Перейти в ОБД "Мемориал" »

Форум Поисковых Движений

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.

Войти
Расширенный поиск  

Новости:

Автор Тема: Гибель штаба Юго-Западного фронта глазами подростка.  (Прочитано 8384 раз)

Михаил Матвиенко

  • Опытный пользователь
  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 2 849
  • ХИЩНИК
    • WWW
     На Украине готовится к изданию рукопись "Страницы памяти" Василия Николаевича Бойко - осенью 1941 года 13-летнего подростка украинского села Мокиевка.


Из моей почты:

   Меня зовут Николай и живу я в Украине, в Полтавской области.
Я и мои друзья готовим к изданию книгу воспоминаний местного жителя о событиях сентября 1941 гора на территории нашего района. Через наш район проходило отступление штаба Юго-Западного фронта и все эти события  описаны Василием Бойко (1928-2004)
Случайно в интернете нашли публикацию журнала боевых действий 3-й танковой дивизии вермахта. Из перевода стал понятно, что речь идет о той местности, на которой проживал наш автор мемуаров.

   Просим Вашего разрешения вставить в книгу раздел с переводом страниц, в которых описанны события которые происходили от города Пирятин до хутора Шумейково, где погиб штаб фронта.




   Публикую часть книги, которая касается именно гибели фронта. Некоторая нелитературность текста связана с тем, что пришлось переводить с украинского языка.
« Последнее редактирование: 07 Октября 2016, 17:10:30 от Михаил Матвиенко »
Записан
О чем историк умолчал стыдливо,
 Минувшее не вычерпав до дна,
 О том на полках старого архива,
 Помалкивая, помнят письмена.

http://117sd.wmsite.ru/

Михаил Матвиенко

  • Опытный пользователь
  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 2 849
  • ХИЩНИК
    • WWW
       Лето закончилось. Ранее в сентябрьские дни мы с радостью спешили в школу, а теперь с нами были только грусть и тоска. На днях высоко в небе сновали немецкие истребители "Мессершмитт", по вечерам на западе появлялись красно-розовые зори. Немцы навешивали осветительные ракеты над Пирятиным и Гребенкой. С каждым днем ближе и ближе подходил гул бомбардировщиков: «Угу-угу-у! Везу-у, везу-у-у! ". "Юнкерсы" и "Хейнкели" бомбили путь из Пирятина на Чернухи и Галявську МТС. Мы наблюдали, как они сваливались в глубокое пике, издавая очень завывающие звуки, и, почти от самой земли взбирались в высоту. Тот вой каким-то кошмаром врезался в голову, сводил в судорогу все тело, заставлял закрывать глаза с желанием скорее провалиться в какую-нибудь пропасть, лишь бы больше его не было слышно.
     Мы с матерью стали рыть в саду окоп. Подтягивали тяжелые непосильные бревна, чтобы ими перекрыть тот окоп и накрыть землей, чтобы он стал для нас спасением от бомб и снарядов. Соорудив окоп, мы его замаскировали, занесли туда часть продуктов.  Однажды после обеда фашистские самолеты обстреливали село из пулеметов. Один самолет очень низко пронесся над нашим городом, и мы успели разглядеть перекошенное лицо пилота. После налета и обстрела села вспыхнули сараи  Мотря Харченко и Насти Кравченко.
     Мы интересовались всем, что происходило вокруг. Бегали на дорогу и видели, как отступали на восток наши войска. Двигалось множество автомашин, различных тягачей с прицепленными к ним пушками и орудий на конной тяге. Шаркали кирзовыми сапогами шеренги красноармейцев, обессиленных от дальней дороги и жажды.
     Между рядами военных колонн ползли нагруженные разным хлебом подводы беженцев, брели стада рогатого скота, свиней, овец. Часто беженцы заворачивали в село, чтобы отдохнуть и починить телеги. Скот загоняли на выгон, и никто не считал, сколько было того скота. А было много! Случалось, что красноармейцы ловили и забивали теленка или поросенка для своей кухни. Были и такие мокиевчаны, что ловили ту живность для себя. Слишком старалась баба Александра Герасимиха, которая загнала себе во двор около десятка поросят и овец. Беженцы не запрещали никому ловить скотину, потому что видели, что далеко ее уже не догонят, а чтобы не попала она немцам, пусть лучше берут свои люди.
     Мы с братом Иваном и наши друзья - соседи Василий Мироненко и Гавриил Бойко -  решили пойти на луговицкие бахчевые за арбузами. Бахчевые были недалеко, граничили с Мокиевским полем. Побежали, собрали арбузов в пазухи и в руки. Но вдруг появились бомбардировщики и начали бомбить и обстреливать военные колонны, которые двигались Чернухинским путем, проносились над нашими головами. Мы перебежками бросились в направлении Бойков рощи, подбежали и попадали в глубокую канаву у дороги над рощей. С нами была собачка Гавриила Найда. Гавриил схватил ее, спрятал под себя, чтобы не бегала и не обнаружила нас.
     Когда самолеты удалились, мы подняли головы и увидели, что из леса прямо на нас неслись галопом два всадника. Один на белом коне, а второй на знакомом нам гнедом колхозном жеребце. На белом коне был командир Красной Армии, а на гнедом - председатель Мокиевского колхоза имени Ленина Филимон Петрович Гавриленко. Прискакав к тому месту, где мы спрятались, они вздыбили лошадей.
     Командир наставил нагана на Филимона и закриччал: "Я тебе говорю, покажи нам дорогу на Сухоносовка!". А Филимон ему: "Товарищ командир, я не местный, дороги не знаю. Вы езжайте лесом ". Этим он озадачил командира, чтобы от него отвязаться и спасти свою лживую душу. Затем Филимон хлестнул коня и поскакал в деревню. Командир за ним. Выскочив на выгон и увидев недалеко бабу Герасимиху, Филимон закричал: "Бабушка, бабушка, какое это село?» Командир повернул коня и поскакал обратно в лес, а Филимон с выгона спустится по улочке вниз, оставил коня, а сам забрался в кухню Михаила Горбаня и там просидел до следующего дня.
      Вот таким был руководитель колхоза с партбилетом в кармане - на словах защитник Родины, а на деле ее предатель. Бригадиром нашей четвертой бригады в то время был Демьян Фролович Яценко, которого не брали в армию из-за искалеченной руки. Он послал меня вместе с Екатериной Горбань возить бестаркой ячмень от комбайна. Поехали мы на поле в урочище Бойкова долина. Я был еще неумелым и никак не мог подъехать к комбайну, чтобы на ходу наполнить бестарку зерном.
 



Бестарка –
1. Кузов в виде ящика, позволяющий перевозить незатаренные сыпучие грузы (зерно, опилки, песок и т. п.).
2. Повозка с таким ящиком.


     Комбайнер выхватил у меня из рук вожжи, бестарку и отдал вожжи мне. Я как-то круто повернул и слабое переднее колесо сломалось. На ступке я выехал на дорогу, а при повороте на дорогу, ведущую в деревню, бестарка перевернулась, и ячмень посыпался из нее. Остановил я лошадей и плачу. На другой бестарке следом ехал старше меня Василий Кононенко, и он пообещал мне привезти из бригады второе колесо.
     Тем временем, этим же путем ехал какой-то тряпичник и помог мне собрать рассыпанный ячмень, за что набрал два ведра зерна для своего коня. Ожидая Кононенко с колесом, я привязал лошадей к акации. Очень хотелось есть. На дороге напротив меня остановилась автомашина, из которой слезли какие-то две куринькивськие женщины и дали мне хлеба и помидоров. Потом Василий привез колесо, мы надели его на бестарку, и я поехал.

Записан
О чем историк умолчал стыдливо,
 Минувшее не вычерпав до дна,
 О том на полках старого архива,
 Помалкивая, помнят письмена.

http://117sd.wmsite.ru/

Михаил Матвиенко

  • Опытный пользователь
  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 2 849
  • ХИЩНИК
    • WWW
      На другой день меня и Екатерину Горбань наши матери послали в Яцини, в магазин за ватой. Зайдя в Бубновскую долину, мы услышали далекий гул самолетов. Вскоре они появились над нами и начали обстреливать и бомбить стадо коров, растянувшееся по подгорью и на горе. Мы спрятались в пропасти у дороги. Когда самолеты исчезли, вылезли из тайника, увидели убитых коров и ни с чем вернулись домой.
     Пошли слухи, что немцы будут пускать газы и это очень пугало, потому что от газов никакой защиты у населения не было. Кто-то рассказывал, что красноармейцы, которые отходили на восток, чтобы облегчить свою ношу в дороге, выбрасывали свои противогазы и другие вещи в ров у Довженкова луга у Вергунка. Побежали мы туда с Гавриилом. Действительно, там во рву валялись противогазы, пустые ранцы, какие сумки. Под вишнями и на вишнях сидело несколько красноармейцев, о чем-то спорили, проклинали войну, угрожали уничтожить Гитлера. Потом налетели самолеты, начали строчить из пулеметов и красноармейцы куда-то исчезли, а мы, прихватив несколько противогазов, побежали вниз к первым домам. Противогазы мы держали за маски, перекинув через плечо гофрированные трубки с коробками. Коробки били по пяткам, а мы бежали и бежали. У первого дома под горой попали в густую высокую крапиву. Крапива жалила лицо, обжигала руки и ноги, но на это мы не обращали внимания, скрываясь от самолетов. Когда вокруг немного затихло, самолеты удалились, мы вылезли из крапивы и понесли противогазы домой.
     В садах и по огородам бродила брошенная беженцами скотина, гнать ее дальше на восток было уже нецелесообразно, потому что шли слухи, что где-то около Лохвицы немцы высадили десант. В нашем колхозе тоже был сплоченный табун скота для отгона на восток. Возглавил отгон скота завхоз колхоза Павел Яковлевич Бойко, а с ним были Яков Иванович Гавриленко, Петр Иванович Кравченко, Алексей Платонович Чоха и еще некоторые. Отправились они из села со скотом и добрались аж до Яри, за два-три километра от села. Там поделили между собой хлеб, пшено, мед и другие продукты и все, что брали с колхоза в дорогу, и вернулись домой.
     Больше добра забрал себе Павел Бойко, прозванный в селе Пилсудским за наглость и пренебрежение к односельчанам, которую проявил, будучи так называемым «буксиром» во время проведения раскулачивания более состоятельных трудолюбивых крестьян. Жадный и бессовестный с самого своего рождения, очень корыстолюбив и жестокий, имея крепкое здоровье, он сумел в свои тридцать семь лет отвертеться от мобилизации в армию и остаться дома. Немцы засыпали листовками с самолетов территорию села и окружающей среды. В тех листовках восхваляли немецкие порядки, призывали население способствовать немецким властям в уничтожении большевистской верхушки. На одной открытке, которую я нашел на огороде тети Марты, был изображен рядовой красноармеец, который бьет по голове кирпичом командира и подпись "Бей жида-политрука, рожа просит кирпича!". А дальше сообщение штаб-квартиры фюрера о наступлении германской армии.
     От ежедневного гула самолетов, пулеметной стрельбы, различных догадок и пересудов между людьми было жутко, беспокойно, страшно. Все вокруг как изменилось, стало не таким близким и родным, как было до этого, неузнаваемым и диким.
     Даже кукурузная и картофельная ботва потеряли свой вид и запах, кусты и деревья оделись в туманно-багровое марево. Все вокруг было окутано металлическим гулом, в воздухе перемещался и чувствовался запах дыма от масел. Казалось, что все это давит где свысока, с неба на незащищенную землю, и расползается по окрестным полям и долинами, катится к поймам Страхивщинского леса, распространяется на луговицких, бубнивских, куриньковских и приходьковских полевых залежах и неизвестно где исчезает.
     И так только казалось, потому что в этой темноте и мраке время от времени всплывали большой силы одинокие взрывы. Слышались выстрелы тяжелой артиллерии, сгущались и приближались с каждым днем. И не только с западной стороны села от Пирятина было их слышно, но и с противоположной (восточной) - от Лохвицы.
     10 сентября 3-я танковая дивизия немцев из группы армии Гудериана, наступавшей с севера, завладела Ромнами. 12 сентября танковая группа Клейста шла от Кременчуга мимо Хорол навстречу армии Гудериана.
     14 сентября вражеские войска приблизились и 15 сентября замкнули кольцо вокруг войск Юго-Западного фронта в районе Лохвицы. В это время от Прилук на Пирятин выходили из окружения с боями остатки войск пятой армии, которой командовал генерал-майор Михаил Иванович Потапов, и двадцать первой армии под командованием генерала И. Кузнецова.
 
Записан
О чем историк умолчал стыдливо,
 Минувшее не вычерпав до дна,
 О том на полках старого архива,
 Помалкивая, помнят письмена.

http://117sd.wmsite.ru/

Михаил Матвиенко

  • Опытный пользователь
  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 2 849
  • ХИЩНИК
    • WWW
      Эти армии, понеся большие потери, были почти небоеспособны. Их части, сосредоточенные в небольшом районе западнее и восточнее Прилук, смешались, и управлять ими было уже невозможно. Неподалеку от Пирятина в селе Верхояровка разместился штаб Юго-Западного фронта. Командующий фронтом генерал-полковник Михаил Петрович Кирпонос нервничал, рассылал во все концы делегатов связи для выяснения обстановки. И они часто не возвращались, а те, что возвращались, ничего утешительного не сообщали.
     В Верхояровку прибыл генерал И.Х. Баграмян с устным приказом командующего Юго-Западным направлением Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко на разрешение отвода войск фронта на реку Псел. Кирпонос колебался сразу выполнять устный приказ, а письменного подтверждения не было. 15 сентября, когда достоверно стало известно, что в Лохвице соединились части второй и первой танковых групп, Рыков, Бурмистенко и Тупиков предложили Командующему эвакуироваться при первой возможности. Михаил Петрович им: - "Капкан защелкнулся ... не успели". А потом тихо добавил: "Я остаюсь с бойцами. Или пробьемся, или погибнем вместе".
     На рассвете 16 сентября в Пирятине и его окрестностях скопилось около десяти тысяч бойцов и командиров. В то время фронт проходил по Днепру в Черкассы, в шестидесяти километрах южнее возвращался на север в Лубны, проходил западнее Лохвицы в Прилуки, возвращался на Яготин в девяноста километрах к востоку от Киева и выходил к Днепру километров за тридцать выше Киева.
     В полдень 16 сентября Военный Совет Юго-Западного фронта собрался в лесу в семи километрах севернее Пирятина на совещание. Генерал-майор Василий Иванович Тупиков, начальник штаба фронта, доложил оперативную обстановку - самое трудное и самое неприятное, о чем приходилось не раз докладывать. В окружении оказались пятая, двадцать первая, двадцать шестая и тридцать седьмая армии. Случилось это на относительно небольшом участке территории в треугольнике Пирятин-Лохвица-Лубны. Двадцать первая армия шла на Ромны, пятая на Лохвицу, тридцать седьмая - следовала за ней, а двадцать шестая через Лубны.
 


