Из воспоминаний командира 67-го стрелкового корпуса генерал-майора Галицкого Кузьмы Никитовича.
Выставив боевое охранение севернее и западнее Карпиловки, мы провели короткий митинг. Выступали многие бойцы, командиры, политработники. Запомнилась горячая взволнованная речь замполита 7-го стрелкового полка батальонного комиссара В. Ф. Горчакова. Он говорил о том, что поход был тяжким, но все трудности преодолены, так как весь личный состав был единодушен в своем стремлении вырваться из окружения. И эту единую волю цементировали партийные организации частей. Коммунисты и комсомольцы были примером для всех в боях и в трудных походах.
Поздравил личный состав с выходом из окружения и я. В моем кратком выступлении отмечалось, что мы достигли успеха благодаря мужеству и стойкости воинов дивизии, твердой решимости во что бы то ни стало соединиться со всей Красной Армией, чтобы продолжать борьбу с врагом, благодаря несгибаемой вере в наше правое дело.
— На нашем трудном боевом пути осталось немало боевых товарищей, павших смертью храбрых. Хоронили мы их без воинских почестей и с горечью в душе. Но советский народ воздаст должное этим героям. Они свершили высший воинский подвиг и отдали свои жизни за нашу Великую Родину. Вечная память и слава павшим героям!
Сразу же после митинга командирам частей было приказано организовать отдых личного состава, а штабу дивизии — выслать делегатов связи в Могилев и Гомель, где, по имевшимся данным, находились штабы ближайших армий. Боевые будни продолжались, но теперь мы были не в тылу врага, а на фронте и с нетерпением ожидали того дня, когда вновь встретимся с противником лицом к лицу в бою.
Контрудар под Гомелем
.
Приказ о посылке делегатов связи пришлось отменить, так как из населенного пункта Озаричи удалось установить связь по телефону с Гомелем, где находился штаб 21-й армии. Я немедленно доложил командующему армией генерал-полковнику Ф. И. Кузнецову о выходе 24-й стрелковой дивизии из окружения и ее боевом составе. Затем кратко изложил мероприятия, которые, на мой взгляд, необходимо было провести в течение ближайших двух-трех дней для организации обороны на рубеже р. Птичь.
Перечислил свои ближайшие заботы, состоявшие в том, чтобы привести части дивизии в порядок, разместить многочисленных раненых по ближайшим сельским больницам, учесть оружие и приступить к его ремонту. В заключение попросил разрешения прибыть в Гомель 17 июля для доклада Военному Совету армии. Со всеми этими предложениями командующий согласился.
Втроем — я, батальонный комиссар М. С. Корпяк и начальник снабжения дивизии подполковник А. И. Плохов — на машине, переданной райкомом партии, мы прибыли в Гомель во второй половине дня 17 июля. Нас сразу же приняли командарм генерал-полковник Ф. И. Кузнецов и член Военного совета армии дивизионный комиссар С. Е. Колонин.
Знал я Ф. И. Кузнецова давно, еще с 20-х годов, когда мы вместе учились в Военной академии им. М. В. Фрунзе. Федор Исидорович всегда отличался спокойствием и умением терпеливо выслушивать подчиненных, любил хорошо растолковать задачу, которую ставил. Когда я увидел его в Гомеле, он выглядел очень утомленным: воспаленные от бессонных ночей глаза, осунувшееся и посеревшее лицо,— все это без слов говорило о большой, напряженной работе. Несмотря на это, он слушал мой доклад с обычной для него внимательностью, вникал во все детали боевых действий дивизии, расспрашивал о группировке противника.
Особенно заинтересовало его сообщение о том, что в последние дни в районе Слуцк и Глусск мы встретили части 53-го и 43-го армейских корпусов. Федор Исидорович тут же открыл свою карту, нанес на нее эти данные. Заговорил о возможных действиях противника. И его оценке обстановки чувствовались большая оперативная эрудиция, умение объективно рассматривать ход событий, предвидеть вероятное развитие операций. В данном случае речь шла о том, насколько появление упомянутых вражеских корпусов может отразиться на боевых действиях на гомельском направлении.
В конце беседы несколько вопросов задал мне член Военного совета С. Е. Колонин. В частности, его интересовали положение населения па захваченной гитлеровцами территории, его отношение к нашим выходящим из окружения войскам. Узнав, что мы повсюду встречали искреннюю поддержку и помощь местных жителей, он как-то очень светло улыбнулся и тихо заметил:
— Да, иначе ведь и быть не могло...
Ф. И. Кузнецов предложил мне тут же написать краткий доклад на имя главкома Западного направления маршала С. К. Тимошенко. Но, по-видимому, последнему уже было доложено о выходе нашей дивизии из окружения и о её состоянии. Ибо в то время, когда я писал доклад, в кабинет вошел начальник штаба армии генерал-майор
B. Н. Гордов и доложил командарму:
— Маршал Тимошенко приказал части 24-й дивизии привести в порядок, полностью их снабдить, довооружить и дать возможность несколько дней отдохнуть. Дивизия получит особое задание.
Естественно, ехали мы обратно в приподнятом настроении. Дивизия выполнила свой долг, и ее действия по достоинству оценили и Военный совет армии, и маршал С.К. Тимошенко. А главное — нам предстояла новая боевая задача, и мы были готовы вновь работать с полным напряжением сил.
Но руководить частями 24-й дивизии при выполнении этой задачи мне уже не пришлось.
