Перейти в ОБД "Мемориал" »

Форум Поисковых Движений

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.

Войти
Расширенный поиск  

Новости:

Автор Тема: Уральцы – участники Днепровской воздушно-десантной операции  (Прочитано 954 раз)

Татьяна Калябина

  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 441
К 60-летию Победы в Екатеринбурге вышла книга

«Уральцы- десантники в Великой Отечественной войне: Письма. Воспоминания. Стихи: (сборник)»

Материалы для книги в течение нескольких лет собирал старший научный сотрудник музея ВДВ "Крылатая гвардия"  Локшин Владимир Иванович


« Последнее редактирование: 27 Мая 2020, 14:16:14 от Татьяна Калябина »
Записан

Татьяна Калябина

  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 441
Воспоминания участников Днепровской воздушно-десантной операции:


Чернозипунников Александр Григорьевич



                                 
Родился в 1923 г. в Сухоложском районе Свердловской области. Ветеран ВДВ. Участник Великой Отечественной войны. Служил в 3-й гвардейской воздушно-десантной бригаде. Командир отделения, начальник радиостанции, сержант. Участник Днепровского воздушного десанта. В сентябре 1943 г. был выброшен на правый берег Днепра в тыл врага. Дважды ранен. Награжден орденом Отечественной войны II степени, медалями «За отвагу», «За победу над Германией» и др.


Во вражеском тылу


Из моих воспоминаний о Великой Отечественной войне особенно ярки впечатления о ночи 23 сентября 1943 года, когда с аэродрома города Лебедина поднялся самолет, чтобы сбросить парашютистов, в числе которых был и я, в немецкие тылы. Перед нами была поставлена цель – постараться дезорганизовать немцев, создать более благоприятные условия для наступления советских войск, собирающихся форсировать Днепр.
Много, очень много безымянных десантников погибло в ту ночь. Оставшиеся же в живых несколько месяцев не давали в Черкасском районе фашистам ни днем, ни ночью. Враги подтягивали к передовой живую силу, технику. Но на их пути то там, то здесь строчили наши автоматы, бухали противотанковые ружья, рвались гранаты, уничтожая гитлеровцев. Нередко вступали мы врукопашную. Как стало известно позднее, на уничтожение десантников немцы сняли основные силы с переднего края. Однако они существенно не помогли карателям. Парашютисты уходили в леса, становясь недосягаемыми для гитлеровцев, а вскоре появлялись уже в другом месте.
Помогали нам и партизаны, местное население. Здесь мы были хозяевами, поэтому каждый населенный пункт, каждое дерево были нам защитой.
Сегодня, в мирные дни, я навещаю те места на Украине, где воевал. И меня всегда трогает забота жителей о фронтовиках, живых и погибших.
Мы, однополчане, часто встречаемся друг с другом. Немного осталось нас. Побывал у меня в гостях мой друг, отважный разведчик, Александр Григорьевич Пестов, проживающий ныне в Курганской области. Мы вспомнили нашу молодость, друзей по 3-й и 5-й бригадам. А недавно от совета ветеранов наших гвардейских воздушно-десантных войск я получил в подарок книгу «Воздушно-десантные войска». Рассказывается в ней и о нашем сводном отряде.
Забыть пережитое в годы войны нельзя. Но было бы ещё лучше, если бы оно никогда больше не повторилось.


Записан

Татьяна Калябина

  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 441
Пичугин Вадим Сергеевич

                 

                                                       
     Родился в г. Нижний Тагил Свердловской области. Рано окунулся в трудовую жизнь. После окончания 8 классов пошел работать учеником монтера, а затем монтером радиоузла. Увлекся радиотехникой, освоил азбуку Морзе. Занимался акробатикой, хорошо ходил на лыжах. В первый военный год окончил Нижне-Тагильский аэроклуб поспециальности «пилот». Имеет прыжки с парашютом. В армии с ноября 1942 г. Воевал на Северо-Западном, Белорусском, 3-м Украинском фронтах. Был радистом-телеграфистом, начальником радиостанции. В составе 3-й гвардейской воздушно-десантной бригады в сентябре 1943 г. выбрасывался в тыл врага на правый берег Днепра. Награжден орденами Славы III степени, Отечественной войны II степени, медалью «За победу над Германией» и др. В послевоенные годы работал редактором, ответственным секретарем ряда газет. Печатался в журнале «Урал», газетах «Приисковый рабочий», «Тагильский рабочий», «Уральский рабочий», «За победу». В 1957 г. был принят в Союз журналистов. К 30-летию Победы написал повесть «Парашюты раскрылись за Днепром». Работал над повестью «Десантники», но опубликовать её не успел. Вел активную общественную работу, часто встречался с курсантами Нижне-Тагильского аэроклуба, с призывниками, работал в литературном объединении при редакции газеты «Тагильский рабочий», вел большую переписку с десантниками. Скончался в 1989 г.