      В этот трагический треугольник также попали стрелковые и мотомеханизированные корпуса, дивизии и полки фронтового подчинения, авиационные объединения - всего около пятисот тысяч человек. Они были почти полностью уничтожены - пленные, убитые, раненые. Значительная часть разбрелась по домам, потому что были жителями тех украинских областей, через которые пришлось отступать от западной границы.
     Разработав план выхода из окружения, военный совет и штаб фронта решили отходить от Пирятина вместе с 289-й стрелковой дивизией, которая его защищала. Вместе со штабом фронта на восток уходили штабы пятой армии, отдельные части и подразделения. Уход прикрывала 7-я мотострелковая дивизия.
     Фашисты сильно бомбили Приятин и переправу через реку Удай. Вода в ней пенилась, поднималась фонтанами высоко вверх и снова проваливалась в более глубокие вирвища от боли. Под вечер 16 сентября машины штаба фронта и Военного Совета и штаба 5-й армии с трудом переправились на левый берег Удая.
     В тот же день после обеда я рубил дома дрова, чувствовал себя нехорошо, болела голова. Стрельба со стороны Прута леса усилилась и ощутимо приближалась. Выглянув на выгон, я увидел несколько мотоциклов, которые пронеслись по дороге с Чернухинского пути вглубь села. Откуда они взялись, и кто на них едет, я не разобрал. Побегу, думаю, к дяде Василию, может, он дома и расскажу ему об увиденном. А, может, и узнаю, что это за мотоциклы.
     Несколько дней спустя дядю вместе с Назаром Рехунем, Иосифом Крюком и другими односельчанами забрали или в трудовую армию, или в какую другую команду. Они смогли из села дойти до Обризового леса и, не получив ни от кого никаких указаний, вернулись домой.
     Подошел я к яру, что разделяет наш Горбаневский выгон от Карпенського, и застыл, перепуганный, месте. "Немцы", - подумалось. Снизу, дорогой, поднимая пыль и барабаня колесами и колясками, неслось до десятка мотоциклов. На рулях и колясках торчали пулеметы, за которые, стиснув зубы, держались статные воины в невиданных касках и незнакомых темно-зеленых мундирах.
     Это были разведчики, присланные из-под Лохвицы. Я все же проскочил между средствами и прибежал к дяде. Тетя Татьяна шепотом мне сказала, что дядя Вася дома. Мы собрались в их погребе, чтобы как-то спрятаться от стрельбы. Сюда пришли их соседи - Антон Ярмоленко, его отец и мать. Встретившись и побеседовав с дядей, я бросился обратно домой.
     После восхода солнца 17 сентября над Пирятином снова появились фашистские самолеты. Девятка "юнкерсов" со стороны солнца начала бомбить песок у хутора Высокого. Бомбы взрывались у моста, поднимали вверх столбы пыли и удайськой воды.
 
Записан
О чем историк умолчал стыдливо,
 Минувшее не вычерпав до дна,
 О том на полках старого архива,
 Помалкивая, помнят письмена.

http://117sd.wmsite.ru/

Михаил Матвиенко

  • Опытный пользователь
  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 2 849
  • ХИЩНИК
    • WWW
     За первой девяткой самолетов появилась другая, которая атаковала колонну автомашин. Те двигались с Пирятина в направлении Чернух. На смену этим самолетам прибыли другие вместе с "Мессершмиттами", которые трассами зажигательных пуль расстреливали машины, подводы, людей. Маршрут отхода войск с Пирятина был определен заранее. Он пролегал левым берегом Удая через села Деймановка, Шкураты, Скибенцы, Куриньки, Поставмуки, Городище. Машины Военного Совета и штаба фронта свернули с Чернухинского пути вправо и пошли вдоль Удая. За генеральскими автомашинами двигались разбитыми, пыльными грунтовыми дорогами грузовики с документами и имуществом.
     Звучало ржание испуганных лошадей. Болотные заросли заблокировали движение машин и подвод. Машина командующего фронтом М.П. Кирпоноса застряла в болоте, и он приказал оставить ее и идти пешком. Когда налетали самолеты, люди, лошади, сломя голову, бросались от дороги к реке, вплавь, где навсегда остались в трясине болота. Рассудительные бросались влево, в перелески, лужи, просто на стерню. Как только самолеты, разметав смертоносный груз, исчезали, дорога снова оживала, наполнялась шумом, грохотом. На ней, не стихая, царил беспорядок. Поредевшие подразделения, подобрав раненых, двигались вперед, навстречу новым перелескам, ярам (оврагам), болотам и селам. Двигались, но не все. Часть небольших боевых подразделений осталась на Удайских переправах, на развилках дорог, в прибрежных зарослях для прикрытия отхода основных сил.


  Лейтенант Н.И.Журомский

     Молодому лейтенанту Николаю Ивановичу Журомскому, который служил в 300-ом полку 7-ой мотострелковой дивизии полковника Герасимова, было приказано охранять мост через Удай и в случае появления немцев уничтожить их.
     Лейтенант Журомский накануне войны окончил Киевское пехотное училище, имел хорошую теоретическую подготовку и был уверен, что такую задачу выполнит. Вместе с пулеметчиками Виктором Барановым и Иваном Золотаревым оборудовал огневую позицию и начал следить за мостом. Прощаясь с друзьями, что отходили на восток, подумал, что, возможно, придется здесь погибнуть. Позвал младшего лейтенанта Петра Кутюмова: "Возьми, друг, мои документы, фотографии и письма матери и при случае отправь ей, я, возможно, тут погибну".
     Кутюмов забрал все это и исчез в гуще воинов, у которых было задание идти на Лубны. Впоследствии и Журомский получил приказ, оставить боевую позицию и уходить на восток со своими пулеметчиками. Они влились в небольшую группу бойцов, которая направлялась в Мокиевку. Хотя основная масса войск с Чернухинского пути еще до обеда повернула на Деймановку, все же часть их двигалась по тому пути к Приходьки и дальше до Чернух. Было здесь несколько специальных машин связи, противовоздушной обороны, санитарных.
Записан
О чем историк умолчал стыдливо,
 Минувшее не вычерпав до дна,
 О том на полках старого архива,
 Помалкивая, помнят письмена.

http://117sd.wmsite.ru/

Михаил Матвиенко

  • Опытный пользователь
  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 2 849
  • ХИЩНИК
    • WWW
     Это было семнадцатого сентября. В этот день немцы, наступая от Лохвицы, захватили большую часть Чернухинского района, в том числе и Мокиевку. Снова в небе появились самолеты с черно-белыми крестами на выпуклых боках. Ястребами носились пикирующие бомбардировщики, резко завывали "мессершмитты". Небо от Пирятина до Приходьки затянулось фиолетовой пеленой, а внизу стлалась багрово-черная полоса дыма, пыли, копоти. Она смещалась вниз к болотистым Удайским поймам и накрывала посмертным покрывалом все на своем пути.
     Пробиваясь сквозь это страшное марево дыма и копоти, прыгая на ухабах, то уменьшая, то увеличивая скорость, двигалась санитарная машина. В ней находились военный врач Шахвазян, военный фельдшер Елена Павлюк, водитель и семь раненых бойцов. Когда машина, петляя между прочим транспортом и подводами, поднялась на гору у Приходьки, впереди нее дали о себе знать вражеские минометчики, которые уже успели занять позиции в Мокиевке.
     Уже стелились вечерние сумерки, начал накрапывать дождик и это еще больше усложняло продвижение вперед. Несколько машин вернули от Приходьки вправо на обильно заложенное копами пшеничное поле. Когда стемнело над полем, немцы повесили осветительные ракеты. Обстановка гнетущая, непонятная. Куда податься - неизвестно. Елена обратилась к врачу Шахвазяну и спросила:
- Что будем делать?
     Ловкий врач скороговоркой ответил:
- Давай оставим машину и пойдем пешком, куда все идут. Теперь спасает каждый себя
-  А как же раненые? - Спросила Елена.
-  Дура ты, давай пойдем скорее! - Продолжал свое Шахвазян.
     Елена сказала, что раненых не оставит. Прихватив компас, а Елене оставив одеяло и коробку печенья, врач исчез. Елена решила оставить машину, в которой топливо уже почти закончилось, и вместе с ранеными идти на восток. Трудно, ой как трудно было ей, поддерживая израненных бойцов, под обстрелом двигаться в темной пелене ночи по неизведанному полю. Шесть воинов с ее и шофера помощью передвигались, а седьмой, тяжело ранен в живот, идти не мог. "Дорогой солдатик, давай положу тебя на плащ-палатку и буду тянуть", - умоляла Елена. И каждый шаг, и каждый толчок наносили ему невыносимую боль, и боец, в конце концов, попросил оставить его. Набрели на кучу соломы. Разместив бойца, они оставили ему печенье и одеяло, а также заверили, что вернутся за ним, как только найдут какое-нибудь село. Елена обессилела, потому что сама три месяца назад перенесла сложную операцию, но духом не пала. Так в темноте под дождем брели они мокрым полем, пока внизу над Удаем не показались белые хаты.
     Это были Скибенцы. Забравшись двор Софии Михайловской, бойцы бессильно попадали под уютную крышу сарая. Засуетилась в доме София Ивановна, приготовила ужин, накормила воинов, пересушили промокшую одежду. «Что делать?» - Спрашивала сама себя Елена. - "Раненые дальше двигаться не могут. Надо отдохнуть". Она одна, возможно, в поле и не воин. И София Ивановна рассказала, что в селе есть наши военные. Это порадовало.
     На следующий день, уже 18 сентября рано утром вышла Елена на выгон, а ей навстречу лейтенант-пехотинец, который назвался начальником какого-то штаба. Елена рассказала ему о ситуации, попросила помочь. Лейтенант ответил, что нужно собрать людей и идти низом в направлении Куреньки.
     Он достал где-то велосипед и дал Елене, а сам с помощью деда Кости Нагая поймал на выгоне бродячего военного коня, сел на него верхом и помчался в другой конец села собирать рассеянных жестокими боями и заброшенных судьбой сюда бойцов. Собирая их, не заметили, как и день начал спадать. Кто-то донес весть, что в Куреньки уже появились немцы. Все же небольшую колонну собрали. На две подводы погрузили оружие, у скибенчанина Ивана Сичкаря уточнили, как лучше дойти до Куриньки, и вечером отправились. Подводы стучали и этим выдали колонну немцам, засевшим на холме и под Куринькки. Те подняли бешеную стрельбу из пулеметов и минометов и разогнали колонну. Часть бойцов погибла тогда на дороге и на куреньковских косогорах. И все же многим удалось проскочить под Куриньки и добраться до урочища "Чошин роща" у Мокиевки. В узкой долине журчал ручей. Напились. И только начали подниматься наверх, как увидели жерла немецких пушек, направленных от рощи в деревню. С противоположной стороны рощи, вдоль горы - длинный ряд окопов, а в них немцы. Опять перестрелка. Бой. Жестокий, неравный.
      Елену враги схватили, привели в Мокиевку и бросили в подвал школы. Два дня голодная, без воды, одинокая сидела она в том сыром и полутемном подвале. Но вот дверь открылась. - "Рус бандит, выходи!» - Послышалось со двора. - "О, ты барышня, офицер!» - Прокартавил напыщенный фашист, увидев два лейтенантских кубика в петлицах Елениной гимнастерки. Ее поставили на крыльце школы, и под пьяный хохот немцев офицер сфотографировал девушку: "Это будет для жюрналь. Рус бандит увидят все!" Потом повесили на шею дощечку с надписью "Рус бандит " и еще несколько раз офицер щелкнул фотоаппаратом. После допроса ей дали пропуск, с которым она могла идти беспрепятственно в западную часть Украины. Так добралась до Киева. Вскоре здесь снова допрос. Отправка в Германию. Тюрьма.
     В камере, куда её поместили, уже было несколько девушек разных национальностей. В эту очень тесную камеру втолкнули еще одну молоденькую девушку, югославку, по имени Маша. Она была связной партизанского отряда. Полуживую потянули ее палачи на допрос. Маричка очень умоляла: "Меня казнят, передайте матери весточку". Поздней ночью в камеру бросили еще одну девушку, россиянку Галя. Было ей не больше семнадцати лет. Все тело в багровых кровоизлияниях, но она не плакала и даже не стонала. Когда Галю подняли с пола, то увидели, что виски у нее поседели. Некоторые из тех, кто был в камере, от жалости начали плакать. А она тихонько улыбнулась, чтобы подбодрить их, и пошутила: "Может они у меня от рождения такие, а я и не заметила". Долго, зверски допрашивали девушек, и те гордо держались перед палачами. Затем - Берлинская тюрьма. Здесь заключенные почувствовали, что приближается конец войны. Девушек перевели в известный лагерь смерти Равенабрюх - на уничтожение. Там заключенных раздели и под музыку "Танго смерти" колоннами загоняли в крематорий.
     Попала и Елена в такую колонну, и осталась жива - как раз настигло освобождение, а с ним и возможность вернуться на Родину. Позади тяжелые испытания, нечеловеческие пытки, но ничто не покорило Елену и ее подруг. "Как принести больше пользы своей родной стране и своему народу", - эта мысль сопровождала Елену всю дорогу домой. "Продолжу учиться в мединституте, стану врачом и всю душу и сердце отдавать людям".
     Мечта осуществилась. Елена Александровна Павлюк стала врачом, долго лечила людей. Два раза приезжала в Мокиевку, посещала Софию Михайловну в Скибенцах, кланялась священным местам и могилам. Воспоминания, воспоминания ... и тоска за утерянные в горниле войны молодые годы, молодые жизни бойцов и командиров.
     Она присматривалась к каждому дому, к каждому дереву в Скибенцы. Останавливалась у края полевой дороги или тропинки и в глубокой задумчивости ждала. Может, встанут, может, подойдет к ней ее собратья. И в ответ - немая тишина. Они отдали за Родину, за нас все, что могли, - кровь, сердца, души, жизни. И теперь пожизненно покоятся в наших приудайських лугах, лесах, полях. И снова воспоминания о тех трагических днях пирятинского окружения. События разворачивались и менялись так быстро, что не все смогла схватить девичья память. Но то, что происходило, очевидно, осталось в памяти и участников тех событий, и местных жителей надолго, навсегда, навечно.
Записан
О чем историк умолчал стыдливо,
 Минувшее не вычерпав до дна,
 О том на полках старого архива,
 Помалкивая, помнят письмена.

