http://iremember.ru/desantniki/nezhivenko-petr-nikolaevich.htmlВоспоминания полковника в отставке Петра Николаевича НЕЖИВЕНКО об участии в боевых действиях в тылу врага в составе 3-й гвардейской воздушно-десантной бригады в сентябре-ноябре 1943 года.
http://ia-fryaz.mosoblonline.ru/news/2625.htmlhttp://i027.radikal.ru/1104/d3/2ccf66349c54.jpgНа снимке: П.Н. Неживенко, О.Г.Волков, В.М. Иванов-Ещенко, 2008 год.
http://s019.radikal.ru/i631/1302/15/6f077a1bf44d.jpgШёл апрель 1943 года. Стратегическая инициатива была в руках Советской армии. Она успешно вела наступательные бои на всех фронтах Великой Отечественной войны. За период зимней кампании 1942–1943 годов она нанесла
серьёзные поражения гитлеровским войскам, уничтожила огромное количество живой силы и техники врага, окружила и ликвидировала две немецкие армии под Сталинградом, взяла в плен свыше 300 тысяч вражеских солдат и офицеров и освободила от немецкого ига сотни советских городов и тысячи сёл. Вpaг оказался вынужденным открыто отказаться от сво
ей первоначальной установки на молниеносную войну. Но он был ещё сильным, и впереди предстояла тяжёлая борьба за полную победу над гитлеровскими извергами, требующая больших жертв, напряжения всех сил и возможностей, огромной выдержки, железной стойкости. До Великой Победы надо было пройти ещё длинную и трудную дорогу. И для этой цели нужны новые силы, новые резервы, новые формирования.
Именно так мы понимали своё предназначение, прибыв в апреле 1943 года из 2-го запасного воздушно-десантного полка, дислоцировавшегося в районе станции Мокроус Саратовской области, на формирование 3-й воздушно-десантной бригады. Прибыли мы поездом в г. Щёлково Московской области. До посёлка Фрязино шли пешком. Возле четырехэтажного
здания школы № 1 (оно было самым большим в посёлке) нас построили и распределили по батальонам, ротам. К нашей группе воинов подошёл среднего роста коренастый чернявый майор и сказал, что службу мы будем проходить под его началом, так как он командир 1-го парашютно-десантного батальона Михаил Никифорович Жирносеков. Посмотрев внимательно на наши тощие фигуры, он с улыбкой произнес: «Ничего, были бы кости, мясо нарастёт».
Михаил Никифорович Жерносеков.
Представил он нам заместителя командира батальона по политической части майора Александра Абрамовича Блувштейна, старшего адъютанта батальона (так назывался начальник штаба) старшего лейтенанта Алексея Игнатьевича
Войтенко.
Это были молодые офицеры, но уже побывавшие в боях. Ведь наша 3-я воздушно-десантная бригада переживала своё второе формирование. Как мы узнали позже, сформирована она была впервые в апреле 1941 года и вошла в состав 2_го воздушно-десантного корпуса, который в июле-сентябре 1941 года участвовал в боях на Юго-Западном фронте северо-западнее г. Киева и других районах. Командовал бригадой полковник Григорий Андреевич Ковалев, который, будучи уже командиром дивизии, погиб 25 мая 1942 года под селом Бунаково Лозовского района Харьковской области во время нашего наступления на Изюм-Барвенкоском направлении.
Затем в октябре 1941 года в г. Орджоникидзе 2-й воздушно-десантный корпус был преобразован в 32-ю гвардейскую стрелковую дивизию. В мае 1942 года она направляется на Северо-Кавказский фронт, где в составе 18-й армии отличилась в боях за Кавказ и Крым и стала впоследствии называться Таманской Краснознаменной ордена Суворова дивизией.
Вот такие славные боевые традиции были в части, когда мы прибыли для прохождения дальнейшей службы. Она у меня началась в роте противотанковых ружей (ПТР), командиром которой был старший лейтенант Сергей Сергеевич Слю-
сарев, мужчина лет 25, высокого роста, широкоплечий блондин. Распределяя нас по взводам, он каждого расспрашивал, откуда родом, какое образование и специальность имели на гражданке и чему учились в запасном полку. Когда я доложил, что имею специальность снайпepa, он с радостью воскликнул: «Такие нам нужны! Фашистские танки надо поражать поснайперски, с первого выстрела». И, похлопав по плечу, отрезал: «Будете наводчиком ПТР, первым номером, командиром расчёта». Так я стал бронебойщиком 1-о взвода, которым командовал лейтенант Алексей Иванович Назаревич наш ровестник окончивший ускоренный курс курс подготовки в воздушно-десантном училище. Дело своё он знал хорошо, умело обучал нас воинскому мастерству, правильно сколачивая дружный боевой коллектив взвода.
