Воспоминания командира второй роты отряда Чапаева 2-ой партизанской бригады имени Героя Советского Союза Константина Заслонова Гараева Динмухамета Нуриевича
Война для меня началась с призывной комиссии в конце мая 1941 года в поселке Арске , ныне поселок городского типа, где я был определен в артиллерию - разведчиком, а мой закадычный друг Зимагулов Сибгатулла в танковые войска.
Мы в это время учились в третьем курсе Арского педагогического училища. До этого, мы 10 человек с физкультурного отделения Казанского педагогического техникума, после первого курса, в связи с закрытием техникума и переводом в город Елабуга, вынуждены были перевестись удобный для нас профильное учебное заведение. 1 ноября 1939 года нас приняли в Арское педагогическое училище в школьное отделение. Наш Казанский техникум был закрыт и в здании создан госпиталь, в связи освободительным походом Красной Армии в Прибалтику, западную Белоруссию, Украину, Бессарабию.
Мы с Зимагуловым Сибгатуллой в училище проявили себя созданием различных спортивных секций. Меня в сентябре 1940 года избрали секретарем комсомольской организации училища, куда также входили преподаватели – комсомольцы.
В мае 1941 года, сдав 2 экзамена, я пришел на третий гос/экзамен по «Истории партии». Преподавателем был бывший директор училища Рузаков. Получив билет, я без подготовки ответил на вопросы. Меня удивил, что дополнительных вопросов не задают и оценку сразу огласили - «Отлично». Только после понял, во время экзамена зашел заведующий учебной части с повесткой о призыве в Красную Армию. Со мной еще призывался из удмуртского класса Егор Сергеев – уроженец села Сарсак Омга Агрызского района ТАССР (6 км от родной деревни Татарские Тансары).
Таким образом, 28 мая 1941 года со станции Арская отправился в армию, а точнее на войну. Мы 11 человек прибыли в облвоенкомат г.Казани, где поучили предписание прибыть 10 июня 1941 в Саратов в 21-ю армию 546-ой полк корпусной артиллерии . Полк расположен буквально рядом с вокзалом, метров в семидесяти. Повезли нас в полигон, так как приписанная часть находилась в это время именно там.
Меня определили в взвод управления, разведчиком-корректировщиком. Три дня позанимавшись со стереотрубой, старший сержант проверил практическое умение засекать падения снарядов дальнобойной 150 мм орудий и признал подготовленным.
Утром 15 июня 1941 года мы выехали обратно в часть - Саратов. Ночью 15,16,17 июня грузили эшелоны с техникой, с горючими, с тягачами, с орудиями - нам объявили о предстоящих маневрах войск ПриВО на территории Белоруссии с войсками ЗапОВО, которые должны были состояться 25 июня 1941 года.
Утром 18 июня 1941 года нас погрузили в «теплушки – грузовые вагоны» и при строжайшей секретности отправили Белоруссию. Секретность была строжайшая, вагоны снаружи закрыты на пломбу, горячую пищу подавали в термосах только на полустанках.
В Мичуринске обогнали отправленные ранее эшелоны с боевой техникой.
22 июня 1941 года в 11.30 прибыли в г. Орел. В 12.00 услышали выступление Молотова о начале войны. Мы молодые поем патриотические песни тех времен – в памяти осталась песня «Если завтра война, если завтра поход… », призванные из "запаса" плачут. Продолжаем движение под секретностью….
В 22.00 вечером прибываем в город Гомель. Рядам с нами стал эшелон из Украины, из г. Чернигов – после выяснилась, из нашей же армии.
Вдруг в 23 часа завыли сирены, по небу засветились лучи прожекторов, застучали зенитки, начался воздушный налет фашистской авиации на станцию. К нашему удивлению вагоны по-прежнему закрыты снаружи. Мы тогда выломали доски из нар, кто пытается двери сорвать, а мы выбили люк вагона. Кто-то вниз головой из вагона, кто-то ногами падает из люка. Ну, в общем, паника полная.
Из нашего вагона никто не погиб, а где ехали запасники, призванные на 45 дней, потери составили 30-40 процентов.