Ранним утром 19 июля я ждал приезда секретаря Мозырьского обкома партии и председателя облисполкома. Нам предстояло обсудить ряд вопросов, связанных с мероприятиями по приведению 24-й дивизии в боеспособное состояние. В это время вошел майор Подорванов и положил на стол телефонограмму, подписанную начальником штаба 21-й армии генералом Гордовым. Она содержала приказание немедленно прибыть в Гомель на Военный совет армии. Связавшись по телефону с генералом Гордовым, доложил, что жду руководителей об¬ласти, и попросил разрешения прибыть позже. Ответ: выехать немедленно.
Я был в недоумении: что могло случиться за сутки, прошедшие с момента моего отъезда из штаба армии? Пришлось выехать, поручив майору Подорванову встретить руководителей области. Быстро добрался до Гомеля. И едва вошел к командующему, как Федор Исидорович в ответ на мое приветствие протянул мне руку и сказал:
— Маршал Тимошенко назначил вас командиром 67-го стрелкового корпуса. Обстановка требует, чтобы вы немедленно выехали в корпус и вступили в командование.
Он показал мне на карте положение частей корпуса. И тотчас же вслед за этим вместе с членом Военного совета подписал мне предписание. Затем добавил:
— В дивизию ехать не разрешаю. Все указания ей даст начальник штаба армии. Вам выделена машина. Поедете с офицером связи.— И крепко пожал мне руку. — Желаю боевых успехов.
Добрые пожелания выразил и член Военного совета армии C. Е. Колонин. Он также сообщил мне, что отныне в войсках введен институт военных комиссаров. Посоветовал встретиться уже сегодня с комиссаром корпуса К. Г. Руденко.
Выйдя от командарма и придя в себя от неожиданного назначения, я пошел к начальнику штаба армии, чтобы ориентироваться в обстановке. Генерал-майор В. Н. Гордов пригласил меня к карте и подробно рассказал о событиях последних дней.
— 10 июля,— говорил он,— противник силами моторизованного и армейского корпусов прорвал нашу оборону южнее Могилева и устремился на Рославль. Его передовые танковые части уже вышли к Кричеву. Одновременно крупные танковые силы немцев прорвали наш фронт севернее Могилева, форсировали Днепр и стремятся окружить обороняющиеся западнее Смоленска войска 16-й и 20-й армий. Выполняя приказ Ставки, командование фронта решило нанести ряд контрударов на флангах прорвавшейся к Смоленску главной группировки противника.
Далее генерал Гордов сказал, что 21-я армия получила 12 июля задачу перейти в наступление в направлении Бобруйска и овладеть им, а также одновременно нанести удар на север по группировке противника в районе г. Быхова. Это наступление, представляющее собой контрудар, по замыслу командования фронта, должно вывести армию в тыл могилевской группировке противника, оттянуть часть сил последней и тем самым ослабить удар гитлеровцев на важнейшем смоленском направлении. Армия имела мало танков, авиационное прикрытие было слабое, однако 13 июля она перешла в наступление, сбила фашистов с позиций, которые они занимали уже по восточному берегу Днепра, и форсировала эту реку.
— На правом фланге армии части 67-го стрелкового корпуса,— продолжал он,— имеют задачу разгромить быховскую группировку противника. Сейчас они наступают на Быхов, но пока их продвижение незначительно. В центре армии 63-й стрелковый корпус под командованием комкора Л. Г. Петровского, форсировав Днепр, овладел Рогачевом, Жлобином и продвинулся на бобруйском направлении на 12—16 км. Одновременно по северному берегу р. Березина с юго-вос¬тока на Бобруйск наступает 66-й стрелковый корпус генерал-майора Ф. Д. Рубцова. Левее, в направлении на Старые Дороги, выдвигается кавалерийская группа генерал-полковника О. И. Городовикова в составе 32, 43 и 47-й кавалерийских дивизий с задачей перерезать коммуникации противника.
Я внимательно слушал объяснение, следя по карте. Выходило, что наши войска вступили в борьбу с противником по всему фронту 21-й армии от Пропойска до Речицы.
— Да, это так,— подтвердил В. Н. Гордов.— Противник оказывает упорное сопротивление, часто переходит в контратаки, поддерживая их сильным минометным и артиллерийским огнем и, конечно, ударами авиации. Особенно сильные контратаки он предпринял против 63-го и 67-го стрелковых корпусов 17 июля. В результате упорных боев противнику удалось кое-где потеснить наши войска, в частности, 102-ю стрелковую дивизию 67-го стрелкового корпуса.
— Какова там обстановка сейчас?
— Сегодня 67-й стрелковый корпус ведет бой на рубеже Ролавка (15 км юго-западнее Пропойска), Радькова, Нераж (6—8 км юго-западнее Быхова). Штаб корпуса — в лесу восточнее населенного пункта Звонец ,6.
Гордов замолчал. Я понял, что все остальное узнаю на месте, и стал прощаться.
К исходу дня я был уже в корпусе, где встретился с его бывшим командиром комбригом Ф. Ф. Жмаченко, готовившимся выехать в распоряжение командарма. Обменялись теплыми приветствиями и вместе зашли в палатку Филиппа Феодосьевича. Он очень кратко по¬вторил то, что мне уже было известно об обстановке в полосе корпуса. Затем проводил меня к палатке начальника штаба и протянул руку.
— Уже темнеет и мне пора ехать,— сказал он.— Со всеми я уже попрощался. А вам желаю наступать более успешно...