А солдатские будни были очень напряжёнными: мы упорно осваивали новое пятизарядное противотанковое ружьё ПТРС конструктора Симонова, калибра 14 мм; учились стрелять бронебойными, бронезажигательными зарядами. Вся наша учёба была максимально приближена к боевым условиям и отвечала руководящему принципу: учить войска тому, что необходимо на войне. Всё было подчинено интересам подготовки десантников к фронту. И каждый из нас проявлял старание, инициативу, солдатскую смекалку…
«Тяжело в учении легко в бою-напоминал слова Суворова всей роте наш командир старший лейтенант С. С. Слюсарев. – Кто может покорить воздушную стихию? Пилот, птица и десантник! Кто может внезапно нагрянуть на голову врага? Десантник!» – восклицал Сергей Сергеевич-случшая его, мы проникались гордостью за свой молодой род войск, за то, что носим голубые погоны и эмблемы лётчиков, и это придавало нам силы. Хорошей физической закалкой для каждого являлись тренировки по преодолению в полном снаряжении полосы препятствий, где сначала надо 25 метров проползти по_пластунски под колючей проволокой, преодолеть бум, забор, разного рода перегородки, ров с водой, провести рукопашный бой, бросить гранату, захватить окоп и вести из него огонь. И на это всё даётся определённое время. Если не укладываешься – опять тренировки, тренировки и тренировки. Мне всё давалось быстрее, я был ловчее, и на бригадных соревнованиях по преодолению полосы препятствий я завоевал призовое место и вскоре был выдвинут на должность командира отделения.
Теперь пришлось отвечать не только за себя, но и за подчинённых, которые составляли три расчёта противотанковых ружей.
Ребята у нас были хорошие, большинство мои сверстники. Мы всегда понимали друг друга, что помогало успешно решать задачи подготовки к грядущим боям, в т.ч. учиться прыгать с парашютом. Это дело нелёгкое, нужно преодолеть
страх, который, естественно, появляется у каждого. Чтобы понять это чувство, надо обязательно самому постоять у раскрытого люка самолёта или раскрытой дверцы корзины аэростата, почувствовать холодок под сердцем перед непости-
жимой высотой и решительно шагнуть в пропасть, как только прозвучит команда «Пошёл!».
После первого прыжка выдаётся нагрудный знак парашютиста гордость каждого десантника. Мы успешно совершали прыжки днём и ночью, с оружием и без него, на различную местность из аэростатов, самолётов. На прыжки ходили пешком, неся на себе основной и запасной парашюты, имея полную десантную экипировку, общим весом за 60 кг. Расстояние до аэродрома Чкаловский – 15 км, начало прыжков в 6 часов. Расстояние преодолевали форсированным маршем. И непременно велась планомерная закалка на выносливость, рассчитанную на боевые действия в тылу врага, где нужна мобильность, маневренность, быстрота и решительность действий. Одним словом, отрабатывали десантную тактику действий. Для этого нас часто поднимали по тревоге, и мы совершали марши_броски в полном боевом снаряжении сквозь чащобу лесов, трясину болот на несколько километров с выполнением определённых боевых заданий на тактическом фоне и обязательно с форсированием рек.
Завершающим этапом по подготовке нас к фронту явилось в начале сентября 1943 года бригадное учение с выброской всего личного состава, боевой техники с самолётов на берег Москвы-реки в Раменском районе Московской области. Это примерно в 100 км от нашего расположения. Учением руководил командующий воздушно-десантными войсками генерал-лейтенант А. Г. Капитохин. Как потом мы догадались, это была генеральная репетиция перед выброской днепровского десанта.
Учение длилось несколько суток. Вся боевая техника и снаряжение были на солдатских плечах. Здесь как никогда проявляется выручка, чувство локтя. «Один за всех – все за одного!» – взаимопомощь и взаимовыручка – это боевой кодекс десантника.
