Судьба свела меня с замечательным человеком Мамоновым А.И. Я записал удивительный рассказ о его войне. Ему довелось пережить и плен, и два побега, голод и тиф, поражения и неудачи, и долгожданная победа. От него я узнал о загадочном разведывательном отряде лейтенанта Федорова.
Очень мне хотелось раскрутить клубок по этой группе, но...
То одно, то другое. Появилось время и я нашел Герасимчука АЕ, (вероятного однополчанина Мамонова А.И.) но опять же поздно. Он скончался в марте 2013 года в Волковыске, так и не узнав, что командир его группы не погиб в 44-м, а вышел к своим под Сандомиром.
Прикладываю фото Герасимчука-Максимова:
И собственно мои изыскания по спецотряду:
Из публикаций открытой прессы стало известно, что в тылу Восточно-Прусской (со слов Герасимчука А.Е.) группировки войск противника приблизительно с июля 1944 по январь 1945 года действовал спецотряд лейтенанта «Фёдорова» (кодовое название отряда неизвестно).
, поэтому условно даётся по оперативному псевдониму его командира, подлинная фамилия которого тоже пока неизвестна. Со слов Мамонова А.И. - радистка Родина Софья в 44-м оговорилась, что настоящая фамилия командира отряда – Бегма(?) Судя по косвенным данным, отряд находился в прямом подчинении Разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии.
Основная боевая задача:
Версия №1 (со слов ветерана ВОВ - ГЕРАСИМЧУКа Алексея Емельяновича. – 1926 г.р.) - в треугольнике польских городов Калиш – Ченстохов – Краков осуществлять негласный контроль за передвижением войск противника, а также выявлять места расположения здесь его укрепрайонов, штабов, аэродромов, арсеналов и других стратегически важных объектов, о чём посредством радиосвязи оперативно и подробно информировать Центр.
Версия №2 (со слов ветерана ВОВ – Мамонова Алексея Ивановича. – 1922 г. р.) – разведка укреплений по рекам Варта, Пилица.
3 мая 1944 года ядро группы было десантировано с борта самолёта на оккупированную территорию Польши - в Белгорайские (Яновские) леса, что южнее Люблина. (со слов Герасимчука А.Е.. Косвенно подтверждается и Мамоновым АИ. Он принимал десантировавшуюся группу. Один из приземлявшихся парашютистов погиб. Руководитель группы осмотрел труп в поиске документов. За что был отстранен от командования!)
На базе партизанского обьеденения «Галицкого» (Галицкий - Пелих В. П. — в РККА с 1937 г., в органах разведки с 1941 г. После окончания Центральной школы подготовки командиров служил в разведотделе штаба Закавказского фронта по март 1943 г., затем — в разведотделе штаба Центрального фронта. С мая по сентябрь 1944 г. выполнял специальное задание РУ ГШ КА в тылу немецко-фашистских войск на территории Польши в качестве начальника оперативного разведцентра, базируясь главным образом в районе Яновских лесов.) был сформирован спецотряд в количестве приблизительно 32 человек (со слов Мамонова А.И. и Герасимчука А.Е.). Командиром был назначен офицер Смерша (?) Мамонов видел в объединении Пелиха, как тот несколько раз лично застрелил приговоренных к расстрелу.
Спецотряд пересек линию фронта переправившись через р. Вислу в районе г. Люблин (со слов Мамонова А.И.) приблизительно в середине лета 1944 года.
Версия событий Герасимчука А.Е. - Спецотряд неоднократно подвергался преследованию со стороны контрразведывательных органов противника, в результате чего нёс безвозвратные потери, в частности, в ходе одной из схваток погиб его командир – лейтенант «Фёдоров». К концу 1944 года в спецотряде в живых из тридцати двух бойцов оставалось шесть. Лишь только после этого Центр разрешил уцелевшим диверсантам-разведчикам идти на соединение с регулярными частями Красной Армии.
Линию фронта оставшиеся в живых, в том числе и разведчик Алексей Емельянович. Герасимчук («Максимов»), благополучно перешли 16 января 1945 года на Сандомирском плацдарме.