После бомбежки нас голосом собрали в одно место и, погрузив на платформы, отправили назад из Гомеля до станции Новобельцы. Разгрузив, нас повели в ближайший лес, и стали формировать воинские части. Выдали винтовку – трехлинейку, каску, противогаз и раздали «пропуск на тот свет» - пластмассовые пеналы. Мы на полоски бумаги вписали свои данные и, завернув, как трамвайные билеты, вставили в этот пенал. Пенал должен хранится в брюках, в карманчике, который почему-то называли пистончик. Вот содержание моего "пропуска":
21 армия, 546 корпусной полк, 3 дивизион, 8 батарея, разведчик на стереотрубе Гараев Динмухамет Нуреевич.. Далее идет адрес: ТАССР, Агрызский район, дер. Тат. Тансары Гараева Гелмибаян Набиулловна.
Снова погрузив в нормальные вагоны (телячьи), нас отправили на запад, в 40-50 км от Гомеля, где мы пересели на автомашины. Повезли нас сначала на запад, а после повернули на юго-запад. Когда мы оказались примерно в 60 км западнее Могилева, нам сообщили, что немцы сбросили десант в количестве роты и находятся в небольшой рощице. Развернулись в цепь, залегли напротив рощицы. Командиры подают команду «огонь», мы стреляем в сторону рощи, хотя невидно цели. Оттуда по нам ведется интенсивный огонь. У нас, кроме винтовок и гранат, во взводе имеется ручной пулемет Дегтярёва.
Когда из рощи перестали стрелять, командиры объявили, что с десантом покончено. Может быть.
Снова сели на машины, не проехали и 20 км, как опять немецкий десант, но уже с легкими танками. Их сбрасывали итальянские самолеты, названные солдатами за двойной фюзеляж «рамой». Вот здесь и началось наше боевое крещение. Были наши контрнаступления, дрались, как могли. Немцы внаглую наступали, часто пьяные, стреляя из своего автоматического оружия, держа автомат на уровне живота. Сразу вспомнился фильм «Чапаев» с психической атакой «каппелевцев». Должен заявить - не драпали, не бежали, а отступали от превосходства техники и живой силы немцев. За каждый клочок земли дрались, паники, как описывают, не было. Но немцы были сильнее по тактике, опытнее, и вооружены сильнее.
Был в рукопашном бою. Страшное зрелище. Так, наверное, деды сходились в ратном поле. Действия не подчиняются сознанию. Кто лопатой дерется, кто колет штыком, кто стреляет в упор, финка в этом деле всегда в ходу. Когда я ударил прикладом автомата Дягтярёва по голове немецкого солдата, деревянный приклад в щепки, а из головы врага вывалились мозги. Меня два дня от этого тошнило.
Таким образом, к первой декаде июля 1941 года мы отступили до Днепра, где, наконец, прибыла наша боевая техника: 150 мм дальнобойные орудия. Дальность стрельбы до 30 километров при заряде пороха 24 килограмм. Снаряд весит 48 кг. Если дать 10-12 раз беглый огонь, ствол расширяется от температуры и ствол не пригоден для стрельбы.
Мое место на переднем крае, я должен корректировать огонь (попадания снаряда в цель). Участвовал в сражениях у населенных пунктов г. Жлобин, г. Бобруйск, г. Рогачев, ст. Халич (Хальч – прим.), ст.Султановка (Салтановка – прим.).
Очень тяжелые бои шли у города Жлобин, город несколько раз переходил то немцам, то нашим. 21 армия наравне с другими армиями Западного фронта, находясь в направлении главного удара группы Центр немецких войск, изматывала врага.
Помню, в начале августа 1941 года над линией фронта появились наши бомбардировщики со звездами на крыльях, которые беспощадно разбомбили наши позиции. Наверное, это была провокация немцев. В конце дня появился наш истребитель, но все начали по нему стрелять. Старые самолеты наши в основном были из фанеры, и истребитель загорелся. Летчик выпрыгнул с парашютом, однако снизу все стреляли, и он приземлился мертвым. Одна из пуль прошил его комсомольский билет.