http://117sd.wmsite.ru/

BORUS

  • Администратор
  • Участник
  • *****
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 3 875
  • Борис Петрович
Номер записи    83896585
Фамилия   Кутюмов
Имя   Петр
Воинское звание   мл. лейтенант
Дата смерти   18.09.1941
Страна захоронения   Украина
Регион захоронения   Полтавская обл.
Место захоронения   Чернухинский р-н, с. Мокиевка, центр село
https://obd-memorial.ru/Image2/filterimage?path=Z/014/ЦАМО_Украина/Полтавская_обл/Машевский_Миргородский_Чернухинский_Хорольский_р-ны/00000173.JPG&id=83896584&id1=f3dacd4114b8981f00d994533242ae37
Записан
Трухачёв Борис Петрович
Воля к победе решающий фактор!

Михаил Матвиенко

  • Опытный пользователь
  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 2 849
  • ХИЩНИК
    • WWW
Номер записи    83896585
Фамилия   Кутюмов
Имя   Петр
Воинское звание   мл. лейтенант
Дата смерти   18.09.1941
Страна захоронения   Украина
Регион захоронения   Полтавская обл.
Место захоронения   Чернухинский р-н, с. Мокиевка, центр село
https://obd-memorial.ru/Image2/filterimage?path=Z/014/ЦАМО_Украина/Полтавская_обл/Машевский_Миргородский_Чернухинский_Хорольский_р-ны/00000173.JPG&id=83896584&id1=f3dacd4114b8981f00d994533242ae37

     Совершенно верно, Борис Петрович. О гибели Петра Кутюмова будет рассказано чуть дальше.

Записан
О чем историк умолчал стыдливо,
 Минувшее не вычерпав до дна,
 О том на полках старого архива,
 Помалкивая, помнят письмена.

http://117sd.wmsite.ru/

Михаил Матвиенко

  • Опытный пользователь
  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 2 849
  • ХИЩНИК
    • WWW
       В тот же сентябрьский день изрытым бомбами и снарядами Чернухинской путем, маневрируя между выбоинами, словно ёжась от укусов незримых гигантских насекомых, проскакивали небольшие группы и отдельные машины. Среди них выделялась одна с удочкой, которая возвышалась над кабиной, и двумя антеннами. Это была походная радиостанция. За ее рулем сидел водитель Красковский, а в кабине - начальник радиостанции лейтенант Каплан. Были еще моторист и четыре радиста, и среди них - рядовой Михаил Матвеевич Кузьменко, уважаемый всеми за то, что в совершенстве владел аппаратурой, четко выполнял служебные обязанности, всегда находил выход из опасной боевой ситуации. Хотя Красковский умело маневрировал машиной, преодолевая тяжелые километры, все же машина попала под прицельный огонь фашистских минометчиков под Мокиевкой на отрезке дороги, называемом Озерами. Пришлось оставить там поврежденную машину, спешно окопаться, отстреливаться от врагов и менять занятые позиции. Вместе с Красковским Михаил двигался по-пластунски в сторону Мокиевки.
     Стрельба началась такая, что и головы не поднять. Вот Михаил видит, как Красковский перевязывает себе раненую руку, а в это время его самого что-то ударило отчаянно по ноге. Рана была глубокой, жгучей. Он не увидел, как к нему приблизился фашист, услышал только выстрел и жгучая боль в плече. Он встал и этим перепугал фашиста. "Коммунист!» - Крикнул он на раненого бойца. После этого прогремели еще два выстрела, и фашист куда-то исчез, думая, что убил Михаила. Михаил поднял голову, с трудом оглянулся, увидел свою машину и возле нее нескольких гитлеровцев. Один из них быстро выстрелил в Михаила, но не попал. В сумерках к Михаилу подполз чудом выживший Красковский и помог встать на ноги. Идти ранен воин не мог. Шинель и ватная куртка пропитались кровью, мучила жажда.
      Собрав все силы, в темноте холодной сентябрьской ночи Михаил полз в Мокиевку с надеждой напиться, согреться и перевязать раны. За полтора дня прополз около километра, добрался до села и залез в сарай Дмитрия Акимовича Крюка. Там уже было два бойца, тоже раненные. Когда в сарай наведался хозяин, бойцы его очень просили, чтобы он впустил их в дом согреться. Дед ответил, что бабы боятся крови, поэтому в дом не пустил, а дал кусок брезента, чтобы им они покрылись. Связист потерял много крови, обессилел, и дед ему сказал: "Те два выживут, а ты умрешь".
     Утром дед снова наведался в сарай и сказал связисту: "О, ты еще жив. Я видел у тебя часы, то отдай их мне". Боец с трудом произнес: "Ну что же, берите ". И дед забрал часы из кармана. Впоследствии появились две мокиевские женщины и привели в сарай молодую девушку, акушерку Мокиевской больницы Настю Щур. Порвав Михайлову нательную рубашку, Настя перевязала ему раны. Трижды прострелянный боец облегченно вздохнул. "Я жив?» - Спросил девушку. "Жив, жив", - ответила та. (Сейчас Анастасия Ивановна Мегеря - эта девушка - живет в селе Яцини Пирятинского района и о тех далеких событиях рассказала мне. Я помог ей наладить переписку). В тот же день переправили бойцов в помещение бывшей церковно-приходской школы, где немцы разместили лазарет для раненых военнопленных.
     Через некоторое время раненых переправили в Чернухи, а затем - в Ковали в концлагерь. Мучили раны, доставал голод и холод. Какая-то ковалевская женщина отдала Михаилу поношенную сатиновую голубую рубашку, которой он обрадовался, как ребенок. Все время Михаил надеялся на побег, чтобы только зажили раны. В начале ноября пленных переправили в Лохвицу, а еще через месяц - в Ромны. Летом 1942 Михаил оттуда бежал и добрался домой - в село Шевченково на Житомирщине. Выздоравливал, набирался сил и когда село освободили наступающие части советских войск, он пошел в первую из воинских частей, чтобы гнать захватчиков с родной земли. Руки у него были еще слабые, но автомат мог держать. Поэтому стал автоматчиком. Освобождал Украину, Польшу, Германию от фашистского ига. Победу встретил в Дрездене. Охранял Потсдамскую конференцию, а затем вернулся домой.
... Герои 1941 года. Это они стояли насмерть под стенами Бреста и на полях Смоленщины, защищали Киев и Москву. Это их бомбили с неба и давили танками, расстреливали из пулеметов и автоматов. И они снова поднимались в адские атаки за свой народ, за Родину. Среди тех расстрелянных остался жив Михаил Кузьменко - простой труженик войны, большой поборник мира и жизни.
 
Записан
О чем историк умолчал стыдливо,
 Минувшее не вычерпав до дна,
 О том на полках старого архива,
 Помалкивая, помнят письмена.

http://117sd.wmsite.ru/

Михаил Матвиенко

  • Опытный пользователь
  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 2 849
  • ХИЩНИК
    • WWW
     Вернемся снова к событиям в Пирятине. Глухая, извилистая дорога от Деймановки к Шкуратам и далее к Куринькам никак не могла вместить огромное количество машин, подвод, колонн и одиноких бойцов. В лесу за Деймановкой колонна Военного Совета и штаба фронта наткнулась на скопище машин и подвод. Очень дорого пришлось платить окруженцам за каждый шаг на восток и орошать своей кровью дорогу, поля, луга, леса и болота. Никто не считал тогда потерь. Все усилия направили на то, чтобы быстрее вырваться из этой смерти. А она была двойной: справа приудайские болота, а слева крутые и местами лесистые бугры не давали возможности броситься в россыпь от той проклятой дороги. Впереди уже появились немецкие минометчики и автоматчики.
     За Шкуратами на горе завязался бой с немецкими автоматчиками, которые появились здесь, обойдя Куриньки с севера. Здесь полегло немало наших бойцов, многие получили ранения. Среди них неподвижно лежал один раненый в кожаном командирском пальто, выпустив винтовку из непослушных рук. Немцы ходили между этих мертвых и искалеченных бойцов и занимались мародерством. Увидев того, что в кожаном пальто, три верзилы наперегонки бросились к нему. Он лежал боком, одна часть воротника была загнута под шею, а вторая выпрямилась на плечо, подставив на осмотр петлицу с четырьмя командирскими шпалами. Это был полковник Николай Алексеевич Казин, начальник охраны войскового тыла тридцать первого стрелкового корпуса, которым командовал генерал-майор Николай Васильевич Калинин. Хотя ранение было тяжелым, он сознание не потерял. Почувствовав, что приближаются немцы, застыл, застыл в прежней позе, чтобы выдать себя за мертвого. Крепко закрыв глаза, прикусил губы, перестал тяжелодышать. Один немец толкнул ногой неподвижное тело, захохотал: "Капут!" Начали стягивать пальто. Невыносимую боль окутал все тело полковника. Невероятными усилиями он притворялся мертвецом, чтобы не выдать, что еще жив, потому что тогда добьют.
     Сняв пальто, немцы удалились, а полковник глубоко выдохнул свежий осенний воздух, почувствовал, как оно заполняет слабые легкие, как ручейками покатилось по всему телу, дошло до пальцев рук и ног. Впоследствии шевельнул ногами. Жив. Открыл глаза и увидел, что крестьяне подбирают подводой раненых. Созрела мысль: "Пусть забирают и меня, возможно, спасусь". Так Казин оказался в группе раненых, которых переправили в Ковали, а затем в Лохвицу, в больницу. Там он познакомился с молодой медсестрой Дашей, которая имела связь с подпольщиками и получила пропуск на право передвижения оккупированной территории в родных в западном направлении.
     В ночь на 7 января 1942, когда персонал больницы праздновал Рождество, а охранники и полицейские напились до беспамятства самогонного дурмана и дремали или горланили песни, Николай Алексеевич и Даша оставили Лохвицу. Добрались до Киева. Позже он возглавил разведывательно-диверсионную группу "Львов". После этого командовал партизанским отрядом под фамилией Калиновский. Боевой псевдоним "Полковник Калиновский"  Казин носил до прихода Красной Армии, потом влился в ее ряды и воевал до Победы.
     Тем сентябрьским днем в 1941 году колонны машин все же продвигались от Шкураты через Скибенцы к Куринькам. В Куреньки они были вынуждены остановиться. Перед вечером на противоположной стороне Удая сторожевая походная охрана обнаружила немецкие танки, которые подошли сюда из-под Лубны. Со стороны Гинцы, из-за Удая, по Куреньки ударили тяжелые вражеские пушки. В селе вспыхнуло несколько домов и других зданий. Были подбиты или зажжены десяток автомашин. Едкий седой дым от горящих зданий перемешался с черным от автомашин и расползался вдоль реки Удай. Эта дорога выводила на северо-восточную часть села, перескакивал реку Вергунка, тянулась на Ковалев-гору и исчезала в Страхивщинскому лесу, направляясь на Чернухи.
      В расщелине у мостика на Вергунке появилось несколько бронемашин противника, а на Ковалева-горе засели автоматчики. Узнав, что Куреньки забита нашей техникой и отступающими войсками, немцы сожгли мост.


