- Разрешите вести?- козырнул младший лейтенант.
Командир дивизии не успел ответить, Петровский опередил его.
- Так что с тобой делать? Под трибунал? – спросил он у бойца.
- Так точно, - ответил красноармеец тихим, пустым голосом, не шевельнувшись.
Было ясно, что он впал в прострацию, находился в положении, близком к депрессии.
- А может, полковник, направим его в свою часть? Пуская там товарищи с ним поговорят. С ними, может, он будет более разговорчивый.
Командир дивизии понимал, что комкор не совета спрашивает – отменил его решение, но не хотел вредить престижу: он был убеждённый противник того, чтобы вышестоящий командир отменял приказы нижестоящего в присутствии подчинённых.
- Отведите в полк и передайте командиру полка: бойца направить в свою роту, - приказал Прищепа младшему лейтенанту.
Комкору показалось, что Прищепа посмотрел на него с признательностью и облегчением.
Красноармеец внезапно дёрнулся, как ужаленный.
- Направьте меня в свою роту! – немо закричал. Глаза его выпучились, загорелись страшным лихорадочным блеском, щёки обожгла густая багровая краска. – В свою роту, в свою роту!
Так же неожиданно, как загорелся, он утих, словно обмяк. Поглядев на комкора, на командира дивизии взглядом, полным невысказанного страдания и боли, тихо сказал:
- Я оправдаю себя…
Он пошёл, ссутулив крутые плечи, втянувши голову. Петровский смотрел ему вслед, думал: один, хотя ему и не время ещё на фронт, просится туда, настаивает, добивается, другой убегает, прячется… Люди, как и птицы, должны летать, а вот же не каждый умеет. Это, видно, вечная загадка, которую никому пока что разгадать не суждено...
…А тем временем в Москве начальник Генерального штаба Красной Армии генерал армии Жуков докладывал Главнокомандующему Сталину, что корпус комкора Петровского перешёл в контрнаступление, форсировал Днепр и освободил города Жлобин и Рогачёв. Главнокомандующий воскликнул:
- Это победа! – и внезапно обратился к Жукову: - Георгий Константинович, а что это за звание – комкор?
- Штаб фронта готовит документы о присвоении Петровскому звания генерал-майора, - ответил Жуков.
Сталин уточнил:
- Генерал-лейтенанта.
Кто знает, может, в ту минуту ему подумалось то, что через время он сказал Маршалу Советского Союза Рокоссовскому, который также, как и Петровский, в своё время был репрессирован: «Глядя на вас, мне иной раз хочется опустить глаза».
Советское информационное бюро в вечерней сводке за 13 июля сообщило: «На Западном направлении наши войска снова овладели городами Жлобин и Рогачёв».
Это были первые советские города, отбитые Красной Армией у гитлеровских захватчиков.
Июль в тот год в самом деле можно было назвать красою лета: выдался он тёплый, солнечный, ясный… Буйно цвели медовые травы, липа, в лесах и садах спели ароматные ягоды, а на полях уродила на славу рожь…
Можно было бы, если б не война…
Петровский стоял на краю широкого хлебного поля, глядел, как тихо, привольно качались под ветром усатые, налитые ядрёным зерном колосья. Сколько раз он видел его таким, и всегда ему казалось, будто впервые оно перед глазами. Смотрел и не мог насмотреться. Вот и теперь…
Неожиданно подступило (который раз уже – так больно!) горькое сожаление: а он же вынужден вести свои дивизии по этим живородящим полям, вытаптывать их, выпаливать огнём, сотрясать смертоносными взрывами…
Вторую неделю дивизии корпуса с тяжёлыми боями продвигались на запад, не давая немцам укрепиться на выгодных рубежах. Приходилось отбивать многочисленные контратаки. Комкор постоянно находился в частях, которые наступали. С утра до ночи. Он всегда был там, где складывалась тяжёлая ситуация.
Вчера с утра ему дважды приходилось поднимать людей в атаку. Во время одной из тех атак ранило его охранника, который находился рядом. Мина разорвалась чуть не под ногами, осколок дёрнул около локтя генеральскую гимнастёрку. Другой рассёк кобуру.
(
К сожалению, это всё, что имеется. Повесть А.П.Капустина "Талисман для генерала" нигде не найти 
)