         Сквозь огненные вихри
     
     После боев в тылу врага, за Днепром, наша 3-я бригада не насчитывала и батальона. Поселились в лесном лагере, в землянках. Пришло свежее пополнение. Из госпиталей после лечения возвращались десантники, большинство по состоянию здоровья с предписаниями явиться в другие части, и штабу бригады приходилось обходить служебные преграды, чтобы оставить их у себя.
Днем и ночью мы по-прежнему прыгали с парашютом с аэростата и самолета, но не могли не заметить, что тактика занятий изменилась. Нас настойчиво учили штурмовать долговременные огневые сооружения, совершать длительные марши не только по глухим тропам и лесным просекам, что свойственно десантникам, но и по торным дорогам, выдерживая строгий график, учили форсировать водные преграды.
На общебригадном комсомольском собрании новый командир бригады подполковник Сорокин, молодой, сухощавый, энергичный человек заявил:
- Все идет к тому, что нам придется воевать за рубежами Родины. Возможно, десантироваться не придется. А потому мы обязаны освоить тактику пехоты.
Так и случилось. В конце 1944 года бригаду переименовали в воздушно-десантный посадочный полк, и 22 февраля следующего года, миновав Румынию, мы высадились из вагонов в Венгрии, на станции Цеглет.
Прошли около сорока километров в направлении Будапешта. Остановились в деревне Топиобичке и жили там несколько дней. Разговаривали со стариком-мадьяром, который был ещё в первую мировую войну в России. Проклинает войну и, на чем свет стоит, ругает Салаши – венгерского фюрера.
Улица шумная, пыльная. Возле белой церкви разбитый немецкий танк с крестом на башне. Разливается мелодичный перезвон колоколов – объявлен месячный траур: пал Будапешт, взятый нашими передовыми частями. Одних это радует – видно по лицам, другие украдкой, за церковными стенами, льют слезы печали и скорби.
И снова в путь. Ночью колонны движутся молча, лишь иногда слышны покашливания да легкие перебранки – уснул на ходу и дал сапогом по пятке  или ещё что. Нас то и дело обгоняют машины, освещая высокие кипарисы и черепичные крыши домов. Только и ждешь, скорее бы привал. Невыносимо хочется спать. Чтобы не уснуть, ухожу мыслями в недалекое прошлое: представляю свой прииск Красный Урал (ныне Уралец), горы и леса, речку Мартьян, огромный пруд, плавающую на нем драгу – шум в ушах от грохочущей бутары и россыпь камней с элеватора… Мать что-то говорит мне, сестренки и братишка бросаются ко мне, сердце у меня щемит от тоски, от сознания, что между нами почти непреодолимая пропасть.
- Верните его в строй!.. Скорее, а то собьют!
Чувствую сильную руку на своем плече, открываю глаза, и все исчезает, кроме поющей тоски по дому, по Родине.
Минуло еще несколько дней. И снова ночь – холодная, дождливая. Ветер сбивает с ног. Люди жмутся друг к другу, чтобы не упасть. Все промокли до нитки. Будапешт утонул во тьме. Гудят провода, скрежещет железо с невидимых крыш.
Дунай. Шторм. Под ударами упругих волн понтонный мост раскачивается, идти по скользкому настилу – мука. Неприветливо встретил нас Дунай, о котором мы столько наслышаны. Дальше стало ещё труднее: ноги в жидкой грязи, обгонявшие машины загоняли нас в кюветы, полные воды. Привалы не объявляли, так как ни лечь, ни сесть некуда. Скоро ли это кончится? Каждый знал, что все только начинается.
Пока мы шли в район военных действий, нам, комсоргам, - я был комсоргом взвода связи батальона – удалось кое-что узнать от замполита Дорохина о противнике. Сосредоточив десять танковых и шесть пехотных дивизий, враг предпринял контрнаступление с целью сбросить нас в Дунай и снова прорваться к Будапешту. Но Будапешт уже позади, а мы все не можем догнать наши наступающие части. И только по явным признакам – множеству танков, артиллерии, груженых автомашин и повозок, скоплению воинских частей, движущихся нескончаемым потоком на Запад, можно определить, что фронт уже близко, что скоро наш черед…