Бывало, вернёшься с таких учений, снимешь гимнастёрку, а она так пропитана потом, что стоит, как шалаш. Мы хорошо понимали, что учения нужны для грядущих побед и безропотно переносили все тяготы и лишения. А состав нашей бригады был действительно молодой, большинство 17–18-летние. Были и кадровые десантники, которые уже побывали в тылу врага на Западном, Северо-Западном, Сталинградском и других фронтах. Воздушно-десантные войска применялись на решающих участках фронтов для выполнения особо важных задач. Так было в 1941 году на Украине в районе Киева, в битве под Москвой, Сталинградом, Курском, где десантники прославили себя стойкостью, мужеством, отвагой, героизмом и заслужили почётное звание гвардейцев. Предстояло и нам получить Гвардейское Боевое Знамя бригады в июле 1943 года. Это был большой праздник.
Вся бригада, стоя на одном колене с оружием в руках, повторяла за своим командиром полковником Василием Константиновичем Гончаровым специальную гвардейскую клятву. Нашей бригаде вручили Боевое Знамя, на котором написано «Смерть немецким захватчикам! 3_я гвардейская воздушно-десантная бригада». Прогремел артиллерийский салют. Были вручены каждому нагрудные знаки «Гвардия». Отныне при обращении друг к другу, к командиру мы обязаны перед воинским званием добавлять: «гвардии рядовой», «гвардии сержант» и т.д. Это звучало гордо и обязывало ко многому.
Торжество продолжилось большими спортивными соревнованиями. Особый интерес у нас вызывала борьба самбо, бой невооружённого с вооружённым, владение финским ножом и др. Был интересный концерт художественной самодеятельности, на котором выступал и наш командир роты старший лейтенант С. С. Слюсарев. Он так страстно читал стихотворение К. Симонова «Если дорог тебе твой дом», что и сейчас слышу слова: «Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз его увидишь ,
столько раз его и убей!»
И кто мог знать, что этому прекрасному человеку уже в звании майора и в должности командира батальона весной 1945 года придётся героически погибнуть в атакующей цепи на подступах к озеру Балатон (Венгрия) от прямого попадания снаряда…
В то время система боевой, парашютно-десантной, политической подготовки, партийно-политической работы была направлена на воспитание у каждого из нас высоких боевых и моральных качеств, и прежде всего преданности Родине,
священной ненависти к врагу, готовности отдать все силы, а если потребуется, и жизнь, для полного разгрома фашистской Германии.
Главное внимание в этой работе уделялось разъяснению каждому воину сводок Совинформбюро, приказов Верховного Главнокомандующего, в которых излагалась международная обстановка, а главное, задачи и цели для каждого рода войск и для каждого специалиста. Мне как агитатору взвода частенько приходилось вести эту работу после соответствующих инструктажей политработников нашего батальона. У меня с собой всегда была свежая газета, её статьи с интересом слушали товарищи по взводу. Приезжали нам читать лекции из политотдела ВДВ, проводились беседы, митинги, посвящённые победам Красной армии на фронтах Великой Отечественной войны. Помню, как 5 августа 1943 года нас уже после отбоя подняли слушать по радио важное сообщение об освобождении Орла и Белгорода и первом за годы войны салюте в честь этой победы. После этого состоялся митинг, на котором выступавшие офицеры, сержанты, солдаты с гордостью говорили о нашей армии, сумевшей разгромить крупнейшую группировку противника, овладеть стратегической инициативой и повернуть ход войны в свою пользу. Они клялись беспощадно мстить фашистским захватчикам за кровь и слёзы советских людей, попавших в оккупацию, до последнего дыхания бороться за полное изгнание немецких извергов с нашей земли, приближая день нашей Победы. «Смерть немецким захватчикам!» – прозвучал в конце митинга.
наш боевой лозунг периода Великой Отечественной войны.
Мы бесконечно были рады такому успеху нашей армии, чувствовался высокий подъём и моральный дух моих боевых друзей, порыв немедленно идти в бой и отомстить за поруганную землю, за чинимые зверства на оккупированной территории, освободить народы от фашистского рабства.