Версия событий Мамонова А.И. – 7 ноября 1944 года группа получила сообщение, что ей присвоено звание гвардейской. В ноябре (по жалобе радистки на пьянство командира Федорова) в отряд приходили проверяющие в составе 10 человек под командованием майора (?) Шевченко (И.О. неизв., ведомственная принадлежность - СМЕРШ), у которого Мамонов А.И. потом был ординарцем в ЗАПе. Осенью 1944 три человека из первоначального состава спецотряда были отправлены на один из хуторов за продовольствием, где попали в засаду и погибли. Известен один из этих троих – Эглит Николай (из письма Харитоновой Анны И. к Мамонову А.И., и из воспоминаний Мамонова А.И.).
В середине ноября группа была окружена и приняла бой, в котором погиб боец Тепленков (И.О. неизв.) - 2-й номер в пулеметном расчете Мамонова А.И. (Согласно дневнику Родиной С.С. 22 ноября под Коториным. Потери - 30 человек. "...насчитали 30 трупов товарищей...") Часть группы под командованием Панова (И.О. неизв.) погибла полностью.
Вторая часть группы в составе: Мамонова А.И., Родиной Софьи Сергеевны – 1926 г.р., командира лейтенанта «Федорова» (Бегма?) и прочих, присоединилась к другому спецотряду, название которого неизвестно. Объеденная группа была разгромлена 31 декабря 1944 года. Мамонов А.И. вместе с Кондратьевым Василием Егоровичем – 1918 г.р. вышел в районе г. Сандомир к частям СА. В фильтрационном лагере Мамонов А.И. встретил других выживших участников рейда: Горитько Петр (ранен), Митаков Виктор Иванович, Ташкенов Алексей Григорьевич, Родина Софья Сергеевна. Родина сообщила, что вышла вместе с командиром спецотряда «Федоровым-Бегма».
Предполагаемый состав спецотряда «Федорова» и неизвестного отряда (данные из блокнота Мамонова, из письма Антиповой А.И. к Мамонову):
1. Лейтенант «Федоров». (со слов Родиной С.С. – Бегма, был в ЗАПе, после войны на руководящих постах)
2. Панов (и.о. – неизв., погиб)
3. Мл. лейтенант Филаткин Владимир Никитович – 1923 г.р., погиб 1 октября 1944 года в Радзеховицах вместе с Проселковым Н.Ф в боестолкновении с жандармами. , возм. он же "Эглит Николай". В дневнике Родина С.С. упоминает о своих чувствах к Филаткину.
4. Военфельдшер Вагин Анатолий Ильич – 1920 г.р., погиб 22 ноября 1944 года. Прим. Дата стыкуется с упоминанием о крупной облаве 22 ноября в дневнике Родиной С.С.
5. Боец Тепленков (и.о. – неизв., погиб)
6. Эглит Николай (отч. – неизв., погиб) Прим.- скорее всего это псевдоним Филаткина В. Н. Со слов Мамонова Родина была влюблена в Эглита.
9. Дядя Семён (и.о. – неизв., (в письме Антиповой к Мамонову упоминается как погибший))
10. Андрей (и.о. – неизв., погиб)
11. Степан-украинец (и.о. – неизв., погиб)
12. Яша-большой (и.о. – неизв., погиб)
13. Мартынов Николай Лукьянович (Воронежская обл., хут. Никольский, судьба неизвестна)
14. Рудченко Иван Федорович (Краснодарский край, г. Тихорецк, ул. Энгельса, д. 114) Прим. - Упоминается Родиной С.С. о гибели Ивана 25 декабря. Привел раненого Тиму Кобца. Судьба неизвестна)
15. Степанов Владимир Николаевич (Москва, Кузнецкий мост, Теплый пер. 10, кВ.3, судьба неизв.)
16. Харитонов Ал.Ал. (Аз.ССР, г. Баку, пос. Ханлар, попал в плен)
17. Антипова Анна Игоревна (Великолукская обл. Бежаницкий район, с. Гора, попала в плен. После войны проверялась органами)
18. Бурмистров Константин (отч. – неизв., г. Горький, ул. Жданова, дом 12, сдьба неизв.)
19. Лаврюшко Максим Алексеевич (г. Майкоп, ул. Некрасова 130, судьба неизв.)
20. Хучуа Владимир Алексеевич (ГССР, г. Хашури, ул. Просвещения, д. 94, судьба неизв.)