Фотография из архива В.М.Бойко


      После того, как обстрел Куриньки стих, колонна машин двинулась дальше. Выскочив из Куриньки, наткнулась на сожженый мостик и на кинжальный огонь вражеских автоматчиков, засевших на Ковалева-горе и на холмах вокруг нее. На передние машины сзади наседали другие, выталкивая их на верный расстрел. Образовался затор. Часть машин свернула от сожженного мостика влево на Свитовщину, но застряла в трясине болота. А часть хотела выскочить на гору, и не смогла преодолеть крутизны. И ее или подожгли, или водители пустили машины в Удай, только бы не достались врагу. Шофер санитарной машины Прокоп Андреевич Колесник с 18-го пограничного отряда 5-ой армии, которым командовал майор Оканин, разогнал свою машину от мостика влево так, что перескакивал ивовые пеньки в долине и выбоины от снарядов. Думал выскочить на противоположный крутой берег Вергунки, но все же жидкое болото прихватило задние колеса. Машина забуксовала, погрязла, остановилась. Из нее вышла военная фельдшер, старший лейтенант медицинской службы Роза Тимофеевна Волковская. Она вместе с шофером направилась из болота к группе бойцов, которые уже собрались на небольшом холме. Об этом рассказали позже.
     Узнав о заторе, генерал-полковник Кирпонос пешком направился туда. Он собрал отряд добровольцев и приказал выбить немцев с Ковалева-горы, из близлежащих оврагов и холмов. Между тем, саперы разобрали в Куриньки несколько зданий и навели переправу. Подразделения 7-ой мотострелковой дивизии мгновенно выскочили вперед и для прикрытия отхода основных сил заняли оборону по скатам высот западнее и севернее села Пески (удайские). Руководил прикрытием командир 31 стрелкового корпуса генерал-майор М.В.Калинин. В такой ситуации все же было потеряно главное - связь командования фронтом со штабами и дивизиями фронта. Перемешались подразделения различных видов родов (звучит, как синонимы) войск. Как действовать, не понимали ни старшие, ни младшие командиры, ни тем более рядовые бойцы. Отдельные батальоны и даже полки 289-ой стрелковой дивизии ввязались в бои на различных участках и отстали.
     Кирпонос держал у себя пограничный полк, с которым надеялся прорваться сквозь вражеское кольцо. Основная группа штаба Юго-Западного фронта во главе с Военным Советом в ночь на 18 сентября под прикрытием 289-ой стрелковой дивизии отправилась вдоль Удая на Пески. На перепутье у Страховщины пешую колонну догнали пять броневиков и четыре 45- мм пушки, принадлежавших штабу фронта. У Песок наступила темная осенняя ночь и Военный Совет и штаб фронта остановились на отдых в доме лесника в Страховщини. Развернули карту, чтобы оценить обстановку и решить, куда идти дальше. Начальник штаба фронта генерал-майор Василий Иванович Тупиков предложил идти вдоль Удая на Городище. Так и решили.
Записан
О чем историк умолчал стыдливо,
 Минувшее не вычерпав до дна,
 О том на полках старого архива,
 Помалкивая, помнят письмена.

http://117sd.wmsite.ru/

Михаил Матвиенко

  • Опытный пользователь
  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 2 849
  • ХИЩНИК
    • WWW
      Утром 18 сентября трехтысячная колонна отправилась в тяжелую, неизведанную дорогу. Осенним лесом потянулась она через Постав-Муки в Городище. Добравшись до Городище, они решили провести собрание Военного Совета. Собрались в каменном одноэтажном здании на своё последнее совещание. Немецкие наблюдатели, увидевшие в селе красноармейцев и сельский выгон и улицы, подходившие к дому, были накрыты минами. Под взрывы мин шло это заседание.
     На нем, кроме М.П. Кирпоноса, были секретарь ЦК КПУ Н.А. Бурмистенко, начальник штаба фронта В.И. Тупиков, дивизионный комиссар, член Военного Совета С.П. Рыков, генерал-майор, командующий 5-й армией М.И. Потапов и еще несколько генералов и старших офицеров. Решили идти на Сенчи, чтобы часов в двенадцать добраться реки Сулы, атаковать немцев и захватить переправу. Для этого создали два отряда. Первый ударный отряд состоял из двух групп. Командиром первой группы назначила Плетнева, его заместителем - Кононенко. Командиром второй группы прорыва назначили генерала И.Х. Баграмяна.

   Село Городище. Здание, где 19 сентября 1941 г. проходило последнее заседание военного Совета ЮЗФ.


     Второй отряд для охраны Военного Совета создали из курсантов школы НКВД и бойцов охраны. Командиром был назначен полковник Рогатин. Две группы первого отряда выбили немцев с высоты за Городище. Перейдя реку вброд между селами Вороньки и Мелехи, остановились. В строю не досчитались восемнадцать человек. А потом этот отряд, как в воду канул, даже связных не направлял. Кирпонос надеялся на Баграмяна, все же он там старший по званию и должен сделать все, чтобы вывести из этой ловушки войска. Но надежды были напрасными. Военный Совет и штаб фронта сразу же оставил Городище. Мостик через многих севернее села разобрали, а потому вернули на Вороньки. Там тоже мостик рухнул, прошла только одна машина, а остальные машины пришлось оставить. Колонна все же двигалась всю ночь, шли строем трудной дорогой.
     На рассвете появилась "рама" - вражеский самолет-разведчик. Он прошел над колонной и исчез. Немец обнаружил колонну. Около восьми часов утра перед колонной появился большой овраг, раздался в степи почти на километр с юга на восток. Яр, заросший разными деревьями, а по бокам сверху его обступил густой терновник. Недалеко за оврагом виднелись дома хутора Дрюковщина, а сам овраг называется Шумейкова роща. В нем и решили спрятаться  днём. Установили над оврагом шесть станковых пулеметов, замаскировали в кустах пять бронемашин и четыре пушки - те, что догнали их у Песок.
     В десять часов разведчики доложили, что все дороги вокруг рощи заняли немцы и бдительно охраняют их. Появилось шестнадцать немецких танков, а за ними шло двенадцать грузовиков с пехотой. Окружив овраг, немцы открыли бешеный огонь из танков и минометов. Появились первые убитые и раненые, вышли из строя три наши пушки, факелами пылали все бронемашины. Обстреляв овраг, танки отошли назад метров на восемьсот и остановились. Решили в этот момент пойти на прорыв вражеского окружения. Кирпонос подал команду: «К оружию!" Командиры передавали эту команду всем окруженным и все, кто мог держать оружие, вышли на юго-восточную сторону оврага.
Кирпонос, держа в руках винтовку СВТ, поднял в атаку более восьмисот командиров и бойцов. Казалось, что порыв атакующих непрерывный, и они смогут выскочить из этого капкана. Но не так было. Немцы открыли густой прицельный огонь, да и еще и подмога к ним подоспела. Если продолжать атаку, то можно погибнуть всем с легким стрелковым оружием в руках. А если залечь на стерне - это тоже приведет к гибели. Поэтому решили отступить обратно в овраг. В этой атаке был тяжело ранен генерал М.И.Потапов, погиб начальник штаба пятой армии генерал Писаревский.
     На стерне в поле и над оврагом остались сотни убитых и раненых бойцов. Командир Кирпонос подумал, оценил обстановку и убедился, что кроме новой атаки, другого выхода из этого оврага и из этого положения не будет. Во второй раз он поднял в атаку вернувшихся в овраг, а сам, пробежав каких-то два десятка метров, упал, раненный в ранее поврежденную ногу. Адъютант майор Гненный, старший политрук Жадовский и старший лейтенант Басов подхватили Командующего и отнесли в овраг к источнику. Наспех выкопали генералу окоп, он сел на бруствер и свободно опустил в окоп раненую ногу. Солнце клонилось к западу.
     Уцелевшие собрались и сделали третью попытку прорваться. Отряд был небольшой, а после этой попытки и вовсе поредел, разделился на небольшие группы. Немцы наседали. В рощу со скрежетом вошли несколько танков, за ними спустились автоматчики. Прижав к животам автоматы, били во все стороны, не жалея патронов. Пулеметным огнем, гранатами, а в отдельных местах штыками их отбили. В семь часов вечера возле генерала Кирпоноса разорвалась мина. Один осколок пробил каску и задел висок, а второй врезался в грудь. Раны были смертельными. Когда Гненный и Жадовской подскочили к Командующему, он был мертв. Под деревом возле источника выкопали могилу, сняли с кителя ордена, Золотую Звезду героя за № 99, срезали с воротника генеральские петлицы, вынули документы и письма из карманов, положили тело в могилу, накрыли плащ-палаткой и листьями, завернули землей. Оглянулись вокруг и запомнили это место. Было 20 сентября 1941 года. Так погиб командующий Юго-Западным фронтом М. П. Кирпонос.
     После этого кто-то из уцелевших разнес слухи, что Кирпонос застрелился. Об этом было написано в книге "История Великой Отечественной войны», вышедшей в конце пятидесятых годов. Бывший делегат связи, а позже писатель В.Волынский в книге "Сквозь ночь" тоже писал, что был участником боя в Шумейково, и там слышал, что Кирпонос застрелился. Теперь гадать трудно, как было на самом деле. После последнего угрожающего разговора по телефону со Сталиным Кирпонос боялся, чтобы его не постигла та же судьба, что Командующего Западным фронтом генерала армии Павлова. Надежды на выход из Шумейково рощи не было никакой. Плен же для Командующего - хуже смерти. Поэтому, может, и застрелился.
     Группа И.Х.Баграмяна, оставив командование фронтом под Городище, сумела пробиться на восток и 23 сентября соединилась с войском Красной Армии. Утром 24 сентября управление 31 стрелкового корпуса во главе с генерал-майором М.В. Калининым тоже перешло линию фронта. В боях у Шумейково в роще погибли начальник штаба фронта генерал-майор В.И.Тупиков, секретарь ЦК КПУ М.О.Бурмистенко. Раненый генерал М.И.Потапов и дивизионный комиссар С.П.Рыков попали в плен. Всего там погибло около восьмисот командиров и бойцов. Хоронить погибших и подбирать раненых вышли жители Дрюковщины и близлежащих сел.
 
[/i]
Записан
О чем историк умолчал стыдливо,
 Минувшее не вычерпав до дна,
 О том на полках старого архива,
 Помалкивая, помнят письмена.

http://117sd.wmsite.ru/

Михаил Матвиенко

  • Опытный пользователь
  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 2 849
  • ХИЩНИК
    • WWW
      На тропе возле рощи, истекая кровью, лежал полуживой военный фельдшер Григорий Иванович Кутепов. Его подобрали и переправили в Чернухинскую больницу. Мокиевская женщина Дарья Омельяненко перешила его шинель на пиджак для него же. Выздоровел, остался жив. Приезжал в Мокиевку в 1969 году, благодарил. В другом месте - на поле недавнего боя - тела погибших сносили крестьяне села Авдеевка Каленик Иванович Гринько, Иван Семенович Припас и Трофим Остапович Нестеренко. Казалось, подобрали всех, и вдруг дед Каленик увидел в болоте еще одного. Там лежал окровавленный, без признаков жизни воин, в петлицах которого блестели два вишневых кубика и эмблемы. Принесли его к могиле и думали опускать, как вдруг дед Каленик окрикнул: "Ребята, он дышит!" Приложил ухо к груди лейтенанта и услышал едва слышно биение сердца. "Живой! Ей Богу, жив! Давайте я отнесу его домой, а как появятся здесь немцы, то добьют! ". Несколько раз отдыхая, донес лейтенанта в Авдеевку, домой. Баба нагрела воды, сняла с него ремни и окровавленную одежду. Отмыли, перевязали раны, одели в чистое белье деда, накрыли теплым одеялом. Согревшись, лейтенант открыл глаза и застонал:
- Где я? Где наши?
- Никого здесь нет, - сказал дед Каленик.
- А ты кто будешь?
- Я лейтенант Михаил Алексеевич Четвериков, запишите мой адрес.
     Бережный уход и свежее молоко добавляли сил, понемногу выздоравливал, хотя раны гноились. Увез дед Каленик лейтенанта в Лохвицу, но в больнице его не приняли, а отправили в лазарет для военнопленных. Затем перевели в Лубны. Там подлечился, хотя и стал инвалидом на всю жизнь, и поселился навсегда в Лубнах. Много сил приложил, заботясь об увековечении памяти воинов, погибших в Шумейково. В сентябре 1976 года в этом урочище открыли монумент в честь воинов Юго-Западного фронта, достойно выполнивших свой долг перед Родиной.
     Если 16 сентября 1941 года в Мокиевке появились несколько мотоциклов-разведчиков врага, то 17 сентября ее полностью захватили фашисты. По всем дорогам выставили немецкие патрули. На юго-восточной стороне вдоль горы, возвышающейся над Мостыще, подняли в небо стволы крупнокалиберные пушки. Чошин- роща окружила ряд окопов. Всюду сорняками тянулись телефонные кабели, сновали мотоциклетов, грузовые машины подвозили и подвозили в село пехоту. Я очень болезненно переживал появление немцев. Не мог понять, как же теперь оно пойдет без отца, без школы, без надежды на то, кем я могу стать, когда вырасту. Узнать, что происходит вокруг, все же хотелось.
     Собрались мы с ребятами и побежали через Вергунка на Чернухинский путь. В Вергунке, где река высасывала свои истоки, на ее правом берегу лежали два убитых мужчины. Один в гражданской одежде, а второй - в красноармейской форме. Красноармеец опустил голову в реку, наверное, хотел напиться воды. Возле того, который был в гражданской одежде, лежал большой портфель. А недалеко, на возвышении левого берега, лежал убитый гнедой конь.
 
 


Долина реки Вергунки. Фото 2016 г.

      Увидев убитых впервые, мы немного испугались, но любопытство взяло свое, и мы отправились на луговицькое поле. Там наткнулись на недавно вырытые и уже покинутые окопы. Валялись стреляные гильзы, бумажные коробки от каких-то упаковок, сухари и даже немецкий штык. Мы попробовали сухарей и набили ими карманы, облазили те окопы. Нигде никого не было. На Чернухинском пути у леса виднелись какие-то черные копны. Когда мы приблизились туда, то узнали три наших бронеавтомобиля. Они стояли на расстоянии 15-20 метров друг от друга, совсем обгоревшие. Назывались эти броневики БА-11. Экипаж такого броневика состоял из 4-х человек. На вооружении была одна 45-миллиметровая пушка и два пулемета ДТ. В каждом броневике были останки экипажей, частично обгоревшие. С одного броневика, очевидно, хотел выскочить командир, и не смог. Его ноги были в машине, а головой уперся в кювет, обгорел. Пуговицы и ремни влипли в обугленное тело, со сгоревшей кобуры выпал пистолет. Через верхние люки мы заглянули в каждый броневик и увидели черепа, кости, остатки сапог и ремней. Позже останки этих воинов похоронили там же на дороге колхозники Омельяненко Прокоп О., Тихенко Кузьма Л., Бойко Кузьма П. и другие.
     Вернувшись домой, я вместе с братом, сестрой и матерью спрятался в погреб, потому что началась стрельба. Особенно густо стреляли со стороны Куреньки. В погребе были припасы еды, туда и одежду принесли. Выглядываем в дверь и видим, как в овраге, с Якимивщины, идут прямо в погреб два немца. В касках, уставленных бурьяном. У одного автомат висит на шее, а у второго в руках винтовка. Рукава по локоть засучены, на поясах гранаты, фляги, за спинами ранцы и противогазы. Подошли к погребу. Мы испугались. Вдруг один закричал: "Млеко, яйко есть?" Он забрал хлеб и яйца и, хохоча, процедил: "Шпасибо!". Впервые в жизни, вот здесь, в своем погребе, встретились мы с теми, кто мог сделать с нами что угодно - обобрать, избить или вовсе убить и ни за что не отвечать. А мы, не имея никакой защиты, надеялись на то, что Бог даст. Поговорив между собой, немцы ушли.
 
