-то вслух, кто-то мысленно… А мама рассказывала, как они с подружками вырезали из православных журналов иконки и картины с изображением святых, наклеивали их на картонки, потом освещали в церкви и передавали в лагерь вместе с хлебом… Но немцам вскоре вся эта благотворительность надоела, и они под страхом смерти запретили любую помощь военнопленным.
Кресты на братских могилах
В семье Эйжена Упманиса, который тоже пошел по стопам деда, став реставратором, кроме того он возглавляет в Риге Комитет Братского кладбища и является ведущим специалистом по воинским захоронениям, бережно хранятся эскизы того самого памятника павшим советским воинам, который Владимир Шервинский установил летом 1942 года. В самый пик нацистской оккупации…
Правда, после этого немцы всполошились: «кто посмел, кто разрешил?». В полицию начали вызывать духовных и мирских руководителей обеих общин. На батюшек кричали, оскорбляли, наверняка, и за бороды их потаскали… Но русские люди стояли на своем — это был их христианский долг, потому и восьмиконечный крест стоит на обоих памятниках. От священников в конце концов отстали, наверное, помогли авторитет и репутация автора памятника.
Но тогда гестапо решило поискать виновных среди прихожан, начали выяснять, кто собирал средства на памятники. Так и вышли на главного зачинщика среди староверов — Константина Романовича Портнова. Попутно установили, что он собирал также помощь для русских военнопленных. Портнов и его жена Вера, учительница русского языка и литературы, были немедленно арестованы. Через несколько дней пыток и избиений, их повезли в концентрационный лагерь в Саласпилс, но не довезли — расстреляли по дороге. Увы, даже место, где были закопаны тела, найти не удалось…
А памятник, возведенный на старообрядческом кладбище во многом благодаря их усилиям, стоит до сих пор. Надпись на нем гласит: «…павшим воинам в боях под Ригой в июне 1941 г. Сотвори им, Господи, вечную память». Здесь всегда лежат цветы, также как и у второго памятника — на православном кладбище.
Николай Шалфеев и Константин Портнов.
Кстати, когда в 1951 г. архитектор В. Шервинский обвинялся органами госбезопасности в содействии оккупационным властям, он сказал следователю, что не только бараки строил, спасая пленных от холода, но даже памятник русским солдатам поставил летом 1942 года. Но тот не поверил: «Этого не может быть!» И даже проверять не стал, а архитектор был обвинен по 58-й и отправлен в заключение. Да и как кто-то мог поверить, что во время войны, в занятом нацистами городе, можно было поставить памятник бойцам Красной армии? Знает ли еще военная история подобные примеры?
церковь и религия