Начальник штаба полковник А. Б. Баринов, видимо, ждал меня. Представившись, он доложил на подпись уже заготовленный им проект приказа о моем вступлении в командование корпусом. Затем вручил карту с обстановкой. Поскольку в общих чертах она была мне уже известна, я счел необходимым связаться с командирами дивизий, чтобы уточнить имеющиеся данные. Но вызвать их по телефону не удалось: с левофланговой дивизией связи не было, командиры двух других находились в полках. Решил пока что подробнее расспросить начальника штаба. Из его доклада и ответов на мои вопросы картина стала более ясной.
Действуя на правом фланге армии, корпус двумя дивизиями вел наступление на быховскую группировку противника и одной дивизией обеспечивал свой правый фланг.
В день моего вступления в командование правофланговая 187-я стрелковая дивизия (командир — полковник И. И. Иванов, военный комиссар — полковой комиссар В. А. Баташев) оборонялась на рубеже Ролавка, Куликовка, растянув свои части на фронте до 30 км.
151-я стрелковая дивизия (коман¬дир — генерал-майор В. И. Неретин, военный комиссар — полковой комиссар П. Т. Москвичев), атаковав противника с рубежа Никоновичи, продолжала наступление вдоль восточного берега Днепра в направлении Быхов. Продвинувшись на 4—5 км, дивизия вела бой в 8—10 км от Быхона на фронте Радьков, севернее Прибора.
102-я стрелковая дивизия (командир — полковник С. С. Чернюгов, накану¬не сменивший полковника П. М. Гудзь, военный комиссар — полковой комиссар Н. Н. Амосов), начав наступление с рубежа Селец, Тощица в направлении Быхов и, продвинувшись вдоль западного берега Днепра на 10—12 км, приблизилась к Быхову на 5—6 км и вела бой па фронте Нераж, Вьюн.
— Сначала продвигались хорошо,— добавил А. Б. Баринов,— а вот последние два дня противник сильно контратакует, особенно в полосе 102-й стрелковой дивизии.
— Какова группировка артиллерии?
— Корпусная артиллерия,— ответил начальник штаба,— придана наступающим дивизиям. 151-я усилена 435-м корпусным артиллерийским полком и 15-м минометным батальоном, 102-я—387-м гаубичным артиллерийским полком. В резерве корпуса находится 645-й корпусной артиллерийский полк.
— Каковы действия соседей и где они?
— Справа — 25-й механизированный корпус под командованием генерал-майора С. М. Кривошеина. В его составе 50-я и 55-я танковые и 219-я моторизованная дивизии, понесшие в предыдущих боях значительные потери. Корпус ведет наступление на Пропойск, имея свой штаб в Лебедевке, в 20 км восточнее Довска. Между флангами нашего и 25-го механизированного корпусов имеется разрыв в 12— 15 км. Слева — 63-й стрелковый корпус со штабом в 5 км восточнее Рогачева. Как вы уже знаете, 13 июля он овладел Рогачевом. Сейчас наступает на Бобруйск, преодолевая упорное сопротивление противника. Правофланговая дивизия этого корпуса — 61-я стрелковая — ведёт бой на рубеже Веричев (10—12 км северо-западнее Рогачева), Заполье.
Выяснив, как организовано обеспечение флангов корпуса и стыков между дивизиями, я счел, что общее представление об обстановке имею. Но в то же время понимал, что этого недостаточно для руководства войсками. Многое можно было выяснить лишь на местах. И потому решил завтра же поехать в дивизии.
Тем не менее, уже по первым впечатлениям кое-какие меры нужно было предпринять сегодня. И прежде всего, организовать устойчивое управление, наладив все средства связи от командного пункта корпуса до каждого полка включительно. Кроме того, сразу по прибытии бросилось в глаза, что личный состав командного пункта корпуса размещен в палатках. Нужно было перевести его в блиндажи, а также во всех частях и соединениях организовать систему наблюдательных пунктов. Учитывая, что 102-я и 151-я стрелковые дивизии наступали в одном направлении, требовалось срочно организовать взаимодействие между ними, а также усилить обеспечение стыка со 187-й стрелковой дивизией. Стоило подумать и о том, чтобы использовать корпусную артиллерию па главном направлении наступления корпуса.
Когда я отдавал все эти распоряжения начальнику штаба, вошел дивизионный комиссар К. Г. Руденко. Мы познакомились и вскоре вместе вышли из палатки. Было уже темно. В лесу стояла тишина. По моей просьбе комиссар, служивший в корпусе с начала войны, рассказал о его личном составе. С первых же боевых действий, начатых корпусом в начале июля, его бойцы и командиры показали беспредельную преданность Родине. Они приобретали все больший боевой опыт. Командиры стали действовать увереннее и организованнее. Об этом ярко говорили многие примеры, о которых рассказал мне К. Г. Руденко. Вот некоторые из них.
Когда после 12-часового боя свыше батальона фашистов прорвалось в глубину обороны 410-го стрелкового полка 102-й стрелковой дивизии, начальник штаба капитан Ковалев лично повел в контратаку две резервные стрелковые роты с двумя танкетками. Несмотря на превосходство сил гитлеровцев, они были отброшены этим смелым ударом, и прорыв удалось ликвидировать.
Образцом для всех бойцов стали мужество и стойкость командиров, политработников, всех коммунистов и комсомольцев. Так, в ходе недавнего наступления командир роты 196-го саперного батальона старший лейтенант Короткевич, будучи ранен в ногу, не оставил поле боя, продолжал руководить своими подразделениями до выполнения боевой задачи. И таких примеров были десятки.