Командир батальона капитан Слюсарев, уже в годах, но крепкий человек, приказал отвести людей в лес и ждать вечера. По рации связались с командиром полка Сорокиным. Сорокин дал добро. Хотя до вечера было ещё далеко, я держал рацию на приеме. Сашка Каримов, мой напарник, широкоплечий башкир с редкими зубами, спал рядом. Сам Слюсарев, начальник штаба лейтенант Савинов и командир взвода связи лейтенант Комиссаров сидели тут же и вполголоса переговаривались.
Низко над лесом пронесся самолет, оставив после себя тучу листовок. Внезапный оглушительный рев поднял часть ребят, зашевелились и остальные. Хватали, читали. Дорохин поймал листовку, наскоро пробежал глазами: «Русский солдат! За что ты воюешь? Когда ты дрался на своей земле – ты защищал свое Отечество, родину. За что ты сейчас борешься? На венгерской земле? Если ты оккупант, ты должен умереть».
- Лихо все перевернули! – произнес вслух, покачав головой.
-   Надо запретить, - проговорил Савинов.
Передавая ему листовку, Дорохин сказал:
-   Не надо. На дурака рассчитана – каждому ясно. Образчик пропагандистского банкротства. А бумага мужикам сгодится.
Савинов прочитал, глянул на повеселевших солдат и так же, как они, иронически усмехнулся.
Вечером пришел командир полка Сорокин, поздоровался со штабными офицерами за руку.
-   Поднимай людей, Слюсарев. Пора. Батальоны Агеева и Маженина уже движутся. Прикроют фланги. Я пойду с разведротой.
-   Приготовиться к движению! – подал команду Савинов.
Люди нехотя вставали, надевали вещмешки, подгоняли снаряжение, ездовые подпрягали лошадей. Рацию мы свернули: Батя был рядом, и в радиосвязи не нуждались.
Заметно смеркалось. По лицу хлестали ветки, ноги путались в зарослях. Комиссаров шел впереди взвода, то и дело оглядываясь, и окликал нас: Каримов, Машихин, Кобзев, Красиков…
-   Здесь мы все, товарищ гвардии лейтенант! – неслось от замыкающего. Лес кончился. Начался кустарник. Сквозь голые ветки просматривались поле, железнодорожная насыпь, а дальше высота, над которой в закатной дымке поблескивал купол церкви – там Киш-Пети. Пронеслась команда:
-   Развернуться в цепь!
Хлынула лавина, устремляясь к насыпи, - на путях состав из товарных вагонов без паровоза.
- Взвод связи, за мной! – скомандовал Комиссаров, следуя за штабом батальона.
Грузный на вид Слюсарев с пистолетом в руке, с завидной легкостью перепрыгивал через кочки и ямы, бежал быстро и, казалось, легко.
- Давайте, братцы, проворней, не губите себя! – подбадривал он ребят.                                                                                   
На высоте то тут, то там замелькали огоньки, светлые цепочки трассирующих пуль понеслись вниз, к нам. И заметнее всего, как маяк, мигал огонь на колокольне – оттуда бил крупнокалиберный пулемет. Почуяв и увидев опасность – вот она летит, смерть! – солдаты подхватили так дружно, что в какой-то миг оказались за насыпью. Шквал свинцового дождя пришелся по вагонам, колесам и рельсам, почти не коснувшись людей.
-   Ну вот, так-то лучше! – Слюсарев осмотрелся, выискивая кого-то.
-   Сейчас пэтээровцы врежут по пулеметам, и пойдем на штурм!
Только сказал, как ударили ружья. Но трассирующие огненные ленты не угасли. Ударили ещё – стало меньше.
-   Продолжайте стрелять! Командиры рот, поднимайте людей! Вперед!
Никто не пошевелился. Так всегда. Команда редко действует. Все ждут – кто первый.
-   Вперед!!!
Противотанковые ружья усилили стрельбу. Люди лежали. Ругаясь, Дорохин вскочил на ноги и, размахивая пистолетом, крикнул, что есть мочи:
-   Коммунисты и комсомольцы, вперед! Гвардейцы, вперед! На штурм! Ура-а-а! За мной! – и бросился за насыпь.
Два дня стоим под Нейхаузом. Наш батальон под командованием капитана Никищенко, заменившего погибшего Слюсарева, пять раз ходил в атаку на эту крепость, но так и не мог её взять. Место под Нейхаузом кто-то назвал долиной смерти. И действительно, там полегли основные наши силы. Много было раненых. Неподалеку от нас, задрав кверху перевязанный огрызок ноги, стонал красивый парень, почти юноша, и каждого, кто проходил мимо, слезно просил:
-   Братец, пристрели! Избавь от мук…
Савинов не выдержал:
                  -  Чего ты людей жалобишь, чего душу рвешь?! Ведь знаешь, никто такой грех на себя не возьмет. Чего зря просить? Ну, больно… Ну кричи, ори, но не проси…
В Алланде задержались недолго. Измученные беспрестанными боями и утомительными переходами, мы приближались к Фурту.
И сразу солдаты, перебравшись через речку, залегли на высоком берегу. Часть людей, в том числе и мы, связисты, и штаб замаскировались на этом берегу, на пригорке и в долине возле дома. Мелькнула женская фигура в окне. Машихин саперной лопатой пересек телефонный кабель и присоединился к нам. Солнце, свежий ветер, журчание воды на перекатах – и полное безлюдие. Мы с Сашкой Каримовым лежали за одним деревом и оба прислушивались, настороженно переглядываясь друг с другом и с Кобзевым, Красиковым, Машихиным – всем вместе все легче ожидать врага.
Кажется, дождались… Где-то за поворотом родился нарастающий шум. Может, порыв ветра? Нет. К шуму примешивался рокот моторов. Громче, отчетливее лязг гусениц. Вроде, ко всему привык солдат. Но все равно сердце не слушается, бьется чаще, и ничем себя не успокоишь. Ложусь на бок, вставляю запал в гранату, последнюю, больше у меня нет, и замираю в ожидании команды.
Из-за поворота вывернул танк, за ним бронетранспортеры и автомашины с полными кузовами солдат – каски блестят на солнце. Грохочущий вал накатывается неудержимо, и, когда выравнивается с нами, раздается и многократно в разных местах повторяется команда:
-   Огонь!!!
Творится что-то невообразимое: страшный треск, грохот, скрежет и звон металла. И в этом кошмаре рев, крики, вопли. Дымом и пылью заволокло дорогу. Я бросил, как все, гранату и стал стрелять из автомата. Из кузова разбитой машины вывалились и разбежались немцы, поняли, откуда стреляют, и бросились по дороге вслед за танком и бронетранспортером, отстреливаясь на ходу. Загорелся дом. Не обращая внимания на бой, женщина и мужчина, уже пожилые, бросились с ведрами тушить пожар. Колонна пронеслась мимо нас. Раскаты выстрелов и разрывов раздались вдали – немцы наскочили на соседний с нами батальон.
Когда ветер сдул с дороги дым и пыль, стали видны трупы вражеских солдат. Их было много. Раненые стреляли друг в друга. Мало-помалу люди приходили в себя и, когда выстрелы совсем стихли, стали вылезать из укрытий, грязные, растрепанные, потные. Кобзев тормошил Красикова.
-   Мертвого не поднимешь, - сказал кто-то, проходя мимо, - помогите лучше своему Машихину.
Машихин лежал на спине, раскинув руки. Волосы залиты кровью, из головы торчит белый червячок мозга. Бессмысленный взгляд округлившихся голубых глаз и бормотание пересохшими губами:
-   Подайте белую кружку воды… Подайте белую кружку воды…
Чем ему поможешь? Нужен врач. А где он? Прибежал запыхавшийся Дорохин.
-   Комбат, Савинов убит. Там, у речки лежит.
…Несколько дней находимся на сопке. С нами второй батальон. Каждую ночь ребята спускаются вниз и, обмакнув в масло тряпки, поджигают уцелевшие машины. Вспыхивает зарево, рвутся снаряды и свистящие ракеты, пронзительный свист переворачивает все внутренности, впечатление такое, что на тебя наступает, по крайней мере, полк. Тяжелораненых увезли через сопки на лошадях, запряженных в носилки.
С автоматной и разведывательной ротами по дороге, очищая ее от мелких вражеских групп, пробился штаб полка. Сорокин приказал собрать ездовых, санитаров, связистов, штабников – всех до одного. Собрали.
-   Товарищи гвардейцы! Вот Фурт, - показал Батя вдоль дороги, - это последний рубеж, который нам предстоит взять. Возьмем же его! За мной, орлы!..
Сорокин сам повел остатки своего полка в наступление. Фурт был взят.
В полную силу расцветала весна. До конца войны оставалось несколько дней