Встречены в ЗАПе:
21. Кондратьев Василий Федорович, год рождения – 1918, место рождения: Коми АССР, Койгородский р-н, с. Ужга
22. Горитько Петр
23. Митаков Виктор Иванович
24. Ташкенов Алексей Григорьевич
25. Родина Софья Сергеевна (ветеран разведки. На 1989 год числилась в списках живых на сайте Победители)
Данные из дневника Родиной С.С. ист. "Ахиллесова пята разведки", Болтунов М.
26. Просёлков Николай Фёдорович, год рождения - 1921, погиб 1 октября 1944 года. Согласно дневнику Родиной был ранен в живот в бою с жандармами в Радзеховицах.
27. Тима Кобец (отч. - неизв. убит приблизительно 25 декабря 1944 года)
28. Николай Иванов (отч. - неизв. погиб 1 октября 1944 года вместе с Проселковым и Филаткиным в Радзеховицах. Согласно дневнику не вернулись Коля (Проселков), Володя (Филаткин) и Николай Иванов)
29. Мортышков Иван (в письме Антиповой к Мамонову упоминается как погибший)
30. Лещенко Василий (в письме Антиповой к Мамонову упоминается как погибший)
Данное извещение доказывает, что группа существовала. Эта тройка погибших - кадровые разведчики. Остальные канули без следов, словно их вообще не было! Получается, родственники даже не получили извещений о пропаже без вести!
Примечание: Мамонов Алексей Иванович Герасимчука А.Е не помнит. Во время чтения вслух мною дневника Родиной сначала заявил, что это другая группа и другая Софья, но потом вдруг расплакался и вспомнил многие детали. Посредством сопоставления фактов, мы пришли к выводу, что это именно та группа. Привожу полностью дневник Родиной С.С.
Полет на задание18 мая 1944 года.
Мы с Верой сидели на взлетной полосе и не могли встать, потому что наши «Сидоры» повесили нам на грудь, а на спину водрузили тяжелые парашюты. На левом боку была радиостанция «Север», а на правом — радиопитание к ней: каждая батарея — размером и весом равнялась хорошему кирпичу, а их было штук восемь. Все хорошо привязано, чтобы при прыжке не оторвалось и не потерялось.
Двери у самолета СИ-47 расположены низко. Нас кое-как затолкнули в темное чрево самолета, и мы с трудом приткнулись на скамью.
Летим двумя самолетами в Польшу в Яновские леса, на базу группы Василенко. В нашей группе летят шесть радистов, старший — Игорь Козырев.
Наш самолет слегка покачивало, за бортом темнота… Вдруг яркие всполохи, словно праздничный фейерверк, озарили темное небо. Это взрывы зенитных снарядов, самолет обстреливался зенитками при пересечении линии фронта. Затем постепенно все стихло, мы сидим молча в глубоком раздумье. Кажется, что-то долго летим… Но вот раздается команда: «Парашюты пристегнуть к тросу». Правая рука на кольце.
Дверь самолета открылась, и я вывалилась в темную бездну вслед за Игорем, толкнув его рукой… Мягкий рывок, и надо мной появился огромный купол парашюта. Показалось, что долго лечу. Достаю из кармана телогрейки фонарик. Верхушки деревьев, затем… шлеп, не устояла на ногах, упала, брюки мокрые, в сапогах вода. Барахтаюсь в канале с водой. Господи! Ведь подумают, что я от страха…
Я ничего не боялась, прыгала с парашютом уже не раз: и с крыла самолета У-2, а в Монино из люка, из дверей. Мне долго пришлось ожидать вылета на задание, так я пристраивалась прыгать с парашютом к любой группе, ехала на тренировку.
…Села на краю канавы и думаю, пусть найдут меня здесь. Огляделась, рядом лес. Вижу поле, костры…
Боже мой, а рация! Где она? Я совсем забыла о ней. А вдруг она намокла? Тогда осталось только застрелиться! Щупаю — мокрая. Скорее к костру сушиться. А ноги не слушаются, заплетаются. Кричу ребятам, но никто не реагирует.
Гляжу, все оживленно говорят по-польски, наших нет. Пристально вглядываются в небо. Я объясняю, что мы уже прилетели и надо искать грузовые мешки, а они смеются, помогают мне снять вещи, усаживают у костра.