Звериное лицо немецкого фашизма я видел, будучи в составе своего 9 класса «Б» летом 1941 года на строительстве оборонительных сооружений на левом берегу Днепра, где более десятка моих школьных товарищей в 14–15_летнем возрасте оставили свои молодые жизни под беспощадными бомбёжками и обстрелами фашистских стервятников. Ведь мы практически были безоружны, в наших мозолистых руках находились лопаты, ломы, кирки, мотыги, которыми мы
рыли окопы, доты, дзоты, противотанковые рвы. В то время это было очень нужно, чтоб как-то задержать продвижение врага, который вынудил нас отступать до самого Сталинграда, где я стал солдатом. А мои уже старенький отец и
мать попали под фашистскую оккупацию, находясь в с. Андрианополь Ворошиловградской области. Я с нетерпением ждал наступления того дня, когда и я начну выполнять свой солдатский долг по освобождению родной земли и своего народа, когда и я смогу лично отомстить фашистам за их злодеяния.
И вот наступил день, когда наша 3_я гвардейская воздушно-десантная бригада ночью 20 сентября 1943 года была поднята по боевой тревоге. Старших командироввызвали в штаб бригады, затем всех офицеров собрали в штаб батальона, и после этого нам разъяснили сложившуюся обстановку на фронтах и то, что по приказу Верховного Главнокомандования наша бригада убывает на фронт.
Всё население посёлка Фрязино вышло провожать нас. Раздавались возгласы: «Бейте крепче фашистских гадов! Возвращайтесь к нам с победой!» Женщины махали нам платочками, руками, а на глазах многих были слёзы. Ведь они
проводили на фронт своих мужей, сыновей, родных, земляков, и многие из них уже никогда не вернутся домой.
Это было торжественно-печальное прощание, а наш духовой оркестр играл знаменитый русский марш «Прощание славянки».
Так мы покинули родной нам подмосковный посёлок Фрязино и по прибытии на ст. Щёлково погрузились в эшелон, застучали вагонные колеса, унося нас ближе к фронту.
Разместились мы примерно по 60 человек в пульмановских вагонах с дощатыми нарами. Поезд вёз нас на всех парах, везде нам была дана зелёная улица. Остановки были только для смены бригады, заправки водой и топливом локомотивов. Этого времени было недостаточно, чтобы покормить нас горячей пищей, поэтому каждому выдали сухие пайки, и они нас выручили. Ели концентраты рисовой и гречневой каши, гороха, были колбасные консервы и галеты, а воды почти не было, так как не успевали её набирать.
Когда проезжали города Орёл, Курск, Сумы, везде виделись следы только что прошедших ожесточённых боёв: стояли подбитые танки, орудия, видны были развалины окопов, блиндажей, дзотов, не говоря уже о разрушенных городах,
сёлах, посёлках и т.д. Всё это без слов напоминало о необходимости отомстить фашистскому зверю, хребет которого после Курской битвы был уже надломлен, но ещё он рассчитывал отсидеться за «восточным валом» на правом берегу Днепра и приостановить наступление наших войск. Как потом мы узнали, нас везли для того, чтобы вместе с наземными войсками поломать эти замыслы врага.
Не прошло и суток, как мы 24 сентября 1943 года прибыли на тупиковую конечную остановку в г. Лебедин Сумской области и после разгрузки сразу же направились в лес, за которым располагался фронтовой аэродром. На нём
много было самолётов ЛИ-2, ПС-84, «Дугласов». Это был известный 101-й гвардейский авиационный полк авиации дальнего действия, которым командовала Герой Советского Союза, знаменитая лётчица полковник Валентина
Гризодубова.
Начались последние приготовления: мы разыскали свои парашюты и ПДММ, стали получать боеприпасы, продукты, под
гонять оружие и снаряжение. Все старались как можно больше набрать боеприпасов, гранат и поменьше продуктов питания.
Когда все приготовления были закончены, мы собрались всем взводом, наш запевала Вася Голованов затянул, и мы все подхватили нашу любимую песню:
Прощай, земля большая,
Десант наш улетает,
И в вражьем тылу,
За землю свою
Десантник не дрогнет в бою.
«Молодцы, ребята, хорошо поёте, не унываете, значит настоящие десантники, – сказал техник самолёта. – Есть ли среди вас земляки? Мой родной Донбасс Красная армия заканчивает освобождать», – произнёс он. Меня это очень взволновало, так как я был родом из Ворошиловградской области и мою родину также освободили на днях. Я попросил у него бумаги и карандашом написал коротенькое письмо родителям, он обещал отправить через свою почту. Это было первое моё письмо с тех пор, как я в 1941 году покинул родной дом.