http://militera.lib.ru/memo/russian/pichugin_vs/index.html
«Парашюты раскрылись за Днепром»  Пичугин В.С.
1978 Год издания   Свердловск
« Последнее редактирование: 25 Мая 2020, 10:15:54 от Татьяна Калябина »
Записан

Татьяна Калябина

  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 441
Сахаров Валерий Николаевич
 


     Родился в 1925 г. Призван в армию в феврале 1943 г. Службу проходил в 3-й гвардейской воздушно-десантной бригаде и в 317-м гвардейском стрелковом полку. Гвардии рядовой. Был разведчиком. Участник Днепровской воздушно-десантной операции. В сентябре 1943 г. в составе десанта был выброшен в тыл врага под город Черкассы. Участвовал в освобождении Венгрии и Австрии. Получил ранение  в голову. Награжден орденами Отечественной войны I степени и Славы III степени, медалями «За отвагу», «За взятие Будапешта» и др. Уволился со службы в 1948 г. После окончания войны окончил Московский станкостроительный техникум и работал на Нижне-Тагильском комбинате  им. В.И. Ленина. Проводил общественную работу, был членом совета ветеранов войны комбината.


                                   На правом берегу Днепра
     

     Боевая биография моя началась 18 февраля 1943 г. (в 17 с половиной лет). После призыва Кунцевским военкоматом Московской области был направлен во Фрязино, где формировалась 3-я гвардейская воздушно-десантная бригада. Жили в землянках. Занимались боевой подготовкой. Учились стрелять, отрабатывали приемы борьбы, ориентировались на местности, овладевали боевой техникой, прыгали с парашютом.
В сентябре 1943 г. передислоцировались в Лебедин (в 10 километрах от г. Сумы). Был орудийным номером 45-мм пушки.
Десантирование за линию фронта на правый берег Днепра осуществлялось ночью на транспортных самолетах, по 40 человек в каждом. В период посадки в самолеты над аэродромом появились немецкие самолеты, которые сбросили на нас бомбы. Пушки наши были разбиты.
Наши самолеты быстро поднялись в воздух. Сопровождавшие нас истребители вели воздушный бой. Сбросили нас в лес, на болото в районе реки Ирдыни. Я повис на дереве. Срезал стропы, спрятал парашют и начал оглядываться. Прислушался. Вдали шла стрельба. Побродил в темноте. Через полчаса или час увидел человека, спрятавшегося за деревом. Им оказался наш старшина. Обрадовался: нас стало уже двое. А под утро собралось восемь-десять человек. Обосновались на болотах в лесах. Спали на кочках, примерзали к земле. Пищу доставали в деревнях. Воду пили речную или болотную, желтую. Днем шли непрерывные дожди. Сушились у бездымных костров.
Перед нами была поставлена задача: сгруппировать диверсионно-подрывную группу, отвлекать противника, осуществлять диверсии, способствовать успешной переправе наших войск через Днепр. Я был разведчиком. 14 октября 1943 г. с группой из восьми человек в районе деревни Дубиевка подорвал дивизионную радиостанцию. 29 октября в составе этой же группы участвовал в подрыве железнодорожного моста через реку Ирдынь.
8 ноября в районе г.Черкассы подорвали в пяти местах железнодорожное полотно, в шести местах – телефонную связь.
13 ноября 1943 г. в ходе наступления на деревню Свидовок в составе разведгруппы из 12 человек первыми ворвались в расположение противника и забросали гранатами здание школы. Был захвачен продовольственный склад и убито 15 гитлеровцев.
21 ноября мы соединились с частями 52-й армии под Черкассами (село Свидовок), а 23 ноября пошли в наступление на противника, брать Черкассы.
Во время боя 21 ноября 1943 г. на мой окоп двигался немецкий танк. Я бросил противотанковую гранату. Танк остановился и загорелся. Из него выскочили немцы. Один из них бросил гранату в мой окоп. Я был ранен. Потерял сознание. Ночью очнулся. Было тихо. Подняться не могу. Вдруг услышал: «Раненые есть?» Так я оказался в госпитале, после которого вернулся в свою часть в г. Тейково. Встретился со своим командиром Н.И. Прохоренко, с которым вместе десантировался.
Получил я 50 рублей за десантирование и 50 рублей за подбитый танк и отпуск домой на 10 суток. После отпуска был назначен связным к Н.И. Прохоренко, а затем к капитану М.Н. Федорову.
Из Тейково наша часть была переброшена в Быхово могилевской области, а затем в г. Сандомир (Польша). Участвовал в освобождении Польши, столицы Венгрии г.Будапешта. Войну закончил в Австрии.
В бою ранило командира батальона капитана М.Федорова. Вынес его с поля боя. Я был зачислен в 303-й артиллерийский полк, номером орудийного расчета 76-мм пушки по подноске снарядов. Полком командовал подполковник Файнштейн.
Награжден медалями «За взятие Будапешта», «За отвагу», в послевоенные годы – орденом Отечественной войны I степени, медалью «За победу над Германией».
« Последнее редактирование: 27 Мая 2020, 14:49:53 от Татьяна Калябина »
Записан

Татьяна Калябина

  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 441
                    Абалмасов Николай Петрович
           
                                   
                                                   
     Родился в 1925 г. В Советской Армии с 1943 по 1950 г. Призывался в г. Челябинске. Гвардии рядовой, при увольнении был сержантом. Службу проходил в воздушно-десантных войсках. Совершил 11 прыжков с парашютом, в том числе боевой прыжок в тыл противника в составе 3-й гвардейской воздушно-десантной бригады на правый берег Днепра в 1943 г. Был контужен. Награжден орденами Красной Звезды и Отечественной войны. После увольнения из рядов Советской Армии поступил в Воронежский  сельскохозяйственный институт. Работал в г. Свердловске на заводе по ремонту сельхозмашин мастером, начальником ремонтного цеха. В последующие годы работал преподавателем в лесотехническом, а с 1970 по 1990 гг.  – в горном институтах. Проживает в г. Екатеринбурге.     