Что за чертовщина? Куда мы попали? Наконец вижу своих. Пришли Игорь Козырев, Миша Калошин. Пояснили мне, что кругом поляки, они получили груз из Лондона. Парашюты у них зеленого цвета, а нам показалось — черного. Все стали гасить костры и собирать грузовые мешки.
Наши товарищи приземлились все хорошо, за исключением Веры, которая зависла между двумя деревьями. Летчик не ошибся, выбросил нас правильно на обусловленные костры.
Через два дня мы были уже на месте. Меня определили радисткой в польский отряд, командиром которого был Анатолий. Он свободно говорил по-русски. На сумке моей радиостанции был нашит красный крест. Ведь по версии я медсестра.
… Вскоре мы направились на север вдоль реки Висла под Демблин. По пути вели разведку противника. И вот Анатолий приносит мне первое, довольно-таки пространственное сообщение обо всех укреплениях и объектах противника, встреченных по пути. Зашифровала информацию, но передать радиограмму не смогла, так как связи с оперативным центром (Пелиха) пока не было. Моя рация была в мертвой зоне (расстояние 80–90 км).
Завхоз Владек — весельчак, любимец всего отряда, обеспечивал нас питанием, размещал на стоянку в деревнях в хороших домах. Меня опекал и даже ухаживал, «строил» глазки и сыпал комплименты. Он хорошо говорил по-русски.
Однажды Анатолий принес мне важные сведения об укреплениях по р. Висле и просил связаться с Центром. Сведения зашифровала и передала Пелиху. Радиосвязь с узлом у меня в это время была надежная. Со мной работал мощный передатчик, и слышала я его на девять баллов. В одной из радиограмм, полученных из Центра, говорилось: «В вашем отряде находится Владислав Ющик — агент гестапо. Немедленно арестовать, допросить и доставить в штаб». Передала радиограмму Анатолию и спрашиваю, кто это такой.
Командир молчал, лицо его бледнело и, не сказав ни слова, ушел. А через несколько дней Владек был арестован.
…Мы по-прежнему в пути. Во время остановок в деревнях занимали подворье с большим сараем, в котором хранилась солома. Для проведения сеанса связи ребята обычно помогали мне развернуть радиостанцию, главное, подвесить повыше антенну и правильно расположить противовес (это делалось по компасу).
Мной была принята радиограмма за подписью Маланина, в которой сказано о том, что Яновские леса были блокированы, шли бои. Ющика необходимо допросить и расстрелять.
Только в кино все просто
Июнь 1944 года.
Трудно представить себе работу радиста разведгруппы в тылу врага, если самому не пришлось выполнять такую задачу.
В кино, поди, как все просто. Вдумайтесь только… со мной работала мощная радиостанция типа РАФ, а у меня небольшая рация «Север», мощностью всего-то 2,5 ватта. Антенна длиной 12 метров должна подвешиваться на высоту 10–15 метров, а противовес натянут над землей и сориентирован точно по компасу на радиоузел (Киев).
А что такое радиограмма? Это не просто морзянка. Это важное разведывательное донесение, которое должно быть подготовлено для передачи в эфир кратким телеграфным языком, кроме того, оно должно быть закрыто — зашифровано. Это делала я. Шифр сложный… Каждое слово перед работой надо было превратить в алфавит из цифр. Смысловой текст радиограммы преобразовать в цифровое изображение, разбить на группы по 5 цифр в каждой и подвести, суммировать со строчками шифрованных цифр. И это только часть работы, которая должна быть представлена до того, как возьмешься за развертывание радиостанции и подвеску антенны.
Иногда радиостанцию развернешь в таком месте, что трудно связаться с Центром. Тебя не слышат… Принимаешь меры. Наконец, тебя услышали на два балла, а я их на девять. Из-за слабой слышимости моей станции часто приходилось повторять текст радиограммы. Центр, к примеру, давал: повторите с 16-й группы до 30, с 52 до 60, с 65 до 80 и т. п… И повторяешь им, повторяешь, а батарейное питание рации от длительной работы все садится и садится… надо прерываться (сберечь питание) до следующего сеанса связи.