К. Г. Руденко подчеркнул, что командирам хорошо помогают политработники. И не только в подготовке личного состава к боевым действиям, но и непосредственно в бою. Пример тому — политрук роты 145-го отдельного разведывательного батальона 151-й стрелковой дивизии младший политрук Греченков. Когда одна из разведгрупп попала в засаду, он возглавил вторую группу и умело повел ее в атаку. Дружным натиском разведчики выручили своих товарищей.
Улучшилась также помощь политсостава в боевом сколачивании подразделений, их материальном обеспечении, более конкретной стала политическая работа среди бойцов, направленная на укрепление их стойкости и выдержки в обороне, наступательного порыва в атаке. Полит/аппарат полков стал повседневно изучать нужды и запросы бойцов, принимать эффективные меры к устранению недочетов.
В свою очередь, комиссар попросил меня рассказать о том, как выходила из окружения 24-я стрелковая дивизия. Но ответить я не успел. Ночную тишину разорвал грохот мощного артиллерийского налета. Севернее командного пункта корпуса вспыхнула сильная ружейно-пулеметная стрельба. Казалось, бой идет где-то рядом с нами. Но такое впечатление создавало лесное эхо. Через несколько минут выяснилось, что противник силой до двух батальонов пехоты при поддержке артиллерии атаковал наши подразделения в стыке между 187-й и 151-й стрелковыми дивизиями, потеснил их и занял дер. Полки.
Узнав об этом, я подумал, что не зря меня тревожило обеспечение стыка этих дивизий. Тут же приказал выслать сотрудника штаба в район боя с задачей изучить обеспечение стыка. И сам отправился на рассвете туда же.
Сначала заехал в 187-ю стрелковую дивизию.
Оборонялась она на широком фронте — около 30 км, имея все свои полки в одном эшелоне. Противостояли ей части 1-й кавалерийской дивизии противника. Вместе с командиром дивизии полковником И. И. Ивановым я побывал в одном из полков, в том числе и на его переднем крае обороны. Здесь было тихо, только время от времени нет-нет да застрочит пулемет или прозвучат несколько винтовочных выстрелов. Бойцы рыли окопы. Боевой порядок полка представлял собой реденькую цепочку стрелковых батальонов, вытянутых в одну линию почти на 10 км. В глубине обороны были только пулеметные и минометно-артиллерийские позиции.
— Так строится оборона и в других полках? — спросил я полков¬ника Иванова.
— Да, так,— доложил он.— Ведь мы создаем оборону на широком фронте.
Таким образом, ехать в остальные полки не было смысла. Картина и без этого стала ясна. Пришлось дать указание командиру дивизии вывести по одному батальону каждого полка во второй эшелон и, кроме того, создать резервы в батальонах. Приказал построить всю оборону дивизии по принципу опорных пунктов и узлов сопротивления, эшелонированных в глубину с промежутками на дальность ружейно-пулеметного огня.
— Гарнизоны в опорных пунктах иметь от стрелкового взвода до батальона, усилив их станковыми пулеметами и минометами, а также орудиями, поставленными для ведения огня прямой наводкой.
Затем вместе с командиром полка наметили на карте систему опорных пунктов на участке обороны полка и ориентировочно состав их гарнизонов.
— Такую же работу сегодня проделайте в остальных двух полках,— приказал я полковнику Иванову.— Оборону надо создать глубокую и с резервами, чтобы парировать удары противника. Для помощи к вам пришлю корпусного инженера.
В 151-й стрелковой дивизии ее командир генерал-майор В. И. Неретин доложил, что против его частей на главном направлении их наступления действует до двух полков моторизованной пехоты противника.
— Сейчас приводим части в порядок после ночного боя,— продолжал он,— готовимся в 12 часов возобновить наступление на Быхов. Главный удар нанесем левым флангом дивизии.— И пояснил: — Фронт у нас широкий, наступать можем лишь на одном участке.
Не успел генерал Неретин закончить доклад, как противник открыл сильный артиллерийский огонь. Гитлеровцы упредили дивизию. Вскоре поступило донесение, что противник силой до полка пехоты с танками при поддержке сильного артиллерийского огня вновь атаковал наши подразделения в стыке со 187-й стрелковой дивизией, прорвался в глубину обороны на четыре километра и овладел се¬веро-восточной окраиной населенного пункта Обидовичи.
Нужно было принимать срочные меры, чтобы воспрепятствовать дальнейшим попыткам противника прорваться вдоль шоссе на Довск.
Для этого я приказал выдвинуть встык дивизии резервный 645-й корпусной артиллерийский полк и поставить часть орудий на открытые позиции для стрельбы прямой наводкой. Кроме того, направил туда корпусной саперный батальон, приказав сделать инженерные заграждения и заминировать полосу местности вдоль шоссе Обидовичи — Довск. Командир дивизии выдвинул в район Обидовичи свой резерв.
Дальнейшие попытки врага прорваться па этом участке были отбиты частями 151-й стрелковой дивизии.
Оценивая эти атаки противника, я понимал, что пока они носят частный разведывательный характер. Гитлеровское командование хотело, видимо, установить силы наших войск, наступавших на Могилевском направлении. Но следовало ожидать и более мощного удара. Ведь в случае успеха войска нашей армии выходили в тыл группировки противника, наступавшей на рославльском направлении. По¬этому фашистское командование, нащупав стык между нашими дивизиями, стремилось прорвать здесь оборону и выйти им в тыл. Но безуспешно. Тем не менее, наше наступление пока что не давало ожидаемых результатов. И для выполнения поставленной задачи нужно было искать новое решение.