И надо так случиться, что мама его получила и начала посылать письма по нашему адресу: полевая почта 15959, но ответ был один – адресат выбыл. И мать, оставшаяся без отца (его 60-летнего сначала посадили в тюрьму как активиста, а затем увезли в Германию), надеялась и ждала четырёх сыновей, ушедших на войну. Такая судьба была у миллионов матерей нашей Родины, и они выстояли, помогая фронту, как могли. А главный их подвиг в том, что они благословили своих мужей, сыновей, дочерей на священную войну против фашистских оккупантов. Низкий поклон им за это и вечная
память.
А время бежало, начались сумерки. Прозвучала команда: «Одеть парашюты, подогнать оружие, снаряжение, приготовиться к посадке в самолёты!» Нашего командира взвода вызвали к командиру батальона за получением боевой задачи. Она была очень короткой: «Десантироваться в тыл врага, захватить плацдарм на правом берегу Днепра по рубежу населённых пунктов Македоны, Казаровка, Синявка и закончить операцию в течение 3–5 дней до подхода наземных частей».
Такая задача была поставлена бригаде, а нам командир взвода её довел в таком виде: «После приземления – сбор по красной ракете в районе домика лесника, дополнительно задачу получим на месте, всего будем в тылу 3–5 дней». Он назвал номер нашего самолёта, пароль и отклик, дал ряд необходимых указаний по погрузке наших ПДММ и размещению личного состава в самолёте.
У нас был установившийся порядок, когда через каждые пять человек мы ставили в самолёте сильных ребят, которые своей силой и массой при движении к дверям уплотняли парашютистов, и таким образом обеспечивалась быстрота и кучность выброски. И на сей раз мы этому правилу были верны.
Забегая на многие годы вперёд, скажу, что рядом с нашим кораблём был самолёт, на котором борттехником летал капитан Василий Петрович Съедин. Через 12 лет я женился на его дочери, ныне Любови Васильевне – моей боевой подруге. При встречах мы часто вспоминали о Днепровском десанте, и такие бывают в жизни параллели. В оставшееся время до посадки в самолёт мы с командиром взвода провели подгонку оружия, снаряжения, парашютов, напомнили, как надо в воздухе изготовляться к бою и приземлению, условились о своих звуковых сигналах для сбора взвода.
Получением боевой задачи перед самым вылетом в тыл врага обеспечивалась скрытность операции, тем не менее при нахождении на аэродроме прошёл слух среди десантников, что противник обнаружил место нашего сосредоточения и будет бомбить. Такие слухи были не без основания, так как дальнейший ход десантирования во многом подтверждал тот факт, что противник узнал о десанте, месте его выброски и подготовил противосамолётные, противодесантные средства и наземные войска для уничтожения грозящей ему опасности.
– Первый батальон собраться на митинг! – донеслось до нас с центра аэродрома, где в лучах прожектора стояла бортовая машина и на ней высилась фигура нашего командира батальона майора М. Н. Жерносекова и замполита майора А. А. Блувштейна. Собрались быстро. Замполит открыл митинг, слово предоставил командиру батальона. Майор подошёл к концу борта машины и медленно испытующим взглядом окинул строй десантников.
Стоят его питомцы в полной готовности к боевому прыжку, сосредоточенные, внимательные лица, ждут, что им скажет майор. В первой шеренге майор видит Сашу Болохова – москвича, кадрового десантника, лихого разведчика, побывавшего на Северо-Западном фронте. Стройный крепыш, неунывающий весельчак, запевала и затейник самодеятельности роты. На этого можно положиться. А радом с ним Пётр Сауленко – лучший бронебойщик роты ПТР.
Его престарелые родители остались в оккупации на правобережной Украине. Ещё в окопах Сталинграда он дал клятву освободить их, добить фашистского зверя в его собственной берлоге. На его груди нашивка за тяжёлое ранение, орден «Красной Звезды», медаль «За оборону Сталинграда». Этот в бою не подведет.
Взгляд командира задержался на полусогнутой фигуре Даниеляна Паркева – уроженца солнечной Армении. До войны он работал шахтёром на медных рудниках, мечтал построить свой дом, иметь много детей. Война поломала его планы.
Теперь в его рунах автомат, десантный нож, которым он владеет мастерски. Он отличный десантник. С таким и в разведку можно идти.
За ним стоит Саджи Мучкаев – сын калмыкских степей, лихой наездник, работал табунщиком в колхозе. Совсем юнцом, в семнадцать лет, он добровольно стал солдатом и попросился в десантники. И теперь его путь – в тыл врага. На лице решимость и отвага.