Часто по причине опасности мы не могли долго оставаться на одном месте, нашу рацию могли запеленговать. И это действительно было так. Это вам не в кино…
Бывало и так, что времени не было развернуть радиостанцию. Иногда в ночь преодолевали до тридцати километров, а порой и шесть километров не могли одолеть. Так было, например, в Южной и Юго-Западной Польше, где в основном пески, покрытые голубоватым мхом, где можно ехать на велосипеде с деревянным ободом колес. По такой местности налегке-то идти не просто, а тут на тебе еще столько навешано: радиостанция, бумага, компас, часы, пистолет и 500 патронов к нему, бельишко кое-какое. Пистолет должен быть на животе, чтобы в мгновение его можно привести в действие… Бывало, наступаешь на такую почву, и нога по щиколотку уходит в землю.
Отряд наш — большой, разведгрупп много, донесений в Центр хватало… Одним словом, работа, работа, без сна и просвета. Днем ребята спали, а я работала… а вечером снова марш.
Кое-кто говорил, что я стирала и чинила белье и одежду бойцам. Это же смех… У меня не было времени этим заниматься, мне даже поесть было некогда! Больше того, Ване Кулешову приходилось стирать мое девичье белье, голову мыть мне, если удавалось где раздобыть теплую воду.
Мне было так трудно, что и передать невозможно!
Тяжелые будни и лирические размышления
22 сентября 1944 года.
Вчера выдался хороший вечер, я была почти счастлива и забыла о многом. Не думала, что вот следующая облава нас все-таки поцарапает. Эта прошла стороною, каратели не дошли до нас с полкилометра.
…Зажгли фонарь, забылись, замечтались так, что пропустили последние известия!
— Мечты… Какие милые и необузданные!
Мечтать в такой обстановке, говорить о будущем, когда вокруг все напоминает о суровой действительности, даже любить — все равно, что в двенадцатилетнем возрасте, сидя в теплой уютной комнатке в Москве, говорить об открытии необитаемых островов.
И все-таки, дрожа от холода, накрывшись с головою плащ-палаткой, думать о будущем после войны, когда не надо нащупывать на поясе пистолет, который мешает хорошо лежать, еле слышным шепотом разговаривать об учебе, мечтать о работе на севере, где-нибудь на земле Франца-Иосифа, доставляет много удовольствия. Помогает забыть, что ты партизан, сидишь в лесу на польской земле, и переносишься на Большую землю, мысленно, конечно!
Отрадно думать о России, России-матушке! Мечтаю, что скоро, может быть, к зиме, будем в Москве; очутимся в подземных дворцах метро! Вот когда ходишь по Москве, ежедневно проезжаешь по ней много километров, то не ценишь этого, не замечаешь красоты, глаз привыкает. Но, очутившись за тысячу километров от, нее, чувствуешь потребность видеть вновь, ощущать тротуары своими ногами!
Но мы все здесь стали немножко националистами. Как никогда чувствуешь гордость за то, что ты русский. Мы с Володей представляли себя в квартирке на тихой улочке в Москве. Оба работаем, чтобы иметь возможность учиться. Я работаю по специальности, и у меня больше свободного времени, вечерами я встречаю его утомленного, но сияющего. Как сладки эти мечты!!!
22 ноября 1944 года.
22 ноября под Коториным (Польша) против нас была проведена карательная операция с применением бронетранспортеров и легких танков. Наша группа бойцов численностью в 25 человек скрывалась в молодняке (в кустарнике в человеческий рост), растянувшемся примерно на 500 метров. Когда танки с трех сторон начали «утюжить» этот кустарник, мы стали прорываться через наступавшие цепи пехотинцев. Мы не просто бежали как зайцы, а пробивались к опушке леса с боем, ведя автоматный огонь, и забрасывали врага гранатами. Может быть, по причине нашей малочисленности каратели не стали нас преследовать.
К вечеру нас собралось 7 человек, зашли на хутор Которин, фашистов там уже не было. Обогрелись и подкрепились немного, а утром пошли на место вчерашнего боя… Пришли туда и местные крестьяне с подводами. Подобрали тридцать трупов наших товарищей. Власовцы-каратели раненых наших бойцов не оставляли в живых, они добивали их разрывными пулями. Крестьяне-поляки обещали похоронить убитых, а мы отправились на поиски наших бойцов, отбившихся от группы.