Бой севернее Довска задержал меня на весь день в 151-й стрелковой дивизии. Возвратился я на командный пункт корпуса только поздно вечером. Но, не откладывая, обменялся мнениями с комиссаром и начальником штаба. Они оценивали обстановку так же, как и я. Тогда я пришел к такому выводу:
— Удары на широком фронте вряд ли позволят выполнить задачу. Нам нужно время для перегруппировки и организации наступления. Сейчас напишем донесение, так как обстановка на фронте корпуса требует пристального внимания командования армии.
В донесении Военному совету армии мы писали, что 67-й стрековый корпус, наступая против моторизованной и кавалерийской дивизий противника, уже в течение нескольких дней не имел успеха, потому что вынужден был вести боевые действия на 70-километровом фронте от Пропойска до населенного пункта Вьюн (14 километров юго-западнее Быхова). При этом силы корпуса одновременно обращены фронтом на восток, север и частью на запад. В таких условиях без коренной перегруппировки совершенно невозможно создать ударную группу войск для решительного наступления против быховской группировки врага. В то же время широкий фронт и отсутствие автотранспорта не дают возможности быстро произвести перегруппировку. В заключение выражалась просьба «усилить корпус не менее, чем одной стрелковой дивизией или уменьшить полосу боевых действий корпуса».
Военный совет армии очень внимательно 'отнесся к нашему докладу. Уже на следующий день, 21 июля, на командный пункт корпуса приехал генерал-полковник Ф. И. Кузнецов. Он признал правильной оценку положения, доложенную Военному совету армии в упомянутом донесении.
— Усилить ваши войска, наступающие на могилевском направлении, необходимо,— сказал он.— Для этого я наметил сделать следующую перегруппировку. Завтра, 22 июля, 21-й стрелковый корпус в составе 117-й и 155-й стрелковых дивизий будет выдвинут в стык менаду 25-м механизированным и вашим 67-м, в полосу от Пропойска до Бахани. Это уменьшит полосу вашего корпуса на 20— 25 км и позволит вывести 187-ю стрелковую дивизию для наступления на Быхов. Далее, завтра же для усиления довского направления вам будет подчинен мотопулеметный полк, который сосредоточивается в лесу северо-восточнее Довск. А пока корпусу необходимо прочно удерживать занимаемый рубеж, в ночь на 23 июля произвести перегруппировку и к утру быть готовым к переходу в наступление с прежней задачей уничтожения группы противника в районе Быхова.
Перед отъездом генерал Ф. И. Кузнецов сообщил мне приятную новость:
— Начальником артиллерии 67-го стрелкового корпуса я назначил полковника В. В. Добронравова, а заместителем командира по тылу — подполковника А. И. Плохова. Вы вместе успешно сражались в тылу противника. Думаю, что сослуживцы по 24-й Железной дивизии и сейчас хорошо помогут вам справиться с боевыми задачами.
Проводив командарма, я продолжал готовить корпус к наступлению. Но в тот же день противник вновь атаковал наши части в направлении города Довска. И хотя теперь он действовал основными силами 31-й пехотной и 1-й кавалерийской дивизий с танками, все же и на этот раз успеха не имел. Встреченные мощным минометно-артиллерийским огнем, гитлеровцы потеряли до двух батальонов пехоты и были отброшены в исходное положение.
А на следующий день, завершив перегруппировку и продолжая отражать многочисленные контратаки противника на правом фланге, войска корпуса перешли в наступление на Быхов. Правее, северо-западнее Пропойска, наступал 21-й стрелковый корпус в составе двух стрелковых дивизий. Части 25-го механизированного корпуса из района Пацая, где они разгромили до двух батальонов пехоты противника, продвигались на Пропойск.
На бобруйском направлении в это время войска 63-го стрелкового корпуса вели бой на рубеже в 10—15 км северо-западнее и юго-западнее Рогачева. Тогда же на левом фланге армии кавалерийская группа генерала О. И. Городовикова, форсировав р. Птичь, из района Глусска продвигалась на север. Наступая в общем направлении на Осиповичи, она создала угрозу коммуникациям 2-й армии противника.
Чтобы ликвидировать прорыв этой группы, фашистское командование выдвинуло сюда из резерва три пехотные дивизии, которые действовали здесь в течение трех недель, охраняя тылы и коммуникации армии.
Своим наступлением на могилевском и бобруйском направлениях войска 21-й армии сковали восемь пехотных дивизий противника и нанесли им серьезные потери. Эти действия, а также бои соединений
13-й армии в районе Могилева и удары 3-й армии в направлении Слуцка создали угрозу войскам правого крыла группы армий «Центр», которые вследствие этого во второй половине июля уже не смогли добиться больших успехов.
Вновь наступает враг.
Немецко-фашистское командование, опасаясь развития нашего контрудара на запад и на север, повернуло на гомельское направление пехотные дивизии из состава 2-й армии и 24-й танковый корпус 2-й танковой группы. Таким образом, активные действия наших войск вынудили противника задействовать против них на этом участке фронта части 53, 43, 35-го армейских корпусов, 3-ю и 4-ю танковые и 1-ю кавалерийскую дивизии.