Записан
О чем историк умолчал стыдливо,
 Минувшее не вычерпав до дна,
 О том на полках старого архива,
 Помалкивая, помнят письмена.

http://117sd.wmsite.ru/

Михаил Матвиенко

  • Опытный пользователь
  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 2 849
  • ХИЩНИК
    • WWW

Урочище Ярувате. Фотография 2016.

     Потом с южной стороны села донесся гул самолетов и взрывы. Немцы бомбили куриньковскую дорогу, по которой двигались на восток колонны наших войск. Бомбили Свитовщину и Ярувате - давно подготовленную немцами ловушку для них. Эхо той бомбардировки катилось долиной до Мокиевки. Хотя и издалека, но все же нам было видно и самолеты, входившие в глубокое пике, и облака дыма после разрыва бомб.
     Я снова побежал к дяде Василию и скрылся в их подвале. Из погреба было видно, как на противоположном холме села, называемого Чашин-углом, скопилось немало подвод, суетились люди. Неизвестно, почему и как сюда попал обоз беженцев-евреев. Они, боясь попасть в руки немцев, покидали подводы со своими пожитками. Все, что было на телегах, разобрали жители Чашин-угла. Некоторые хорошо поживились одеждой, разными домашними вещами, продуктами. В погреб к дяде пришел сосед Родион Федорович Середа и сказал дяде: "Ты сидишь, а я уже нашел себе лошадь и телегу." Он рассказал, что на Полирках и в Мостицы оставили много военных подвод. Долиной бродят в упряжке и седлах лошади.
     Дядя предложил мне пойти туда вдвоем. Дойдя на Полирки, мы увидели разбросанные по долине телеги, полевую кухню, перевернутую в реку. Красавцы-кони, напуганные стрельбой, разбежались по широкой долине от Полирок аж в Мостыще. На горе, вдоль Мостыще, виднелись поднятые к небу, черные, длинные стволы немецких орудий. Даже было слышно говор немцев. Под долиной тянулась полоса свеклы, обкопанная неглубокой канавой.
     Мы направились в Мостыще, прошли немного и услышали: "Дядя, стой!". Осмотрев вокруг местность, увидели в канаве двух лейтенантов, что замаскировались бурьяном. Один поднял вверх руку с наганом и указал, чтобы мы подошли ближе. Когда мы подошли, тот, что махал рукой, попросил, чтобы мы принесли кувшин воды. А второй - раненый, неподвижный, молчаливый. Хотя вода была близко, но набрать ее не во что было ни у нас, ни у лейтенантов. Дядя показал, что вода вот тут. Можно подползти и напиться, а потом махнул рукой в сторону, где виднелись стволы пушек и опрометчиво спросил: "А может, вы пойдете к немцам?». Лейтенант, помахивая наганом и сказал, что будет ждать ночи, а потом как-то пробираться на восток. Дядя показал рукой, где можно выйти из этой долины, и рассказал, как попасть в Страхивщинский лес и идти дальше к Сухоносовке.
 



Захоронение воинов Красной армии на месте их расстрела в Бойков овраге недалеко с.Мокиевка. Фотография из архива М.И.Ковбасы. 2010.

       Лошадей ловить мы не стали, вернулись обратно в сторону оврагов. Перед оврагами, в Путиивском, под горой, в кустах, наткнулись на кучку стеклянных красноармейских баклажек и ложек. Там валялись пилотки, сумки и портфели. Я взял большой кожаный портфель, думал сшить из него сандалии. Спустившись к реке против Гомжин-яра, увидели в реке много брошенных винтовок, патронташей, противогазов, даже обмундирование. В ольховой пеньке я нашел почти новую командирскую гимнастерку с зелеными петлицами. В петлицах было по одной шпале и эмблемы медицинской службы. Капитан-врач. В одном кармане было немало червонцев, а во второй - круглая печать в металлической оправе. Когда открыл печать, то смог прочитать "Военврач 1 ранга Павленшвили". Против Гомжин над рекой посеяна конопля, в которой тоже валялись винтовки, бинты, различные бумаги. Я отцепил себе от одной винтовки ремень, взял командирскую планшетку и рулон папиросной бумаги и пошёл домой.
     На следующий день, 13 сентября, утром я скрывался в погребе соседа Дмитрия Васильевича Подгорецкого. Послышалась стрельба, мы вылезли из погреба, лежа на каких досках под сараем, и услышали крик "Ура!". Это за селом наши бойцы бросились на немцев. Дядя Дмитрий послал меня с его дочерью Настей, чтобы мы побежали за село и узнали, что там происходит. Мы полезли дорогой, ведущей на Пески. На перекрестной дороге под горой стояла машина ЗИС-5. Люди разбирали на ней сахар, сухари, а я нашел там немало патефонных пластинок и начал катать их по дороге вниз. На краю села, у мельницы, стояла такая же машина, но без кузова. Нигде никого не было. Подкравшись к мельнице, мы услышали приглушенный голос, доносившийся с ближней копны ржи. На стерне вокруг коп уже серебрились заморозки, воздух дышал холодом. В копне что-то зашевелилось, голос до нас донесся громкий, но не разборчивый. Мы приблизились к копне и испугались - там сидел весь в крови красноармеец. Был он в шинели, в пилотке, надвинутой на уши. От тяжелого ранения и холода говорить он не мог, только что-то дребезжал сквозь зубы. Был ранен в горло и обе руки. Горло пробито пулей, как говорят поперек. А на обеих руках оторвано по четыре пальца, остались только большие. У копны валялись разорванные пост-пакеты и бинты. Оказать какую-либо помощь бойцу мы не умели, да и боялись. Что делать?
     Мы забрали бойца и повели в деревню, домой. Пройдя 6-7 домов, увидели, что на бригадном дворе немцы сгоняют бойцов и бьют прикладами, дубинками. Наш боец хотел было завернуть туда, и мы удержали его за полы шинели, не пустили. Я привел его домой. Мать захлопотала, заплакала, может, где-то и нашему отцу досталось так. Быстренько сварила молочной каши из пшена, подставила тарелку с кашей до подбородка, начали кормить. Часть каши попадала в пищевод, а часть - через рану выходила наружу. Когда боец немного поел и согрелся, то сказал, что он из Днепропетровской области. Перевязку у нас не чем было сделать, и мать сказала мне отвести раненого к медичке Марии Петровне Степановой, которая жила недалеко. Вывел я бойца на гору и указал ему внизу дом Марии Петровны. Да и сама Мария Петровна стояла на пороге сеней. Сверху мне было видно, что у моста мотоциклы, а немцы, хохоча, выносят из дворов кувшины с молоком. Боец садом спустился вниз, прошел дом Марии Петровны и пошел прямо к немцам. Дальнейшая его судьба неизвестна.

     Я вернулся домой. В то время крупный рогатый скот болел ящуром. Наша корова едва поднялась на ноги после болезни и паслась где-то в саду. Вместе с другом и соседом Василием Мироненко побежали мы в сад недалеко от дома посмотреть на корову. В саду, во рву, нашли вещмешок. В нем новые хромовые сапоги, комплект командирского обмундирования, двое полотенец, бритва, одеколон, ракетница, кобура для нагана и партийный билет на имя Леонида Сергеева, уроженца Челябинской области. Принесли мы мешок домой, и поделились тем, что в нем было. Василию достались сапоги, а мне обмундирование. Партбилет закопали в огороде. Я снова побежал к дяде Василию. Тот сказал, что его соседи Петр Никитич Яценко, Григорий Севастьянович Яценко и Иосиф Якимович Крюк возят подводами всякое военное имущество. Из леса и с Яруватого.
     Запряг дядя свою лошадь в телегу (он был единоличник) и вместе с тетей Татьяной, и Екатериной тетей Анной поехали в Ярувате. Сразу же за селом, в Бойков-роще, в пропасти лежали убитые три пограничника. Выехали мы из оврага и направились в Ярувате. Что там творилось! На куриньковском пути множество брошенных автомашин: грузовых, легковых, санитарных, рефрижераторов и других. Кухни, пекарни, понтоновозы, конные повозки, как вихрем разнесены вдоль дороги и поля. Многие из них были разбиты, обгоревшие, а то и вовсе сожжены. Всюду валялось военное и гражданское имущество. В одной копне пшеницы я нашел прекрасную детскую меховую шубку, но она меня не интересовала. Хотелось найти электролампочки, батарейки и нечто подобное. Подъехали на гору к Ярувате и наткнулись на забитую машинами узкую и глубокую дорогу. И снова везде одно и тоже - оружие, различное имущество, документы, конская сбруя.
     В санитарной машине я взял несколько ножниц и прибор для заточки бритв. Пользуюсь им и теперь, он всегда напоминает мне о тех событиях, потому что является свидетелем тех далеких трагических событий. В овраге слева суетились люди, собирали какое-то имущество, размотали свиток белой парусины. Вероятно, это были куреньчане. Хотел было и я податься туда, но в кустах орешника наткнулся на убитого бойца. Лежал он в небольшом ручье, причудливо изогнувшись в шинели, в каске и сапогах. Я вернулся к своей подводе, съехал с горы вниз, нашел новую танкистскую шинель с одной шпалой в петлицах и положил ее на телегу. Вот на гору поднимаются двое мужчин. Один из них - мужчина моей тети Мотря Семен Николаевич Лобок. Дядя Семен спросил меня, что я нашел. Я показал шинель, а дядя увидел, что одна пола в крови, и сказал, чтобы я ее снял и не брал военного имущества. Он нес под одной рукой черные брюки, а во второй руке держал котелок водки, и похвастался, что он с напарником нашел целую бочку водки и спрятал её. Шинель я сбросил с телеги, и мы повернули назад.
 
Записан
О чем историк умолчал стыдливо,
 Минувшее не вычерпав до дна,
 О том на полках старого архива,
 Помалкивая, помнят письмена.

http://117sd.wmsite.ru/

Михаил Матвиенко

  • Опытный пользователь
  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 2 849
  • ХИЩНИК
    • WWW
Номер записи    83896585
Фамилия   Кутюмов
Имя   Петр
Воинское звание   мл. лейтенант
Дата смерти   18.09.1941
Страна захоронения   Украина
Регион захоронения   Полтавская обл.
Место захоронения   Чернухинский р-н, с. Мокиевка, центр село
https://obd-memorial.ru/Image2/filterimage?path=Z/014/ЦАМО_Украина/Полтавская_обл/Машевский_Миргородский_Чернухинский_Хорольский_р-ны/00000173.JPG&id=83896584&id1=f3dacd4114b8981f00d994533242ae37

     Совершенно верно, Борис Петрович. О гибели Петра Кутюмова будет рассказано чуть дальше.


      Когда доехали до Коломийчики, то на обочине дороги увидели станковый пулемет, а у него корчился от боли раненый в голову пулеметчик и что-то кричал. Голова пробита, весь залитый кровью. Что он кричал - разобрать нельзя. Вокруг валялись бумаги, чернильница и ручка. Боец бредил, умирал. Под горой в Коломийчики лежали убитые коровы и лошади. Край леса, называемый Дубинки, виднелись машины. И мы поехали туда, надеясь кого-то встретить, кто бы мог оказать помощь раненому. Но и здесь кроме скопища машин, никого не было. Опять машины с понтонными мостами, рефрижераторы, машины связи, валялись различные металлические и деревянные ящики - упряжь. Открыл я дверь в будке одной машины, а там висят свиные и овечьи туши. Открыл дверь в будке другой машины - а там киноаппаратура. Разглядел ее, ощупал, покрутил все то, что крутилось и пошел дальше в лес.
     Под двумя широкими дубами лежали убитые лейтенант и медсестра. Лейтенант был в сером плаще, а медсестра - в зеленой гимнастерке и синем платье. У них лежала большая клетчатая шаль. Тело медсестры разорвало осколками от поясницы до шеи. Увиденное привело меня в ужас. Уезжая домой, мы нашли и взяли на телегу ящик соли, несколько пачек пшенной каши, хомут и уздечку.
      Когда въехали в село, на повороте нас встретили Роман Романович Горбань и Петр Карлович Стефанов, пересмотрели, что мы везем, забрали себе хомут и уздечку. Соль и кашу мы привезли домой. Изредка слышалась стрельба, и мы снова спрятались в погреб. Из погреба было хорошо видно, как напротив - на Чошином- углу - загорелась рига Михаила Антоновича Омельченко. Немцы шныряли по селу и его окрестностям, полями в ложбинах, в лесопосадках и собирали и сгоняли красноармейцев, которые там скрывались, к Панасу Лукьяновичу Бойко - в сарай, в плен. Оружие и личные вещи отбирали и сбрасывали негодное в погреб Панаса соседки - Насти Климовны Гавриленко. Неподалеку, в сарае, скрывалось больше десятка командиров и бойцов. Михаил Омельяненко указал немцам на сарай и объяснил, что там сидит "рус-солдат". Это видели соседи, которые затем осудили его за это и рассказали всему селу. Немец бросил в открытые двери гранату, и рига быстро вспыхнула, там было много дров и колхозной махорки, вывешенной для просушки. Нескольким воинам удалось выскочить и убежать, несколько задохнулись в едком дыму и сгорели в сарае. А вот младшего лейтенанта Петра Кутюмова немцы схватили. Один фашист тянул его за пояс, другой подталкивал сзади. Привели беднягу в сарай Панаса Бойко на допрос.
     Петр Кутюмов, уроженец Смоленской области, служил в 300-ом полку 7-ой мотострелковой дивизии. Это ему на Удайской переправе, под Пирятином, отдал свои документы, фотографии и письма лейтенант Журомский.
     После допроса и побоев заставили Петра копать себе могилу на дворе Ивана Ивановича Бойко. Там, у сажа, его и расстреляли. Хоронил Петра Кутюмова Афанасий Лукович Бойко, Федор Прокопович Яценко и другие соседи. Перед спуском в могилу Панас Лукович достал у Петра из кармана документы, фотографии и письма. И долгое время он хранил их у себя.
 