7 декабря 1944 года.
Прошло уже много времени, когда последний раз я оторвала карандаш от этой страницы!
Много воды утекло с тех пор, и из веселой, резвой хохотушки стала скучная, даже угрюмая Софка, уж не срывается с ее уст тот беззаботный задорный смех, а проскальзывает лишь утомленная улыбка. Что такое случилось, что перевернуло в ней душу?
Первая октября — первая утрата в жизни!
30 сентября мы возвращались в Бродово. Это день моих именин. Мы, конечно, справили их, хоть и в дороге. Наутро мы были в лагере. Все ждали возвращения Проселкова, который должен вернуться ночью. Шел страшный дождь. Все промокли до нитки. Я с адъютантами и двумя больными сушилась.
Зашли два поручника от Павла, сообщили: наша группа была в Радзеховицах, была стычка с жандармами и есть раненый. Я не спрашивала о Володе, но по описанию Эдика поняла, что не он. Всю ночь не сомкнула глаз.
Утром еще затемно пришел Рудченко с раненым Кобцом. Доложил подробно о стычке с жандармами. Была рукопашная между Кобцом и жандармами. Тима уложил двух из автомата, потом оторвались от погони и ждали Колю с Володей и Николаем Ивановым. Те не вернулись…
…У меня перехватило дыхание, эта фраза сверлила мне мозг, я больше ничего не слышала, я повторяла ее, но казалось, не понимаю, что это, значит, и продолжала твердить: «Не вернулись…» Я шла в лагерь, надеясь, что еще протяну навстречу Володе руки, что, как раньше он поцелует мои пальцы, ладошки, хотела прикоснуться губами к его мягким, белокурым волосам.
…Подаю руку Анатольке, Тиме, пацанам, ищу глазами Володю… а его нет. Один Ванюшка понял меня. Он знал, как крепко любила я того гордого политрука.
Было много, много работы, я весь день не вставала с места, дождь все не переставал.
Я верила в то, что вернутся не сегодня, то завтра.
…Но нет, они уже не вернутся. Их окружили двести жандармов в семь часов вечера в доме. Коля был ранен в живот еще в комнате, двоих наших положили во дворе. Погибнув сами, они убили семь врагов и двоих ранили.
Два дня лежали у дороги два белокурых и один черноволосый красавец — цвет нашего отряда. За них жандармы расстреляли 13 поляков в Патшикуве и Патшекуве Пасеки.
Их зарыли в лесу. На могиле мне не удалось побывать.
12 декабря 1944 года.
Начались морозы, нужно переходить на зимние квартиры, в лесу уже не усидеть. Самолета все не давали, был же обещан в первой половине октября, а шла вторая. Пишут оправдательные радиограммы о постоянном тумане и т. д.
Обстановка все усложнялась. Из-за границы возвращались разбитые группы, поговаривали о движении «народцев» в наш район, о крупной облаве.
25 декабря 1944 года.
…Мы шли, как всегда, по одному, гуськом. Впереди пара проводников, группа Панова, наша штабная, саратовского, хозяйственники и поляки — около ста человек. Мы проходили по этой дороге два часа назад и вернулись. Нам сообщили о предстоящей облаве, о том, что назначенное для дневки место окружено и мы в мешке. Я шла, дремала, как никогда хотелось спать. Вдруг отчетливо из темноты слышим крик: «Стой, кто идет?» Залегли по обе стороны дороги, и мгновенно по нам открыли пулеметный огонь. Мы беспорядочно отвечали. Шепотом передаем команду отходить. Быстро ползем и перебегаем по дороге, по нам беспрерывно бьют из пулеметов и карабинов, и, кажется, из автоматов.
Отошли метров двести от леса, но огонь не прекращается. Никто ничего не знает. Впереди меня шел Павел — капитан, слышу его приказ — через дорогу направо. Передаю команду. Все, кто слышал, собрались направо в лесу. Зовут Сергея, зовут Павла, ждем команды. Сзади огонь сплошной линией, бьют разрывными. Кто-то сказал: «Сзади преследуют» и…все понеслись по лесу, по кочкам, по колено в воде. Не было слышно никакой команды. Впереди широкий ручей и за ним поле. Ждут, что скажут командиры. Павла не оказалось, один Сергей. Кроме наших, несколько поляков и Ванда. Она нас ведет в хороший лес. Тихо продвигаемся, нас около сорока человек.