Только такими значительными силами противнику удалось остановить наступление наших войск. При этом следует учесть еще и следующие обстоятельства: наша пехота наступала почти без танков, в воздухе полностью господствовала фашистская авиация, которая почти безнаказанно бомбила наши боевые порядки, не давая им продвигаться вперед. В частности, 21-й армии пришлось вести наступление на двух разобщенных направлениях: на запад, в направлении Бобруйска, и на север — на Быхов, что при общем недостатке сил не позволяло произвести их массирование. Резервов в армии и во фронте не было, а противник непрерывно вводил в бой свежие силы, подходившие из глубины или перебрасываемые с других направлений.
Несмотря на все это, войска армии в ходе боев наносили врагу немалый урон.
Неудивительно, что 21-я, а также 3-я армии, осложнившие своими героическими действиями задачу правого крыла группы армий «Центр», были объектом пристального внимания гитлеровского верховного командования, в том числе и фашистского «фюрера». Так, начальник германского генштаба генерал Гальдер записал в служебном дневнике: «17 июля... Фюрер хочет, чтобы фронт, взломанный в центре в результате удара 4-й армии, окончательно был разорван на две части. Для этого 2-я танковая группа... должна наступать совместно с пехотными соединениями 2-й армии в юго-восточном на¬правлении с целью уничтожить 21-ю русскую армию, стоящую против правого крыла группы армий «Центр»...»
Однако активные наступательные действия наших войск во второй половине июля на гомельском направлении потребовали от немецко-фашистского командования изменения плана действий. О разъединении фронтов в районе Смоленска уже не могло быть и речи. Поэтому, как отмечал генерал Гальдер 28 июля, «...фюрер указал командующему сухопутными войсками, что важнейшей задачей является ликвидация угрозы на правом фланге группы армий «Центр» путем разгрома вражеской группировки, находящейся в районе Гомеля и севернее. Для этого 2-я танковая группа... должна нанести удар из района Кричева и восточнее в строго юго-западном направлении на Гомель».
Так, в конце июля и первых числах августа немецко-фашистское командование перегруппировало со смоленского направления на гомельское танковую группу генерала Гудериана. Теперь против действовавших здесь наших 21, 13 и 3-й армий противник вынужден был развернуть 23 дивизии, в том числе всю 2-ю армию и 2-ю танковую группу.
К тому времени названные три наши армии были объединены во вновь созданный Центральный фронт, командующим которым Ставка назначила генерал-полковника Ф. И. Кузнецова, членом Военного совета — секретаря ЦК КП(б) Белоруссии П. К. Пономаренко, начальником штаба — полковника Л. М. Сандалова. Командование же 21-й армией принял генерал-лейтенант М. Г. Ефремов. Войска фронта насчитывали всего 13 стрелковых, две танковые, одну моторизованную дивизии, ослабленные в предшествующих боях. Кроме того, в тылу противника действовали четыре кавалерийские дивизии (32, 43, 47 и 21-я). Этими силами наши войска вели упорные бои на фронте более 300 км — от Рославля и Кричева через Пропойск, Довск, Рогачев до Речицы и Калинковичей.
Следовательно, только по числу дивизий противник на этом участке фронта значительно превосходил наши войска. Если же учесть, что каждая вражеская дивизия имела сил и средств намного больше, чем наша, то очевидно многократное превосходство немецко-фашистских войск.
После того как командование немецкой 2-й армии, подтянув резервы, отразило контрудар 21-й армии па Быхов и Бобруйск, наши войска до 8 августа удерживали занимаемый рубеж, сохраняя за собой плацдармы на западном берегу Днепра.
9-го же августа противник, сосредоточив в районе северо-восточнее Пропойска 10-ю моторизованную, 7-ю пехотную, 3-ю и 4-ю танковые дивизии из состава 2-й танковой группы, перешел в наступление против левого фланга войск 13-й армии. В результате ожесточенных боев танки врага к исходу дня 10 августа достигли рубежа Рудня, Осмоловичи, Климовичи.
Войска левого фланга 13-й армии на фронте Чериков, Пропойск вынуждены были отойти на юго-восток. Противник же воспользовал¬ся этим для выхода в тыл 21-й армии на гомельском направлении.
Необходимо отметить, что как раз накануне наступления противника штаб правофлангового 21-го стрелкового корпуса был выведен в тыл на расформирование и сдал две дивизии 67-му стрелковому корпусу. Таким образом вражеский удар теперь пришелся по вновь прирезанному нам участку фронта.
11 августа силою до четырех полков пехоты с танками при поддержке авиации враг атаковал правый фланг 21-й армии западнее р. Сож. Отбросив 117-ю стрелковую дивизию на восточный берег реки и выйдя на шоссе Пропойск — Довск, фашистские войска начали продвигаться на юго-восток. 12 августа немцы, используя этот прорыв, пятью пехотными дивизиями перешли в наступление на фронте от Пропойска до Днепра. Главный удар ими наносился вдоль западного берега р. Сож на юг в направлении Гомеля.
187-я стрелковая дивизия нашего корпуса, атакованная превосходящими силами врага, отошла на юг. А 151-я и 102-я в этот день отразили атаки превосходящих сил противника и удержали занимаемый рубеж обороны.