Записан
О чем историк умолчал стыдливо,
 Минувшее не вычерпав до дна,
 О том на полках старого архива,
 Помалкивая, помнят письмена.

http://117sd.wmsite.ru/

Михаил Матвиенко

  • Опытный пользователь
  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 2 849
  • ХИЩНИК
    • WWW
      Куда же делся Журомский? Оставленый под Пирятиным для охраны переправы, Журомский со своим пулеметчиком занял оборонительную позицию и вел огонь по немецким автоматчикам, появившимся от хутора Высокого. Особой активности со стороны противника не было. Скоро его уничтожили и получили приказ отходить на Мокиевку, где якобы был выход на Лубны. У Мокиевки собралась группа бойцов различных родов войск. Разместились они в Якиминском окопе, в оврагах. Мокиевка была слева, а напротив, над Якиминским окопом, стояла тригонометрическая башня. Отсюда незнакомые бойцы куда-то ушли, а Журомский, Золотарев и Баранов перебрались в урочище Кологойдино, где заняли пулеметную позицию. От разрыва мины Золотарев и Баранов тут же погибли, а к Журомскому присоединилось трое других бойцов. Вчетвером они переместились в какую котловину, где лежало еще несколько бойцов, которые сообщили, что Пирятин уже заняли немцы и им следует возвращаться в Киев.
     Журомский не советовал возвращаться назад. Он предложил двигаться на Лубны, но как двигаться - неизвестно. Прождали до темноты и в ночь на 18 сентября пошли в сторону Лубен, оставив Мокиевку слева. На рассвете остановились в поле среди подсолнухов, недалеко от дороги, по которой двигались немецкие машины и мотоциклы. На одной оставленной нашей машине нашли три водительских комбинезона, и одели их поверх формы. К ним присоединились еще два бойца, уже в гражданской одежде, и сообщили, что недалеко стоит обгорелая машина, и там есть много продуктов. А есть хотелось невыносимо! Подошли к той машине, взяли по несколько банок консервов и в этот момент увидели, что к ним направляется колонна пленных под усиленным немецким конвоем. Бежать было уже поздно! Решили сделать вид, что что-то здесь делают. И когда колонна поравнялась с машиной, пленные набросились на продукты, а Журомский с товарищами оказались среди пленных. Их погнали на Чернухи и присоединили к многотысячной массе пленных в Ковалях. С Ковалей погнали через Хорол, Семеновку, на Кременчуг и Кировоград. В селе Онуфриевка Журомскому удалось бежать из плена, прибыть в Киев, а затем в Фастов. В Фастове он связался с подпольщиками и партизанами, попал в полицейскую ловушку за распространение листовок. Бежал, дождался освобождения в 1943 и снова воевал в рядах Советской армии. Фастов - Житомир - Винница - Тернополь. Потом - Выборг - Хайнила - Краков - Бреслау - Вена. Вот его боевой путь.
     Это Панас Лукович (может, Лукич) Бойко передал мне фотографию, взятую в кармане расстрелянного Кутюмова. Опубликовал я ее в "Рабочей газете" в октябре 1966 года, а в январе 1967 получил письмо от самого Николая Ивановича Журомского. Загадка разрешилась. Кутюмов погиб с чужими документами, его останки в 1945 году перенесли в братскую могилу у сельского дома культуры. М.И. Журомский неоднократно приезжал в Мокиевку поклониться братской могиле и светлой памяти своего боевого друга, проходя местами былых сражений.
     Когда основная масса войск из-под Пирятина через Деймановку, Скибенцы, Куреньки отошла на восток, вокруг осталось огромное количество машин, изредка - пушки и счетверенные зенитные пулеметные установки. Другие материальные части и подводы. Много техники было вокруг Мокиевки. В Растиевой долине и у здания школы в селе застряли два броневика БА-10, в Терличевой - два танка, двухбашенный тяжелый КВ и легкий БТ. В Дурчином новая тридцатьчетверка и БТ. Везде валялось множество оружия. В селах, оврагах, перелесках, в копнах скошенного хлеба скрывалось немало командиров и бойцов, которые отстали от своих частей, были ранены. Много таких было в Куреньки. В дом Оксаны Петровны Остренко забежал лейтенант-летчик. Она ему сказала, что родом из Мокиевки.
- Так и я с Мокиевки, - выпалил лейтенант.
- Чей ты? - Она к нему.
- Я сын Ивана Сельстровича Омельяненко. Знаете моего отца?
- Конечно, знаю и тебя помню, когда ты был маленький. Зовут тебя Гриша?
- Да, Гриша.
- Да ты бы, сынок, заехал в Мокиевку, навестил родителей, а, может, остался бы дома.
- К родителям заеду, но дома не останусь.
     Вечерело. Григорий Омельяненко со знакомыми окольными путями прибежал в Мокиевку, встретился с отцом, матерью, младшим братом Федором. На уговоры матери остаться дома ответил: "Нет, мама, предать Родину не могу". Взял еды себе на дорогу и нырнул в темноту темной холодной ночи, направляясь на восток. С тех пор от него никаких известий не было. А в 1943 году пришло сообщение - пропал без вести.
     В доме старой Секлеты Варфоломеевны Филоненко билась в лихорадке в постели тяжелораненая медсестра. Все, что могла, делала баба Секлета, чтобы облегчить боль молоденькой девушки - и раны промывала, и постель чистую перестилала, и свежим молочком поила, травы разные варила. Ухаживала, как за своей родной дочерью. Но рана в живот была смертельной. Умерла бедная у бабы на руках. Там в бабьем огороде, под грушей, ее и похоронили.
 
Записан
О чем историк умолчал стыдливо,
 Минувшее не вычерпав до дна,
 О том на полках старого архива,
 Помалкивая, помнят письмена.

http://117sd.wmsite.ru/

Михаил Матвиенко

  • Опытный пользователь
  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 2 849
  • ХИЩНИК
    • WWW
     18 сентября немцы захватили Куреньки. С первых дней оккупации немцы ввели жесткий режим. Население было обязано немедленно сообщать обо всех посторонних, не проживавших здесь людях. Был издан приказ, в котором указано, что захваченных советских солдат и гражданских лиц будут считать шпионами и немедленно будут расстреливать. Кто будет прятать таких, тоже расстреляют.
     19 сентября утром я побежал во двор четвертой бригады. Бригадный сторож, дед Андрей Тихенко, верный своему рабочему долгу, вышел на свой рабочий пост, хотя там и охранять уже нечего было, кроме зданий. Люди разобрали лошадей, повозки и даже сани по домам еще в первый день вступления немцев в деревню. Осталось несколько старых искалеченных лошадей и изношенных, поломанных повозок. На бригадном дворе шныряли немцы, рассматривали оставленные какой-то воинской частью прожекторы воздушной обороны. Один немец посадил деда-сторожа на бочонок, вынул из портфеля большой альбом, ручку и чернильницу с тушью, и стал его рисовать. Перо быстро бежало по бумаге, выводя загадочные закрутки, задевали прямые штрихи, и через несколько минут появилась копия деда головы. Я подошел ближе - было интересно, потому что сам любил рисовать. Приблизились сюда ребята и женщины, которые были здесь. Немец, видно, понял нашу заинтересованность его работой и начал перед нами перелистывать страницы альбома, показывать нам свои рисунки. Там были изображены различные украинские пейзажи, здания, люди. Особое старание проявил художник, рисуя красивых украинских девушек. Вот девушка в украинском наряде, в венке и ленточках. "Гут, барышня!» - сложив дудкой губы и со свистом чмокнув ими, загоготал довольно немец.
     Мы с ребятами решили побежать в Ярувате посмотреть, что там осталось после недавнего боя. Я, Иван Рекун, Алексей Крючков и Василий Шапаренко направились в Ярувате. Ступив в Свитовщину, что перед Яруватым, увидели ужасную картину побоища. Было и страшно, и интересно. В долине между ивняком, на холмах и склонах, по бокам долины, на дороге, что бежала под высокими деревьями Поковничого урочища и дальше, за мостиком на Вергунке, что его сожгли немцы и еще дальше, под Ковалев-горой - везде машины, различная военная техника , подводы, оружие, бродячие лошади, имущество. И все это уцелевшее, разбито, сожжено, заслонило нам дорогу. Такими же останками боя была заброшена и река Вергунка. На тот момент все это было ничье. Наши войска отошли, а немцы еще не завладели обильными трофеями. Вот на холме стоит полуторка. У нее лежит неподвижно убитый боец. Видимо, он только выскочил из кабины и сразу наткнулся на вражескую пулю. Шинель нараспашку, пилотка слетела с головы, рыжие волосы едва шевелит легкий ветерок. Осмотрели мы бойца, погоревали над ним и пошли дальше долиной, где между ивняком и болотом было больше машин. В машине ЗИС-5, упав грудью на рулевое колесо и обхватив его руками, застыл убитый шофер. Лобовое стекло разбито, кабина продырявлена пулями, двери открыты, а из них спустились ноги уже без обуви. Только обмотки черными змеями свисали на траву. Неподалеку в кустах суетились люди, куреньковские женщины собирали какие-то вещи. Когда мы спросили, кто же снял сапоги, они ответили, что какой-то мокиевский дед.
     Во рву, окружавшем Полковничье, под кудрявой грушей, головой вниз в долину лежал убитый молодой сержант. Гимнастерка на нем еще новая, голоногий, лицо фиолетовое. Видно, был ранен, а затем умер, потому что под головой была подложена свернутая плащ-палатка. Иван Рекун посмотрел на него и говорит мне: "Твой отец?". А действительно, в нем что-то мне напоминало отца, особенно нос. Завитки на лбу, небольшого роста. Документов искать мы не осмелились. Я подумал, что отец, видимо, не мог попасть сюда, тем более за месяц получить два сержантских треугольника. Впрочем, всякое могло быть. Звание командира отделения отец имел еще со времени действительной военной службы в городе Гатчина и Лубнах - в территориальной части в 1925 году. А военная судьба могла забросить его из-под Прилук в Ярувате. Как жаль, что мы не убедились, кто это был. С того места мы хотели пойти дальше к разбитому мостику, и оттуда ехали на телеге Степан Акимович Пальчак и Петр Карпович Стефанов, везли какие-то поддоны и имущество. И сказали, чтобы мы туда не шли, там немцы. Мы увидели немцев и обратили между лозы к машинам. На грузовой трехтонке были ящики с сигаретами. Мы набрали сигарет, залезли в легковую машину М-ку, которая полностью застряла в болоте. Закрыли окна, накурили полный салон, пытались завести мотор, но не сумели.
     Я выше писал, что вот здесь, в Свитовщины, оставили свою санитарную машину шофер Прокоп Андреевич Колесник и военный фельдшер Роза Тимофеевна Вовковская. Именно их машина стояла рядом, у нее валялось много разных бумаг. Мы набрали ножницы, различного мединструменты, резиновых перчаток, и нашли два альбома с фотографиями девушек-медиков. Набрали тетрадей, набили ими командирские сумки и пошли домой. Один альбом с фотографиями девушек хранил у себя Алексей Крючков до 1967 года. Я, прочитав книгу И. Головченко (в соавторстве), с помощью автора нашел владелицу альбома Розу Вовковскую и через 26 лет вручил ей эту дорогую находку. Автор книги Иван Головченко тоже был участником боя в Яруватом. А позже стал министром внутренних дел Украины. Вот он и помог найти Вовковскую. Тогда, 17 сентября 1941 года, оставив в болоте санитарную машину, Роза Вовковская одна из 18-го пограничного отряда 5-ой армии оказалась между бойцами других частей. С первых дней войны семнадцатилетняя выпускница Белоцерковского медицинского техникума надела военную форму старшего лейтенанта медицинской службы и в тяжелых кирзовых сапогах пошла пыльными дорогами войны. Еще у самой границы в белорусских болотах спасла жизнь не одному воину. И тяжелое испытание на ее долю выпало в наших местах.
 


М.И.Журомский, В.М.Бойко, Р.Т.Вовковская с сыном Эдуардом на мостике в урочище Яруватом, где 17 сентября 1941 был бой. Фотография 1960-х годов из архива автора.

    От Пирятина до Куреньки оказала помощь не одному раненому, отправляла их специальными или попутными машинами в полковые лазареты. Кроме санитарной сумки, у нее на боку был пистолет. И в группе из пяти человек побрела она на восток. Пробираться приходилось по ночам. Измученные тяжелыми переходами и боями, голодом и бессонницей, окруженцы залегли во рву у края леса за Мокиевкой. Послали разведчика в село выяснять обстановку. Тот вернулся и доложил, что в селе немцы. Из села принес узелок с салом, хлебом, отварным картофелем. Конечно, того, что принес боец, на всех не хватило. И своему фельдшеру каждый выделил часть ему должного. Подкрепившись, на ночь отправились в незнакомую дорогу. Утром, измученные ночной дорогой, они залегли в стоге соломы. Вдруг услышали громкий стрельбу, грохот мотоциклов. Старший лейтенант, который был в группе, метким выстрелом положил одного мотоциклиста, но и сам упал, тяжело раненный вражеской пулей. Скирда загорелась, огонь обжигал лицо. В перестрелке с врагами закончились патроны. Роза напрягла все силы и под свистом пуль потащила раненого от горящей скирды. Тело его было тяжелым, непослушным, казалось, налитое свинцом. Лицо обжигал огонь, а немцы все приближались. Тогда фельдшер положила себе на колени умирающего командира, ее горло сжали спазмы, из глаз покатились слезы. "Рус, сдавайся" - послышалось со всех сторон. Так на 6-й день в Яруватом попала Роза Вовковская в плен, и враги отправили ее в Хорольский концлагерь военнопленных.
     Тяжелой была и дорога в Хорол, а еще тяжелее жизнь в лагере, расположенном в руинах кирпичного завода. После этого ей пришлось быть в Кременчуге, а позже - во Владимир-Волынском концлагере. Кроме всех мытарств, пришлось перенести оспенный тиф. Один счастливый случай помог ей весной 1942 года вместе с другими пленными бежать из лагеря и добраться домой в Белую Церковь. Зимой 1944 года, когда освободили Белую Церковь наши войска, Роза снова пошла в армию и служила до 1948 года. Уволившись в запас, долгое время работала в белоцерковской больнице, приезжала в Мокиевку и была гостьей всей деревни. Шла местами дальних сентябрьских боев 1941 года. Кланялась могилам своих боевых побратимов.
 