А однажды у Днепра я находился на сосне и вел корректировку огня нашей батареи. Среди отступающей колонны пехоты (они шли к мосту), я увидел нашего председателя сельского совета. Я начал кричать: «Ахмат абый, Ахмат абый». Действительно, оказывается, это был он. Когда по ранению вернулся в деревню, моей матери сказал, что видел меня, что там все мы погибли. Мать не поверила, ходила к гадалкам, в военкомат, где ей отвечали, что я без вести пропавший. Только получив более 10 писем одновременно летом 1943 года, она успокоилась.
После 9 августа 41 года пошли перебои и неразберихи с боепитанием. То привезут снаряды 76 мм, то 120 мм, нет для тягачей солярки, керосина. Оказывается, мы попали в окружении. Штаб 21 армии находился в Гомеле, они улетели на самолете. А мы орудия взорвали, а которых не могли, у этих орудий затворную часть закопали в землю. Пешком наш 3-й дивизион пробирался организованно на восток, к линии фронта.
15 августа 1941 года просыпаемся в лесу, командиров наших нет, остался с нами только младший лейтенант. Командиры бросили нас, и ушли одни. К этому времени нас оставалась человек 70. Младший лейтенант взял командование на себя и нас повел на восток. Мы сохранили свое оружие, я кроме винтовки и патронташа, еще нес стереотрубу (12 кг.).
16 августа 41 года, с короткими стычками с преследующими немцами, мы подошли к Днепру, где ширина 70-80 метров, но течение быстрое. Под большим дубом на берегу зарыли красноармейские и комсомольские билеты, раздевшись, взяв только оружие, и лично я еще стереотрубу, поплыли на тот берег. Многие утонули, нас на тот берег выбрались 42 человека. В лесу нашли брошенный обоз, и мы снова оделись в красноармейскую форму. 18 августа вечером, при переходе шоссейной дороги нас обнаружили немцы и обстреляли. Я был ранен в левую ногу в области икры. Хоть и рана была сквозная, она кровоточила и мешала идти. Младший лейтенант разбил нас на мелкие группы по 10 человек и приказал самостоятельно пробиваться из окружения.
19 августа 1941 года при переходе недалеко от Гомеля через речушку наша группа попала в засаду полевой жандармерии, толком не смогли даже оказать сопротивление и оставшиеся в живых 6 человек оказались в плену.
Нас привели с начало в пересыльный лагерь на станции Юшкова и к вечеру доставили лагерь для военнопленных в городе Могилев. Не кормят, все голодные, даже кора деревьев, что росли на территории лагеря - обглодана. Там же встретили наших командиров: командира дивизиона и командиров батарей в солдатских гимнастерках. Лагерь был огорожен несколькими рядами колючей проволоки и снаружи ходили часовые, но еще по ночам ток не пускали.
Местное население подходило к лагерю и при возможности кидали караваи хлеба. Обезумевшие от голода пленные, буквально дрались меж собой за щепотку хлеба. К нам подошел пленный солдат средних лет и сказал, что он из Могилева и его жена должна подойти к ограде, бросить хлеб в его сторону. Нас набралось 15 человек, которые еще были в силе и начали ждать у колючей проволоки. 21 августа 1941 года в обед жена того пленного на самом деле подошла и улучшив момента бросила каравай в нашу сторону. Все мы бросились на каравай, образовалась «куча мала», хлеб можно сказать нам не достался, но, оказывается, внутри были ножницы по металлу. Стали ждать ночи. В районе 24 часов подползли к проволоке и начали ее осторожно резать. Переползли на ту сторону, и пленный из Могилева нас повел на север. Через некоторое время позади услышали выстрелы, собачий лай. Оставшиеся человек 40-50 тоже пытались бежать, но охрана заметила и открыла огонь.