На рассвете 13 августа по вызову генерал-майора В. Н. Гордова командир 63-го стрелкового корпуса генерал-лейтенант Л. Г. Петровский и я прибыли в Довск. Туда же приехал и В. Н. Гордов. Он временно исполнял обязанности командарма, после того как 10 августа генерал-лейтенант М. Г. Ефремов вступил в командование Центральным фронтом вместо убывшего на другую должность генерал-полковника Ф. И. Кузнецова. Эти перемещения оказались как нельзя более несвоевременными. К тому же ни В. Н. Гордов, ни мы с Л. Г. Петровским, как командиры корпусов, Прибыв в Довск, к сожалению, не смогли определить силы и намерения противника, начав-шего решительное наступление на гомельском направлении, и рассчитывали контратаками удержать занимаемый рубеж.
Выслушав наши доклады, генерал Гордов решил восстановить положение, контратакуя противника па правом фланге в общем направлении на Пропойск частями 67-го стрелкового корпуса, усилив его выведенной в резерв армии 167-й стрелковой дивизией 63-го стрелкового корпуса. Было также приказано в ночь на 14 августа начать отвод частей 63-го стрелкового корпуса на восточный берег Днепра, где им надлежало перейти к обороне.
После этого генерал Л. Г. Петровский выехал к себе, чтобы организовать переброску 167-й стрелковой дивизии автотранспортом в район Довска. Я остался, чтобы встретить командира этой дивизии генерал-майора В. С. Раковского и поставить ему задачу.
Около 8 часов утра генерал В. С. Раковский с начальником артиллерии дивизии подполковником С. Е. Поповым и командирами двух стрелковых полков прибыл в Довск. В присутствии В. Н. Гордова он доложил мне, что дивизия выступила из района Рогачева и что авангардный 465-й стрелковый полк подполковника Федина подходит на автомашинах к Довеку. Остальные части дивизии передвигались пока пешим порядком, но по мере высвобождения транспорта командир дивизии намеревался перебрасывать и их на автомобилях.
На мой вопрос об артиллерии ответил подполковник С. Е. Попов. Оп доложил, что 576-й пушечный артиллерийский полк движется с авангардным стрелковым полком. Он погрузил орудийные расчеты и снаряды на автомашины и прицепил к ним на буксир орудия. Остальная артиллерия на конной тяге следует форсированным маршем за авангардом.
Одобрив организацию выдвижения дивизии, я тут же поставил задачу генералу В. С. Раковскому. Его дивизия должна была сосре¬доточиться в районе лесов северо-восточнее Довска под прикрытием 187-й стрелковой дивизии и во взаимодействии с пей, развернувшись из-за ее правого фланга, контратаковать противника в направлении Свенск, Пропойск. Сообщив, что наступление будет поддерживать корпусная артиллерия, я нанес на рабочую карту В. С. Раковского рубеж атаки и направление главного удара.
Командир дивизии с начальником оперативного отдела майором Г. В. Семеновым и начальником штаба артиллерии корпуса майором А.А. Бородиным, прибывшим в Довск вместе со мной, выехали на рекогносцировку района сосредоточения и исходного положения для наступления частей дивизии. Я же намеревался вернуться на корпусной командный пункт, чтобы оттуда управлять боевыми действиями дивизий.
Увы, этому не суждено было сбыться. Последовал мощный артиллерийский огневой налет противника. Часть снарядов разорвалась вблизи нас, и я почувствовал сильный удар по голени правой ноги.
— «Ранен! — мелькнула догадка.— И в такое время!..»
Рядом оказался мой адъютант старший лейтенант В. С. Вайнилович, служивший со мной еще в 24-й стрелковой дивизии. С его помощью я с трудом добрался до ближайшего здания. Это была телеграфно-телефонная станция. Медленно опустился на землю.
В.С. Вайнилович быстро разрезал сапог и, наклонившись, стал перевязывать мне ногу. Но вот начался второй артиллерийский огневой налет. Где-то совсем рядом разорвался снаряд, и я почувствовал вновь острую боль: еще ранение и в ту же правую ногу!
В этот момент на меня навалилось всей своей тяжестью внезапно обмякшее тело адъютанта. Смерть настигла его мгновенно.
Так внезапно оборвалась жизнь Владимира Степановича Вайниловича — боевого товарища первых недель войны. С ним я прошел тяжелый путь по тылам противника в огне ожесточенных и упорных боев с немецко-фашистскими захватчиками. И воспоминание о них для меня навсегда связано с памятью об этом мужественном и храбром офицере, одним из многих, отдавших свою жизнь в борьбе с врагом...
По приказанию генерала В. И. Гордова меня отправили на автомашине в армейский госпиталь в Гомель. Там оперировали, но сразу эвакуировать дальше не успели. А следующим утром завыли сирены, страшный взрыв потряс здание госпиталя, которое фашистские стервятники подвергли бомбежке, хотя на его крыше развевался большой белый флаг с красным крестом. Многие раненые погибли.
Уцелевших, в том числе и меня, поздно вечером 14 августа на грузовых автомашинах вывезли на ближайший аэродром и оттуда самолетом в Москву.
А на подступах к Гомелю еще семь суток продолжались развернувшиеся 13 августа ожесточенные бои. Враг превосходящими силами рвался к городу, стремясь разгромить наши войска и тем самым устранить угрозу правому флангу группы армий «Центр», ведущей бои на смоленском направлении.
Войска 21-й армии героически отражали сосредоточенные удары, но вынуждены были с боями отходить на юг и юго-восток. Стремясь задержать противника в междуречье Сожа и Днепра, они изматывали его в оборонительных боях, наносили ему большие потери. Темп продвижения гитлеровских войск с каждым днем снижался. Но у армии и во фронте не было необходимых резервов, чтобы окончательно остановить противника.