                                        Назло всем смертям

                                            Смерть первая

     Николай Абалмасов боевое крещение получил до Днепра. Даже орден Красной Звезды получил, когда ещё не был солдатом, а находился на окопных работах на Белгородском направлении. Тогда из подвернувшегося под руку противотанкового ружья в критическую минуту он подбил три вражеских танка и тем самым отвел угрозу окружения огромного числа безоружных людей. Кое-какой опыт воздушного десантирования у него тоже был: после окопов, став солдатом, доставлял в партизанский отряд боевые грузы. И вот – рейд за Днепр…
- Могучий Днипро мы перелетали ровно в час ночи, - вспоминает Николай Петрович. – Я знал, что вот-вот в определенных местах должны появиться световые сигналы. Но что это? Огни горят повсюду! В небе рвутся осветительные ракеты и снаряды. Навстречу нам несутся сотни, тысячи трассирующих пуль. Ад кромешный под нами…
Да, он самый. А может, и хуже. Впереди от прямого попадания зенитного снаряда загорелся и стал разваливаться самолет, на котором летел командир пятой бригады. Подождать бы, пока его обломки рухнут вниз, но звучит неумолимая команда: «Пошел!» и Николай решительно бросился в проем двери. Внизу – море огней, грохот боя и трескотня автоматно-пулеметных очередей. Парашют раскрылся нормально и уже наполнился воздухом. Абалмасов поправил висевшую на груди снайперскую винтовку и тут почувствовал, как резко дернуло стропы. Парашют как-то неестественно и быстро заскользил в сторону. Сразу же обожгла мысль: пробит купол. Но чем? Горящими обломками самолета или трассирующими пулями? Да, посадка не обещает быть мягкой. Скорее всего… Нет, только не это. Николай чертыхнулся, вспомнив, как перед самой погрузкой в самолет у десантников отобрали запасные парашюты. Почему?! И тут осветительная ракета вырвала из тьмы ночи то ли дом какой, то ли группку деревьев. «Надо рулить туда!» - и десантник резко дернул за передние стропы, направляя свой дырявый парашют туда, где он только что видел какой-то неясный силуэт.
И ему повезло: падая с недопустимой скоростью, он угодил в скирду соломы, отскочил он неё, как мяч, и благополучно соскользнул на землю. Только подумал: «Фу! В рубашке родился…».
Потом, когда бежал полем на условный сигнал сбора, наткнулся на нескольких своих друзей, которые разбились о землю из-за того же самого, и ещё раз сказал себе: «Да, в рубашке. Теперь жить, да воевать надо».

                                         Смерть вторая

     Неподалеку от деревни Медведевка с трудом нашли друг друга всего 37 десантников. Группу возглавил заместитель командира батальона капитан Жигалкин. Кругом куда ни глянь – пальба. Немцы всюду. Продвигаясь со всеми предосторожностями, взошли на какой-то бугорок, окопались по всем правилам и решили отсидеться здесь денек, а там – пробиваться к своим.
Но немцы нарушили этот замысел, и уже ранним утром, поддерживаемые танками, атаковали позиции десантников. Бой длился до половины дня, ибо боеприпасы кончались, но тут танк выстрелил по скирде, солома загорелась, и поле окутало дымом. Под его завесой оставшиеся в живых скатились в овраг и все же оторвались от противника. В одном месте наткнулись на гору трупов своих побратимов. Боеприпасов у них не обнаружили, а вот несколько пакетов с продовольствием нашли. Когда подкрепились, капитан спросил Абалмасова:
-   Вон до той деревни добраться можешь?
-   Могу. А что? – переспросил солдат.
-   Надо разведать, есть ли там немцы. И сколько.
Взяв в напарники ещё одного десантника, Николай по-пластунски пополз к видневшейся неподалеку изгороди.
Войдя во двор крайнего дома, солдаты укрылись в погребе и стали дожидаться темноты. Но тут их обнаружила хозяйка и ускорила все разведдела. Немцев, сказала она, в деревне немного. В амбаре, который, как заметили солдаты, охраняется часовым, наверное, хранится оружие: она видела, как в него «стаскивали якись-то ружжя». Обо всем этом уже вскоре Николай доложил командиру группы. А часа через два он же бесшумно, броском кинжала снял с поста часового, и десантники набрали оружия и боеприпасов столько, сколько могли унести. Потом полыхнул скоротечный бой, в котором был уничтожен весь небольшой немецкий гарнизон, и группа растворилась в ночи.
До 10 октября, совершая дерзкие нападения на малочисленные группы врага, десантники благополучно обходили неприятельские засады. А вот в тот день не убереглись. Немцы обнаружили их на дне глубокого оврага и забросали гранатами. Николай вскинул было автомат, но тут рядом с товарищем громыхнул взрыв, и его всего обдало землей и кровью. Потом – ещё один взрыв, от которого со стены оврага отвалилась и придавила его собой глыба земли. «Вот и все», - подумал солдат и потерял сознание. Пришел в себя он уже после боя и начал было сгребать с себя землю свободной рукой, но в тот же миг почувствовал сильный удар по голове и опять потерял сознание. Когда пришел в себя, никакой земли на нем уже не было. Рядом, привалившись к стене оврага, сидел с двумя перевязанными култышками вместо рук старшина 1-й роты, рядом с распоротым животом извивался от боли солдат, которого пытался перевязать другой, тоже раненый, солдат. Неподалеку гоготали немцы. Николай потянулся рукой к поясу, где несколько минут назад была кобура с трофейным пистолетом, но ни пояса, ни даже гимнастерки на нем не было. «Вот когда все, - в самое сердце кольнула мысль. – Это же - плен…»