Встреча после войны. Фотография из архива В.М.Бойко.
Записан
О чем историк умолчал стыдливо,
 Минувшее не вычерпав до дна,
 О том на полках старого архива,
 Помалкивая, помнят письмена.

http://117sd.wmsite.ru/

Михаил Матвиенко

  • Опытный пользователь
  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 2 849
  • ХИЩНИК
    • WWW
      Собрав раненых пленных, немцы помещали их в лазарет, расположенный в помещении бывшей церковно-приходской школы в Мокиевке. Кое-как лечили немецкие военные врачи и врач Мокиевской больницы Василий Семенович Мусиенко. Мокиевские женщины Марина Пантелеймовна Гавриленко, Наталья Иосифовна Омельяненко, Прасковья Дмитриевна Чоха и другие носили раненым еду, одежду. Были такие, кто умирал. Среди пациентов - раненая молоденькая девушка, которая была где-то под Яготином на рытье окопов. Обессиленная тяжелыми ранами, она, как могла, умоляла врачей спасти ей жизнь. И никто не помог, умерла. Умерших хоронили на сельском кладбище Павел Петрович Крюк, Василий Михайлович Пегуша и другие мокиевчане.
     Массу военнопленных согнали немцы во двор колхозного двора в селе Ковали под Чернухами. Там в конюшнях, свинарниках и кладовых, скопилось около 10 000 бойцов и командиров, среди них немало женщин. Сюда попали мои знакомые, которых разыскал через десятки лет после трагического сентября 1941. Это капитан медицинской службы, врач-хирург, Александр Моисеевич Беспалов, лейтенант-пехотинец Николай Иванович Журомский, связист, рядовой Михаил Матвеевич Кузьменко, лейтенант-артиллерист Пантелей Григорьевич Махарин, полковник Козин М.А. 11 выпускников курсов военных переводчиков из-под Киева попали в Пирятин, а дальше в наш Чернухинский район, где их взяли в плен и бросили в Ковалевский лагерь. Один из них - молодой лейтенант Николай Васильевич Печенкин. Страшными сентябрьскими днями, 21 и 22 числа, в Ковалях расстреляли более 600 советских командиров, политработников и евреев. Когда их согнали сюда немцы со всех уголков нашего района, то никто и не подозревал, что здесь, среди села, под нарядными липами и кленами, многие из них лягут в могилу.
 
 


капитан медицинской службы А.М.Беспалов.

      Солнечным сентябрьским утром немцы бросили клич: "Если вы выдадите коммунистов, политработников и евреев, то немецкое командование отпустит всех вас домой! ". Нашлись предатели, которые пошли на такую провокацию. Несколько мужчин стали рыскать среди пленных, искать политработников и евреев. Коммунистов они не могли знать, а политработники носили звезды на рукавах и были у всех на виду. Было здесь много евреев - врачи, военные, инженеры, командиры. На стоге сена лежал молодой лейтенант, переводчики Николай Печенкин и Петр Штейнгард - евреи. Вдруг к ним подошел предатель, худощавый, высокий, в старом красноармейском обмундировании, в пилотке, надвинутой на лоб, без пояса. За ним шел немец с автоматом. Увидев Петра, предатель бросил: "Иуда!". Петров товарищ Павел Хименков начал доказывать, что Петр не еврей, а румын (действительно, он был из Бессарабии и владел румынским языком). Петр заговорил по-румынски, но это его не спасло. Схваченных фашисты выводили на дороги, которые пересекали колхозный двор и ставили по 5 человек. Затылками друг к другу. Поставили там и Петра, а сзади него еще 4 мужчин. Кто-то подсчитал пятерки. Петр был 120-й, а за ним было еще несколько пятерок. Печенкин подсчитал, что там было более 600 человек. Всем обреченным приказали раздеться до нательного белья, обмундирование оставить около ног. Затем нелюди в мышиных мундирах повели первую пятерку в колхозный сарай. Оттуда раздались автоматные очереди. Постепенно очередь подошла к Петру. Повели и его. Очередь из автомата - и Петра не стало. Павел Хименков поклялся задушить предателя, и весь день ходил за ним.
     На следующее утро среди пленных пошел слух, что одного предателя задушили. Куда делся Хименков, больше никто не знал. Печенкин после Ковалей попал в Хорол, затем в Кременчуг, откуда в октябре 1941 года сбежал. Партизанил в Черниговской области. Пленных, расстрелянных в Ковалях, немцы бросали в силосные ямы. Коваливчане видели, как на днях с тех ям текла ручьем невинная кровь. Только в реку, которая была недалеко. После войны место расстрела привели в порядок, поставили постамент, на котором в скорбном молчании застыл советский воин и охранял вечный покой павших.
 


Здесь был Ковалевский лагерь советских военнопленных
Записан
О чем историк умолчал стыдливо,
 Минувшее не вычерпав до дна,
 О том на полках старого архива,
 Помалкивая, помнят письмена.

http://117sd.wmsite.ru/

Михаил Матвиенко

  • Опытный пользователь
  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 2 849
  • ХИЩНИК
    • WWW
      С первого дня оккупации проявлялись случаи неповиновения, а то и нанесения вреда оккупационному режиму. Буквально на второй день мокиевские ребята Николай Кузьмич Бойко, Василий Иосифович Крюк и Михаил Иосифович Яновский перерезали телефонную линию в нескольких местах. Ею немцы соединяли свои минометные позиции, расположенные в урочище Завожинское с командным пунктом. Эти и другие ребята обеспечивали продуктами бойцов, которые выходили из окружения, проводили их окольными путями в лес.
     Вместе с Митрофаном Литвиненко (он был членом партии, его впоследствии расстреляли немцы) собрали и спрятали немало оружия. На окраине села были убитые немецкие солдаты. Хоронили их в селе над дорогой, возле школы, с немецкой пунктуальностью. Во дворе Степана Платоновича Чохи срубили большую березу на кресты, вблизи у людей собрали комнатные цветы. Перед спуском погибших в могилы из их карманов вынули бритвы, ножи и закопали рядом в могилы под ясенем. Положили в могилу шесть гробов, и над свежей землей появилось шесть крестов с табличками, на которых указано, кто именно здесь похоронен. Перед крестами легло шесть касок, поставили горшки с цветами. Иван Михайлович Бойко, Павел Иванович Яценко, Михаил Демидович Шкиль и я увидели, где немцы закопали ножи и бритвы. А когда похоронная процессия закончилась и все разошлись, мы нашли те вещи и поделились ими. Перед вступлением немцев и в первые дни оккупации к родным прибыли члены партии и активисты, которые в основном работали в западных областях. Иван Курьянович Тихенко, один из первых организаторов колхоза в Мокиевке, Евдоким Фролович Яценко, инструктор райкома партии в Волынской области, Николай Дмитриевич Подгорецкий, сотрудник редакции черниговской областной газеты, Яким Охистович Омельяненко, директор Ореховской школы в Лубенском районе. Прибыли также и бывшие раскулаченные и высланы из села: Василий Иванович Пищаленко, семья Кости Мефодиевича Бойко, раскулаченного и высланного из села, Федора Силовича Бойко.
     Через несколько дней после вступления немцев выгнали мы корову на выгон пастись и услышали стрельбу. Немцы из минометов обстреливали просяное поле за селом. Там в копнах обнаружили наших бойцов. С Чернухинского пути в село ехал немецкий мотоциклист. Один боец не выдержал, выстрелил и убил его, чем выдал себя и товарищей.
     Под взрывы мин бойцы и командиры бросились врассыпную. Одни бежали в Вергунка, где могли послужить защитой бугры и пропасть. Другие бросились в деревню, а часть осталась убитыми или ранеными. Один командир, пробежав извилистой и глубокой долиной Вергунки, попал в коноплю под самым селом и застрелился из нагана, чтобы не попасть в руки немцев. Произошло это на глазах деда Ивана Гавриленко, который вышел осмотреть свой город. Остальные три командиры-пограничники подошли ко двору Улиты Кузьминичны Чохи и тут же были накрыты огнем автоматчиков, засевших за хлебом. Двое из них были убиты, а один - тяжело ранен напротив ворот. Он корчился и кричал, схватившись за живот. Недалеко от него был Дмитрий Васильевич Подгорецкий, который вместо оказания помощи раненому начал стягивать с него хромовые сапоги. Командир открыл глаза и начал умолять подать ему водички, либо не стягивать сапоги, пока он не умрет. Из-за хлева выскочил немец, увидел такую картину, подбежал и примером оттолкнул Подгорецкого. Командир умер. Тогда немец снял с него сапоги, сел в сенях Улиты Чохи на лесенку и обул сапоги на себя.
     На следующий день мокиевского деды Архип Демьянович Чоха, Кузьма Лавринович Тихенко, Ивко Архипович Чоха, Михаил Петрович Горбань и Куприян Тимофеевич Ильченко подводой свозили убитых в сад к Павлу Яковлевичу Бойко (Пилсудскому), где был выкопан противотанковый ров. Там и хоронили. Подвозили по три человека на подводе и составляли во рву по одну сторону. Всего привезли двенадцать командиров и бойцов, среди них одну девушку - медсестру. Высокая, красивая, лицо отсвечивало приятным выражением. Не верилось, что она не живая. Сентябрьское солнце ласкало ее своими лучами, и трудно было понять, что она его уже никогда больше не увидит. Хоронили их в обмундировании, с сумками, документами и часами, у кого были. Из кармана лейтенанта, перекрещенного портупеями полевого командира, Михаил Горбань вытащил документы и фотографию. Лейтенант был из города Горького. После войны нашли брата лейтенанта, и он приезжал в Мокиевку посмотреть места, где воевал и погиб брат, поклониться его могиле. Со временем и могила заросла кустарником. Затем кустарник и сад вырубили, сделали грядку, могилы не стало.
      Через неделю после того, как немцы захватили Мокиевку, враги собрали сходку крестьян, чтобы выбрать сельскую управу, полицию, старосту. Сходку проводили в школе. Комендант через переводчика объявил, что старосту надо выбрать из бывших раскулаченных или тех, кого преследовала советская власть или ее ненавистников. Кто-то предложил кандидатуру Петра Карповича Стефанова, но ее отклонили, потому что он был старый. Вторую кандидатуру Прокопа Охтисовича Омельяненко внес Трофим Моисеевич Иваненко, а затем передумал и предложил кандидатуру двадцатисемилетнего учителя математики Мокиевской средней школы Павла Ивановича Бойко. Сначала Павел Бойко отказывался, но когда комендант на него накричал, а люди поддержали - согласился. Еще до этого говорили, что Павел Бойко, работая в Крыму, был связан с какой-то националистической организацией. Его родственники всегда были активистами советской власти. Отец работал в колхозе имени Ленина. Дядя Кузьма - бригадиром, родной брат Михаил служил в Красной армии, двоюродные братья Алексей Бойко и Павел Артюх тоже служили в Красной армии. При отступлении наших войск через Мокиевку к нему случайно забежал бывший товарищ, а ныне командир, и просил Павла, чтобы тот шел с ним. Но Павел отказался, скрылся до прихода немцев. Писарем сельской управы выбрали Ивана Аксентьевич Чоху, который только прибыл в Мокиевку к своей матери, чтобы здесь жить вместе с семьей. Отца Ивана Чохи раскулачили, а младший брат Петр был кадровым военным летчиком и уже где-то воевал с немцами. Помощником писаря выбрали 35-летнего Афанасия Луковича Бойко, тоже учителя нашей школы, брат которого Павел - молодой лейтенант Красной Армии. Вместо колхоза образовали общественный двор, а его председателем избрали престарелого Павла Овсиевича Омельяненко, которого впоследствии заменил Яким Семенович Крюк - два его брата уже где-то воевали против немцев.
     В полицию выбрали 35 здоровенных, которые уклонились от мобилизации или дезертировали из армии, и прятались дома. В состав сельской полиции выбрали Андрея Петровича Омельяненко 1907  г.р. (начальник, два его брата были в армии), Афанасия Тихоновича Стефанова 1907 г.р. (Три брата в армии), Ивана Григорьевича Бойко (сын единоличника), Ивана Павловича Бойко 1908 г.р. (раскулаченный), Федора Артемовича Бойко (два брата в Красной армии), Никиту Прокоповича Яценко. Чуть позже в полицию пошел Иван Артемович Ткаченко, Киприан Тимофеевич Ильченко (сестра в армии), Яков Михайлович Дорошенко (брат в армии), Марк Селиванович Чоха, Федор Иванович Гавриленко (брат моряк). В это время в село прибыл из Донбасса к родителям 18-летний Василий Васильевич Давыденко. Он задумал служить немцам. У меня забрал учебник немецкого языка для 5 класса и военный словарь-разговорник, выдававшиеся красноармейцам для изучения отдельных команд, обращений в немецком переводе. Все это было нужно ему для вступления в жандармерию. Кое-как подготовившись, он поступил на службу в Пирятинскую жандармерию, но больше времени проводил в Мокиевской сельской управе. Противно было смотреть на этого предателя, когда он, щеголяя, махал длинными полами черной шинели, и непременно был с винтовкой на плече.
     Сельскую управу, позже назвали старостатом, разместили сначала в конторе колхоза, а затем  в здании школы, где когда-то находилась волостная управа. В этом помещении был небольшой подвал. Сюда полицейские бросали тех, кто им не нравится или чем-то провинился. Была сформирована Чернухинская районная управа. Комендантом района немцы назначили своего служаку - Арента. Начальником жандармерии - Корта, начальником районной полиции стал немецкий холуй - Лютерович. Его заместителем - Александров, бургомистром - Пасевич.
     Староста и полицейские активно начали наводить новый порядок в селе. Взяли на учет всех коммунистов, комсомольцев и лиц, которые прибыли и проживали здесь. Взяли у людей приемники, которых были 5-6 штук на село, и книги, особенно политические. Нумеровали все жилые дома. Эту работу выполнял помощник писаря Афанасий Бойко и бывший колхозный бухгалтер, однорукий и одноглазый Иван Чабан. Чернухинская управа и Лохвицкий гебитскомиссариат посылали в старостат различные руководящие распоряжения. Те распоряжения были грозными-грозными. Без разрешения старосты запрещали кому-то отбывать из деревни. Особой проверке подвергались те, кто выходил из окружения.
 