Мы всю ночь бежали, сколько хватило сил и под утро оказались в овраге. Солдат из Могилева сказал, что он принесет еды и что надо его здесь ждать. Ближе к вечеру он появился с четырьмя караваями и большим шматом сало. Далее он сказал, что он еврей, что здесь у него семья, жена, дети, соскучился по ним и отдохнет неделю дома, и тоже будет пробиваться к фронту. Он ушел, и еще 6 украинцев решили домой заглянуть. Оставшиеся 8 человек, вооружившись найденным оружием (в местах боев его было предостаточно, много было в лесах брошенных обозов) начали двигаться на восток, к линии фронта. Шли обычно ночью, обходя селения. Однако через дней десять еда закончилась, и пришлось свернуть в селение. Подошли крайнему дому, заходим, дома старик и старуха. Мы спрашиваем, есть ли немцы в деревне, отвечают, нет, просим накормить. Старик вытаскивает из шкафа большой каравай, сажает нас за стол и говорит старухе, иди, мол, в погреб, принеси простокваши. Мы сидим, мирно хлеб едим и не заметили, как старуха привела немцев. Таким образом, снова мы попали в плен в Дубровинском районе Смоленской области. Деревня находится буквально на границе с Оршанским районом Витебской области (От Смоленска 100-120 км, от Орши 30-40 км.). Оказывается, мы зашли в дом переселенным кулакам, но больше в Белоруссии такого предательства я не встретил.
Увезли в Оршу и попали пересылочный лагерь. Утром нас построили в колонну по десять человек и каждому ряду начали давать по 2 буханки хлеба. Я был крайний, и мне одну буханку дали, а вторую пленный с белой повязкой на рукаве забрал себе, я пытался возмутиться и тут же поучил удар по голове дубинкой. Меня, почти что в бессознательном состоянии, пленные красноармейцы вели под руку 25 км до станции Коханова, между Оршой и Толочиной. Я обязан им жизнью (стоит упасть, немцы пристреливали ).
Кохановский лагерь военнопленных был недавно организован, находился в центре села на месте картофельного поля. Ограждение предоставлял 1 ряд колючий проволоки. С нашего дивизиона с первого лагеря мы бежали вместе с учителем истории с Орла, призванного по мобилизации. Вот с ним решили, что надо срочно бежать. Решили бежать на север, где нет больших шоссейных дорог. В 23 часа проползли до колючей проволоки, сделали лаз под проволоку (картофельное поле, земля мягкая) и начали проползать. В нашей группе было 9 человек, тоже бежали всю ночь на север. Ночью пересекли шоссейную дорогу Минск – Москва, железную дорогу. В следующие дни вооружились найденным оружием. Построив шалаши, начали жить в лесу в 35 км на северо-востоке от Орши. Собирали оружие, нападали на отдельные легковые машины, добывали сведения о расположения немецких частей. С этой целью устраивали засады на дорогах.
23 февраля 1942 года решили навестить агентурную разведку, которая жила в 5 км в деревне от Орши - доставили развед/данные, и она должна была купить нам соль.
Когда на лыжах проходили деревню в пяти км от базы, заметили – немцев в деревне нет, и топится баня в огороде. На обратном пути ребята устали и решили выспаться в теплой бане. Окно бани смотрела в сторону деревни, то ли кто то чиркнул спичкой, то ли закурил, нас разбудили немцы прикладами. Оказывается, после нас в деревню заявился полицейский с целью жениться, и еще с ним приехали немцы, которые и заметили в бане огонек. Нас до полусмерти избили и утром повезли в волостную управу, где допросили и повели за околицу расстреливать. Заставили на снегу выкопать большую яму, и мы уже друг с другом простились, из управы прибежал немецкий солдат и снова нас повели в Управу, снова очень сильно избили и на санях доставили в Борисовский концлагерь. Две недели я был без сознания, а когда очнулся увидел одноклассника из Агрыза Мазитова Халика. Он меня узнал и выходил. Когда я начал ходить, мы с Халиком начали подходить к воротам, откуда немцы забирали на работу. Бежать из лагеря было невозможно. Раньше здесь было танковое училище. Кирпичные стены в два метра высотой, сверху имеют ограждение из колючей проволоки и по которому пропущен ток.
С Халиком два раза ездили на работу в аэродром чистить взлетную полосу от снега. Но и оттуда бежать было невозможно.