                                  Смерти пятая и десятая

     Пятая? Десятая? А где третья, четвертая и все остальные?
Все там же, в плену. Там чуть ли не каждый день грозил смертью. Чего стоил один полицай в Умани. Из русских, сволочь, был. Увидел как-то на Николае десантные американские ботинки.
-   Отдай, - говорит, - все равно расстреляем.
-   А ты сперва расстреляй, а потом снимай ботинки, - дерзко ответил Николай.
И полицай навел свой пистолет на десантника. Но тот не дрогнул.
-   Ладно, завтра пришлепну…
А назавтра его и других пленных повезли в Германию. По пути была остановка в Шепетовке. Увидев почти голого солдата, одна женщина бросила ему через колючую проволоку мешок и полбулки хлеба, за что получила от охранника пулю в грудь. Но этот мешок и согревал Николая до границы с Германией, где немцы делали дезинфекцию всем пленным. У входа в баню – две двери. Николая толкнули в левую. Когда помылся и обрядился в какой-то, кажется, французский френч, узнал от пленного истопника: правая дверь вела в газовую душегубку.
Потом был западногерманский лагерь № 326, где лютовал надсмотрщик Сашка-москвич. Вот уж кто поиздевался над пленными. В руках у него всегда – клинок и плеть. Чуть что – не тем, так другим достанет. С утра – маршировка на плацу, потом все ложились на живот и ползли, выщипывая траву. И горе тому, кто пропустит хоть былинку! Ещё хуже было после «сенокоса»: теперь надо было выгребать нечистоты из одного туалета и переносить в яму другого, а назавтра – наоборот.
Через неделю таких издевательств Николай Абалмасов свалился. И Сашка-москвич непременно заколол бы его, но кто-то из ребят тайком перенес его в тифозный блок. Здесь он стал отходить, поедая баланду тех, кто только-только умер. Однако вскоре немецкий врач заметил, что Николай вовсе не тифозный, обозвал его симулянтом и выгнал из блока. А тут как раз отправляли пленных на какие-то шахты, и Абалмасов угодил в этот эшелон.
В пути он снова ослаб, и когда поезд остановился в Нюрнберге, его вместе с умершими выбросили на кучу хвороста, которую с наступлением ночи должны были поджечь и тем очистить «великую Германию» от духа смердов. Но счастье и тут не оставило Николая. Печальную роль сожжения трупов осуществлял здесь персонал Международного госпиталя Красного Креста. Так вот, изучая личные карточки умерших (а немцы-педанты скрупулезно вели их), главный врач этого госпиталя некто Анатолий Иванович Кузьмин обратил внимание на то, что военнопленный Николай Петрович Абалмасов был родом из г. Павловска Воронежской области: «Так это же земляк мой!», -воскликнул он и приказал санитару найти его труп по номеру нагрудной бирки. И тут надо пояснить, что родители этого врача когда-то владели имением на Кантемировке, а сам он состоял на военной службе в Павловске Воронежской губернии. В первую мировую войну попал в плен, потом перебрался в Югославию и вот теперь снова был насильно угнан в Германию, где как-то устроился в Международный госпиталь.
Когда Николая извлекли из груды трупов, он оказался ещё живым. Кузьмин распорядился перенести его в одну из палат и начал лечить земляка. В его добрые руки он попал в день своего рождения – 18 декабря 1944-го, а в сознание пришел только 20 января следующего, победного года.
Хотелось Анатолию Ивановичу оставить земляка возле себя до конца войны, но гестаповцы не позволили: бандита жалеть? И попал он в какую-то кавалерийскую школу, которая находилась в Бамберге. Здесь вместе с другими военнопленными – Веней Бобылевым и Иваном Григорьевичем Нарбутом они готовили корм для лошадей, ухаживали за ними. Но на их беду случился пожар, и все трое угодили в гестапо, где были приговорены к расстрелу. Потом оказалось, что эта кара была заменена другой – отправкой в штрафлагерь в Граффенверк, откуда живым не выходил ни один пленник. Здесь «кавалеристы», как они прозвали себя, копали шахты под пусковые установки ФАУ-2. Семь конвоиров на десять узников – не убежишь. И все же однажды они решились и напали на зазевавшегося конвоира. Да неудачно, немец успел выстрелить, пуля лишь обожгла Николаю висок, но на выстрел сбежались другие. Что тут было – лучше не рассказывать. У Абалмасова оказались сломанными ребро, руки и ноги, выбиты зубы. Три с лишним месяца все трое пролежали в госпитале.
Когда вернулись в штрафлагерь, десятерых пленных конвоировал уже всего один немец: многих отправили на фронт, который уже приближался к границам Германии. Николаю и товарищам повезло больше, чем другим: их охранял немец, ненавидевший войну и Гитлера, отнявших у него трех сыновей. Звали его Ганс Штиммер.