Записан
О чем историк умолчал стыдливо,
 Минувшее не вычерпав до дна,
 О том на полках старого архива,
 Помалкивая, помнят письмена.

http://117sd.wmsite.ru/

Михаил Матвиенко

  • Опытный пользователь
  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 2 849
  • ХИЩНИК
    • WWW
       К концу сентября и в начале октября немцы стягивали с Яруватого, из окрестных лесов и полей трофейные автомашины и другую технику и рядами ставили на выгоне в селе. Выставили несколько сотен таких машин. Для их ремонта немцы открыли мастерскую на бригадному дворе, где, кроме них, работали пленные специалисты - слесари Николай Николаев и второй по прозвищу Сахар и другие. Николай женился на мокиевской девушке Анне Фурси. Охрану машин несли немцы и полицаи. Разный хлам выгружали из машин и отвозили в пропасть Бойков-роще. Мы собирали там фляги, котелки, ложки, другие вещи. Было там много разных документов, но не сумели мы их приберечь. По бортовыми номерным знаками и документам нетрудно было определить, что машины в большинстве принадлежали 5-й и 21-й армии.
     Однажды мы с товарищем Василием Тихенко решили набрать в одной санитарной машине ваты. Выследили, когда часовой немец пошел в другую сторону, залезли в машину, набрали по несколько пакетов ваты. Кроме того, я прихватил наушник. Только вылезли из машины - вот и немец. Василия толкнул в затылок: "Век!". У меня увидел наушники, перезарядил винтовку и повел в сад к деду Чохи. Поставил под деревом и что-то кричит. Вот подошла деда соседка Оксана Крюк и подсказывает мне, чтобы убегал. Немец покричал что-то ей, а потом говорит по-русски: "Это твой сын?". Я тем временем бросился между деревьями вне дома, и в воловик. Залез под ясли и накрылся гороховой соломой. Слышу, зашел немец, поворошил кучу соломы у дверей, а затем начал ворошить под яслями. И дал Бог, прошел то место, где я спрятался. Поворошил ещё и ушел. Я еще долго лежал, потом вылез и подсолнухами и картофелем прибежал к Прасковье Яценко. После полудня пошел домой. Обошлось благополучно.
     Однажды на выгон выехали машины с немецкими солдатами. Немцы стали возобновлять номерные знаки на воротах желтой краской. Я присматривался к их работе. Один немец поманил меня пальцем, подозвал к себе и дал игрушечную заводную машину. Показал, как она бегает. Затем дал поломанную пилку, объяснил, что она хорошо пилит, только надо отремонтировать станок: "Гуд, гуд" - бормотал он. А я побежал домой. Те немцы, что делали трофейные машины, были расквартированы по домам, стоявшим рядом с выгоном. У Прокопа Омельяненко и Павла Бойко дома просторные, в них поселились какие-то начальники. Мой брат Иван с товарищем Гавриилом, сыном Пилсудского, захотели попробовать немецких сигар. Подсмотрели, где немцы сохраняли сигары, украли несколько штук и скрылись в сад. Немец заметил недостачу и сразу же увидел в ребятах своих воров. Поймал их, показал сигары и давай лупить, по-своему доказывать, что у них воровать не принято, надо попросить. Брат вырвался из рук немца, прибежал домой. Немец вслед, подозвал мать и Ивана и снова твердил, что воровать нельзя. Мать, испугавшись, кивала головой, делая вид, что все поняла. Тогда немец достал из кармана плитку шоколада и дал Ивану.
     У Павла Бойко немцы, наверное, решили квартироваться долго. Обустроили место для глажки одежды, коптильню для мяса и колбас, развернули обмен шнапса на куры и яйца. Взимали сюда скот и свиней, забивали и перерабатывали. Пилсудский изо всех сил старался прислуживать немцам, умел придумать и для себя бутылку шнапса или кусок мяса. Глубокой осенью 1941 года престарелые мужчины, женщины и подростки подбирали на полях ржаные и пшеничные колосья, гречку и просо, свозили в колхозные сараи и в дядьковскую ригу, чтобы как-то обмолотить. Зимой в 30-градусные морозы полицейские выгоняли людей обмолачивать цепями этот хлеб. Особенно тяжелой была эта работа для женщин и девушек, которые не умели цепями махать, да еще и мороз донимал. Зима была снежная, морозная, лютая. Снега насыпало столько, что приходилось прорезать тоннели к дверям в дома и сараи. Немцы очень боялись мороза. Часовые, охранявшие машины, поверх шинелей надевали толстые кожухи, на сапоги натягивали эрзац-валенки с какой-то травы, лица прятали в меховые маски, а под каски надевали шапки или какие очипки. В эти сильные морозы староста и полицейские выгоняли членов партии и активистов на строительство мостов через Удай в Пирятине. Всех предупредили, что в случае отлучения из дома без ведома старосты, будут считать их партизанами, дома сожгут, а семьи расстреляют. Им деваться было некуда и выбирать можно было одно: жизнь или смерть. Если бежать, чтобы себя сохранить, то тогда семья погибнет. Ради сохранения семьи сидели дома и послушно выполняли все приказы старости. Хотя и знали, что все равно будут уничтожены фашистами.
     Накануне захвата района оккупантами, Чернухинский райком партии на основе решения Полтавского обкома создал партизанский отряд из руководящих работников района и членов партии. И этот партизанский отряд существовал только на бумаге и как отряд никакой боевой деятельности не проводил. Были попытки отдельных членов партии как-то навредить оккупантам, и немцы и полицаи начали выявлять эти попытки отдельных и арестовывать подозреваемых, они ушли в так называемое "подполье". А были и такие, кто пытался услужить немцам, посторонним трудом показать, что они не против оккупантов. Так председатель колхоза им. Ленина Филимон Гавриленко имел возможность уйти с войсками, выходящими из окружения, но так и не пошел. Умудренный жизненным опытом, посыльный конторы Роман Горбань советовал ему идти в армию или в партизаны, потому что он видел, как вели себя немцы с нами еще в Первую мировую войну. Филимон ему ответил, что и немцам умные люди нужны. Считал себя умным. И когда на выгоне у его двора появились первые немцы, он выскочил им навстречу, поднял руки и приговаривал: "Я ваш, я ваш, я с вами!". Вот так "партизанил" этот партизан.
     Во исполнение приказа Чернухинского коменданта за ноябрь 1941 полицаи выслеживали тех, кто явно или тайно появлялся в деревне. К Андрею Яровому, аж, с Донбасса прибыл его зять Даниил. Староста Павел Бойко вызвал его на допрос, и, несмотря на честный рассказ прибывшего о том, что он приехал к тестю на постоянное проживание, приказал полицейским отправить его в Пирятин. В Пирятине на допросе его признали партизаном и расстреляли в селе Тарасовка. Впоследствии в феврале 1942 года полицейские забрали Ивана Кравченко и Степана Тихенко и тоже расстреляли в Тарасовке. Одним январским днем, когда мороз перевалил за 30 градусов, по дороге с Чернух на Пирятин немцы гнали колонну пленных красноармейцев. Пленные брели скрипучим снегом длинной колонной, оборванные, голодные, обессиленные. Кто в шинели или бушлате, кто в одной гимнастерке, в рваной обуви или только в намотанном на ноги тряпье. Направлялись они под дулами автоматов конвоя в темноту вечера, где не было ни уюта, ни пищи. Мы, подростки, узнав о приближении колонны, быстро бросились на дорогу. Трусцой бежали со стороны той колонны, бросали пленникам куски хлеба или картофелины, что дали нам матери. А мороз в вечер усиливался, с деревьев комками падали замерзшие галки. Там, где берет начало река Вергунка, упал в ров и скатился в трубу, которая служила мостиком, один пленный. Его не заметили. Другой упал у дороги в глубокий снег и тоже остался незамеченным. Когда колонна исчезла, мы подобрали бойцов и привели в деревню. В дом Екатерины Давыденко завели того, упавшего в снег. Это был Иван Пахарев родом из Воронежской области. Моя мать отнесла ему отца полотняную рубашку и лейкопластырь для ран. Другие женщины принесли, кто что мог. Бойца подлечили, потом староста взял его к себе конюхом. Когда освободили Мокиевку, Иван Данилович ушел в действующую армию.
     Второго пленного привели к Оксане Крюк. Это был совсем молоденький, низенького роста белокурый татарин. Почти не знал русского языка. Что мы его ни спрашивали, ничего не понимал, а то, что пытался рассказать нам, мало понимали мы. Затем я рисовал то, что хотели узнать. Он отвечал нам тоже рисунком. Эти отверженные воины нашли уютное убежище у доброжелательных мокиевчан, выздоровели. Куда делся татарин - никто не знал. В нашем столетнем доме была такая стужа, что на печи ведро с водой замерзло. Сварит мать вишневого киселя, поставит миски на столе, а они замерзнут. Топить было совсем ничем. Летом перед приходом немцев мы с братом обдирали в лесу на поваленных дубах кору для лесничества, за что нам выписали две кучи дров. Вместе с нами заготавливали кору два сына Павла Бойко (Пилсудского). До прихода немцев мы еще слабосильные, тех дров не привезли, а отец уже ушел на войну. С приходом немцев Пилсудский взял себе наши дрова и всю заготовленную кору. А мы остались без ничего. Загребущим, наглым и бессовестным он проявил себя еще во время коллективизации, когда был активным "буксиром". Не остановился перед уговорами обиженных хозяев и плачем их детей.
     У одинокой старушки Василисы Бойко он вытряхнул последние узелки фасоли и пшена, выгреб из сундука рубашки и клочки полотна и забрал себе. У Приски Омельяненко, тоже старой, из-под подушки выхватил узелок проса. А у Селивана Чохи нашел в сундуке кусочек сала, присыпанный отрубями, и забрал. Кое-что из того, что находил у тех "богачей", сдавал на пункт сбора, а большинство оставлял себе.
 
Записан
О чем историк умолчал стыдливо,
 Минувшее не вычерпав до дна,
 О том на полках старого архива,
 Помалкивая, помнят письмена.

http://117sd.wmsite.ru/

Михаил Матвиенко

  • Опытный пользователь
  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 2 849
  • ХИЩНИК
    • WWW
      В эту лютую зиму вокруг села развелось много зайцев. Часто можно было встретить не отдельных зверей, а цели стайки. Ребята изловчились ловить их проволочными петлями. Свои охотничьи способности в этом промысле особенно проявлял Дмитрий Подгорный. Вечером расставит под кустами на заячьих следом петли, а утром глядь - несет домой одного-двух сереньких.

     Как-то раз мы узнали, что дяди Семена, брата отца, закрыли полицейские в холодную кладовую. Дядя Семен отступал со своей частью через Пирятин. В Пирятине эта часть была разбита, дядя раненый провел у одного хозяина. А после оккупации Пирятина прибыл домой. Староста поручил ему на несколько дней подменить бригадира и приказал выслать подводу на Лубны за нефтью. Дядя велел ехать в Лубны Дмитрию Середа, а тот пообещал и не поехал. Тогда староста послал в Лубны Григория Чоху, а дядю и Дмитрия приказал посадить в холодную кладовую. Полицейский Яков Дорошенко закрыл их в кладовке. Часа через два Дмитрий пробил в потолке дыру, чтобы вылезти. Кладовщик Иосиф Крюк увидел и заявил старости. Староста приказал полицейским привезти их в старостат и крепко обругал. Дмитрия отпустил домой, приказав никуда не отлучаться, потому что нужно будет ехать в другое место. А дядю прогнал с работы бригадира и снова запер в чулан. Несколько дней мороза ходила в палату тетя Ульяна, чтобы передать что-нибудь поесть. Сколько умоляла старосту и начальника полиции отпустить дядю - не помогло. Отсидев в кладовке неделю, дядя заболел и болел так до весны.
     Ходили слухи, что то там, то там обнаруживались партизаны. Особенно они смущали немцев в Черниговской области, в частности в Варвинском районе, граничащем с нашим районом. Чтобы запугать партизан или уничтожить их, в Варвинский район стянули полицию смежных районов. Ездили туда для участия в карательной операции и мокиевские полицаи: сам начальник полиции Андрей Омельяненко, Афанасий Стефанов, Иван Бойко и другие. Потом рассказывали, что не они напугали партизан, а наоборот. Со злости за то, что с партизанами расправиться не удалось, немцы согнали в селе Озерянах людей в сарай и, как заложников, сожгли.
 



Немецкие могилы в центре села Мокиевка. Фотография 1940-х годов.
В.М. Бойко
1994-1997 рр.
Село Мокиївка
Записан
О чем историк умолчал стыдливо,
 Минувшее не вычерпав до дна,
 О том на полках старого архива,
 Помалкивая, помнят письмена.

http://117sd.wmsite.ru/
Страниц: [1] 2   Вверх
« предыдущая тема следующая тема »