Дошли до густого кустарника, здесь решили переждать день. До рассвета часа два с половиной. Мокрые по колено, морозит. Легли немного отдохнуть. Утром распределились по группам и решили: каратели не зайдут в этот кустарник, такой он был густой. Тихо лежали, не шевелясь. Вокруг во всех направлениях были слышны выстрелы, гул машин. Невдалеке слышны крики. Скоро должно стемнеть, был третий час по-польски.
Крик, говор все приближались, был уже слышен топот ног, шорох по кустам и разговор по-русски: «Здесь, должно быть, есть». В эту минуту сзади дали огонь из автоматов, немцы шарахнулись от кустов, и на пару минут все затихло.
Потом заговорили пулеметы, карабины и автоматы. Били с трех сторон по нашему кустарнику. Столпились несколько человек и все спрашивали: «Где Сергей? Где командир?» Снова стрельба, и снова шарахаемся в разные стороны. На нашем конце кустарника, откуда шли немцы и украинцы, скопилось около двадцати пяти человек. Свист пуль заставил нас лечь в канаву, послышался стон и голос Саши: «Пристрелите меня, братцы». Я поняла, что Саша ранен. Гриша не вернулся, он прямо бежал между двух огней. Ураганный огонь был направлен и сосредоточен на нем. По нашему краю бил только один пулемет. Рядом хрипел Саша, он остался лежать в канаве перед кустарником. Возле него на карточках прощался Михаил. Саша, бледный, увидел меня, слабо кивнул головой и улыбнулся: «Ноги, кажется», — прошептал он и снова захрипел.
Минут через десять мы с Вандой выбежали первыми. По нам вели ураганный огонь. Мы то и дело попадали и вновь бежали. Слева метра на три впереди бежала Ванда. Вдруг она, как сноп, ничком упала, и не поднимала головы, я пробежала вперед, оглянулась — она недвижимо лежала в том же положении.
Через минуту мы перебежали дорогу, еще кусты, еще дорогу. Прислушались. В направлении оставшихся ребят били все так же. Прибавился рев танкового мотора. Решили ждать темноты, которая наступила через полтора часа.
Нас оказалось восемь, но Ванды среди нас не было.
Мы дошли до деревни Котфин. Ночь переспали в деревне, на день ушли в лес. Под вечер ходили на место боя, где увидели все своими глазами. Стоит ли говорить, насколько тяжело было смотреть на своих товарищей, Сашу и Тиму пристрелили. Видимо, они еще были живы. Анатолька был убит одной пулей под лопатку, которая осталась в сердце. Ивану разрывной вырвало грудь. Мы смотрели на это с поникшими головами!!!
30 декабря 1944 года.
Вечером к нам приходит… Кого я не ожидала видеть… — Володя Фетисов! С ним около трех месяцев я жила на Соколе в Москве, на одной служебной квартире. Коллега по работе.
Оказывается, он был вместе с Костей за границей Польши. Рассказал подробности о том, как их атаковали жандармы в селе, как ранили Костю в ноги автоматной очередью, как потом гнались за ними по пятам два километра. Командир был ранен в живот, его несли, но вынуждены были оставить одного умирать. Костя, видимо, застрелился или попал живым в руки немцев. О судьбе оставшихся раненых никто не знает и никто, вероятно, не будет знать. Ведь никто так далеко из наших групп не ходил и уже не пойдет, так как наступила зима. В этом бою из нашей группы в 21 человек вернулись только девять. Мы знаем о восьми разбитых русских группах, а скольких не знаем.
1 января 1945 года.
Пришел долгожданный Новый год!
Никаких изменений. Наступления нет, выпал снег — партизанам скоро придет копец! Настоящая зима берет свои права! Даже в Мадриде, где не было снега около ста лет, сегодня лежит снег. В Риме также.
Когда? Когда придет сюда наша освободительница?! Мы все тут накроемся, если не освободит нас Красная Армия!!! Может быть, некоторых уже постигла эта судьба здесь, никто не знает о судьбе сорока шести, лучших ребят