                                                  Живи, солдат

     Николай как-то сразу понял это и повел с ним разговор о войне, о фашизме. Потом вопрос поставил прямо:
-   Ганс Штиммер, вы хотите уцелеть в этой войне?
-   Хочу, - ответил он. – Ещё как хочу. У меня же ещё дочь есть, её бы вырастить.
-   Тогда надо бороться. Помогите нам бежать. И сами поскорее уходите, - предложил ему Николай Абалмасов.
Но это легко было сказать – бежать да уходить. А куда? Рядом – граница с Чехословакией, где повсюду фашистские войска. На первом же шагу поймают. Если только навстречу американцам пойти? Так и решили. И тут – везение: американцы стали бомбить Граффенверк и его штраф-лагерь, и пленных направляли на тушение пожаров. Тут-то и запаслись заговорщики необходимым продовольствием, формой одежды вестарбайтеров, оружием. Во время третьей, сильной бомбежки погиб комендант лагеря. Прихватив его оружие и кое-какие документы, семь пленных переоделись, и Ганс Штиммер повел их на Запад. Легенда у него была одна: веду рабочих к такому-то и такому-то бауэру.
Через неделю пути оказались неподалеку от Франкфурта-на-Майне, и здесь, попав под очередную бомбежку, беглецы потеряли четырех товарищей. К вечеру грохот стих, и неподалеку появилась танкетка, над которой развевался американский флаг. Через несколько минут все были уже в какой-то американской части. Здесь на глазах у высыпавших навстречу им солдат и офицеров добряк Ганс Штиммер в щепки разнес свою винтовку и попросился в плен. Но ему был выписан соответствующий документ, и он отправился домой. А четверо наших, отдохнув с недельку, были зачислены в танковый десант. До самого 9 мая они были в боях. Бадкиссингер, Бамберг, Вюребург, Нюрнберг, Регенсбург, другие города – вот вехи их боевого пути.
А после войны вместе с другими бывшими советскими военнопленными они должны были отбыть в Калифорнию, куда отправлялась их часть. Но на их счастье, как-то встретился им полковник из советской миссии во Франции. Он-то и посодействовал возвращению Николая и его друзей на Родину. Их сняли прямо с корабля, отходившего в Америку. Макс, командир танкового взвода, в котором воевал Николай Абалмасов, на ломаном русском языке сказал ему примерно так:
-Живи, солдат! Ты храбро воевал, достойно прошел муки ада – так будь счастлив!
Теперь к сказанному осталось добавить совсем немного. Десантнику Днепровской воздушной операции, как, впрочем, и другим его друзьям по несчастью, довелось пройти и через узилище нашего пересыльного лагеря, где лютые контрразведчики допрашивали их со всей жестокостью. Дней десять так. Потом  - короткое:
-   Ждите.
Дождался Николай, приехал за ним капитан одной из частей Группы советских войск в Германии, и дослужился здесь бывший десантник до сержантских погон. В 1950 году уволился в запас. Как человека, побывавшего в плену, в Воронежский государственный университет его не взяли. Пришлось идти на факультет механизации в сельскохозяйственный. Здесь смилостивились.
В 1955-м вместе с женой по распределению приехал в Свердловск. Преподавал в лесотехническом и горном институтах. Сейчас – на пенсии.
Когда фотографировался, сказал:
-   Сейчас в живых из 3-й гвардейской воздушно-десантной бригады нас 120 человек осталось. Большинство лежит там, за Днепром, и я очень жалею, что нет среди них меня.

                                                            У меня нет слов, чтобы прокомментировать эти слова.

                                                                                              В. Симонов,
                                                                              подполковник в отставке

                 
                              Николай Петрович Абалмасов  умер   6 февраля 2020 года
« Последнее редактирование: 27 Мая 2020, 14:50:45 от Татьяна Калябина »
Записан

Геннадий Кушелев

  • Кушелев Геннадий Юрьевич
  • Эксперт
  • Участник
  • *****
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 10 865
  • Skype: g_kushelev
Татьяна,
большое спасибо за публикацию об Абалмасове!
Ваш текст повторил здесь
http://www.sgvavia.ru/forum/149-1100-789266-16-1590407392
Записан
С уважением,
Геннадий
Буду благодарен за информацию о побегах советских военнопленных
Suche alles über Fluchtversuche von russischen Kriegsgefangenen

viktorin

  • Викторин
  • Опытный пользователь
  • Участник
  • ***
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 955
  • Виктор Николаевич, Новосибирская обл.
    • WWW
Удивительно, что свои зверьем оказались! И неудивительно что лучше-бы остался там с большинством, за Днепром...
Записан
Мой прадед Корольков Лаврентий Акимович(Иоакимович), проживал в конце 19 века в районе Семипалатинска, с 1900г  жил в д.Елизаветинка Верхне-Каинской волости Каинского уезда Томской губернии, в 1933 вернулся снова в  Семипалатинск. Следы потеряны.
Страниц: [1]   Вверх
« предыдущая тема следующая тема »