Особенно ожесточенные бои разгорелись на окраинах Гомеля. Враг с самого начала своего наступления бросил на город крупные силы авиации, ежедневно совершая массированные налеты. Дым пожаров стоял над Гомелем. Непосредственно на город немецко-фашистское командование бросило пять пехотных дивизий, поддержанных авиацией и танками. В то же время гитлеровцы силами трех пехотных дивизий начали форсирование Днепра южнее Жлобина, но встретили здесь упорное сопротивление войск 21-й армии и сформированных в Гомеле истребительных батальонов.
Командование армии и фронта совместно с местными партийными и советскими органами предпринимало энергичные меры к защите Гомеля.
На подступах к нему по указанию командующего фронтом строились оборонительные укрепления. Под руководством секретаря Гомельского городского комитета партии Е. И. Барыкина в короткий срок был сформирован и вступил в бой полк народного ополчения, состоявший из рабочих городских предприятий. Создавались все новые истребительные батальоны. Партийные организации формировали штабы и партизанские отряды для действий в тылу врага. Без¬заветное мужество проявили в боях за Гомель воины армии и жители города.
Но к тому времени управление войсками 21-й армии было нарушено. Вслед за мной был ранен и выбыл из строя временно исполнявший обязанности командарма генерал-майор В. Н. Гордов. 17 августа смертью героя пал в бою командир 63-го стрелкового корпуса генерал-лейтенант Л. Г. Петровский. А несколькими днями раньше, 14 августа, танки противника прорвались к востоку от Чечерска в район расположения штаба армии, личному составу которого пришлось с боем прорываться из окружения.
Непосредственное руководство боевыми действиями 21-й армии взял на себя командующий фронтом генерал-лейтенант М. Г. Ефремов. Чтобы организовать управление ее войсками, оп выехал с группой оперативных работников на новый командный пункт армии, развернутый южнее Гомеля.
19 августа в результате десятидневных жестоких боев, потеряв несколько тысяч солдат и офицеров и много танков, противник захватил Гомель.
Таким образом, начав наступление с рубежа Пропойск, Нов. Быхов, враг за десять суток продвинулся на 105 км. Эти данные нельзя пе сравнить с предшествовавшими темпами наступления немецко- фашистских войск. Так, за первые семь суток войны они продвинулись почти на 350 км. Разница огромная. Она ясно показывала, что непрерывно нараставшее сопротивление советских войск спутало карты фашистского командования. Гитлеровцы продолжали продвигаться, но все более замедленным темпом, неся огромные потери. И это было первым предвестником того, что они будут в конце концов остановлены, а затем и разгромлены непрерывно нараставшими силами Красной Армии.
Почти до конца августа войска Центрального фронта под командованием генерал-лейтенанта М. Г. Ефремова сдерживали натиск превосходящих сил противника. Отходя от рубежа к рубежу, они до конца выполнили свой долг и не дали врагу возможности прорваться во фланг и тыл войскам соседнего Юго-Западного фронта.
* * *
Говоря о боях 21-й армии в июле — августе 1941 г., следует подчеркнуть, что она совместно с другими армиями Западного, а затем и Центрального фронтов более 40 суток активно действовала на гомельском направлении, угрожая правому флангу группы армий «Центр». Контрудары, нанесенные ею, а также другими нашими армиями на правом крыле Западного фронта, сыграли большую роль в Смоленском сражении. Они позволили оттянуть крупные силы гитлеровских войск, задержать их наступление, выиграть время для организации обороны на дальних подступах к Москве.
Эти первые месяцы войны были особенно тяжкими для всего нашего народа. В то же время они отнюдь не были «сплошным триумфом» гитлеровской армии, как это пытаются утверждать реакционные военные мемуаристы и историки на Западе. Да, мы терпели тяжелые неудачи, несли большие потери, отступали. Но не было в наших рядах места ни панике, ни растерянности. Коммунистическая партия, Советское правительство подняли всю страну на всенародную войну с фашистскими захватчиками. И потому для гитлеровских войск бои на Восточном фронте ничего общего не имели с их наступлением на Западе, где им по существу не было дано действенного отпора.
У нас же фашистский вермахт встретил всевозрастающее сопротивление, которое сразу нарушило все планы гитлеровского командования. Вряд ли противник ожидал, что, например, только в боях с нашей 24-й Железной стрелковой дивизией его войска за два дня потеряют больше сотни танков и тысячи солдат и офицеров. А ведь так было пе только на нашем сравнительно небольшом участке фронта, но и на многих, многих других!
Вот почему за неудачным для нас развитием боевых действий и потерями, понесенными в первые дни войны нашими войсками, мы не можем не видеть картину их массового героизма, не вправе не понимать его стратегического значения. Оценивая эти сражения, нужно учитывать тот характер, который приняла вооруженная борьба с первого ее часа.
То была борьба не на жизнь, а на смерть. Дух этой непримиримой борьбы с фашистами объединил всех воспитанных Коммунистической партией защитников социалистической Родины — от генерала до солдата, от рабочего и колхозника до руководителей государства.
Невиданные в истории войн стойкость и массовый героизм бойцов и командиров Красной Армии, вынесших на своих плечах неимоверные трудности первых, неравных боев, навсегда останутся предметом величайшей гордости не только для советского народа, но и для прогрессивных людей всех стран. Ибо героически защищая свою землю, советские воины закладывали фундамент победы над германским фашизмом — злейшим врагом всего человечества.