Переминается с ноги на ногу маленькая фигура девятнадцатилетней радистки Лиды Тамбовской. В первые дни войны у неё на глазах погиб её муж – молодой лейтенант-пограничник. Вся застава стояла насмерть, чудом Лида спаслась. Добровольно стала парашютисткой, решила поквитаться с фашистами за своего мужа, за поруганную белорусскую землю.
Плечом к плечу в едином строю стоят муж и жена: старший лейтенант Н. В. Воронин и переводчица нашего батальона – лейтенант Галя Полидорова. Они недавно поженились. Ему немного за двадцать, ей – восемнадцать. Жить бы им да жить и детей растить. А предстоит «свадебное путешествие» в тыл врага. И они готовы к любым испытаниям, как и все стоящие в строю нашего гвардейского десантного батальона.
«С такой многоязычной, но дружной и сплочённой фронтовой семьёй не страшны никакие опасности. Можно в огонь и в воду», – заключил комбат.
Никто тогда ещё не знал, что наш командир – коммунист майор М. Н. Жерносеков в первые дни боёв десанта в тылу врага будет мужественно сражаться и героически погибнет в бою с превосходящими силами фашистов. Его посмертно наградят орденом Отечественной войны первой степени, который вручат после войны его жене – Евдокии Даниловне Жерносековой.
После митинга мы пришли к своему самолёту. Наступили сумерки, а за ними и темнота, небо затянули облака и начал моросить дождь. Мы забеспокоились, не отменят ли полет из-за погоды. Члены экипажа понимали и наше состояние, и предстоящую судьбу, так как не раз выбрасывали в тыл парашютистов, грузы для партизан, вывозили от них раненых.
И вот наступил долгожданный момент: раздалась команда: «По самолётам!». Еле переступая с ноги на ногу, мы направились к своему самолёту. Заходили в него с помощью двух человек – снизу к двери подталкивали каждого парашютиста. Такие мы были «тяжеловесы».
В этот самолет разместились наши два отделения и мы с командиром взвода, а одно отделение было распределено в другой корабль, так как с такой экипировкой парашютистов и грузом один самолет брал от 17 до 24 человек и три-четыре мешка ПДММ. Рассредоточение взвода по двум самолётам было не в нашу пользу: быстрый сбор личного состава после приземления невозможен. В центре самолёта под пластмассовым светлым колпаком расположился воздушный стрелок с круговой турелью, на которой смонтированы спаренные крупнокалиберные пулемёты для стрельбы по вражеским истребителям, атакующим сверху, а в хвосте была другая пулемётная установка для стрельбы по самолётам, заходящим в хвост и снизу.
Взвилась красная ракета и мы пошли на взлёт. Самолет качнуло, немного он пробежал по взлётной дорожке и поднялся в воздух. Благополучно ли пройдём над фронтом? Долетим ли до места? Как пройдёт прыжок и особенно приземление? Как там сложится всё в первые минуты на земле? Всё неизвестно, и всё таит в себе опасности. Никто в эти минуты спокой-но но думать не мог. Волновался я, взволновались мои боевые друзья.
А небо было тёмное, и лишь когда пробились выше облаков, оно просветлело, видны были звёзды. Каждый думал о своём…
Наш 1-й взвод бронебойщиков роты ПТР 1-го батальона 3 ГВДБ – это хорошо подготовленный, сплочённый, боевой коллектив десантной гвардии. Прошло много лет, а память ещё сохранила моих боевых друзей Степана Моротканова, Ивана Лазаренко, Михаила Шахова, Васю Голованова, Николая Луценко, Анатолия Карташова, Гогу Беридзе, нашего взводного Лёшу Назаревича и других.
Теперь нам предстоял боевой прыжок и серьёзные испытания. И этот экзамен начался в воздухе, когда стали подлетать к Днепру. В то время линия фронта шла по его правому берегу, где немцы сильно укрепились и думали отсидеться
за «восточным валом», не пустив туда войска Красной армии. Серебристая чистая гладь Днепра была нам хорошо видна с высоты. И только её миновали, как началось такое, какого мы ещё не видели и не испытывали никогда. Вокруг самолёта сплошные разрывы зенитных снарядов, а впереди огненные стены заградительного огня, небо засвечено термитными осветительными ракетами, подвешенными на парашютиках, мелькали линии трассирующих пуль, лучи прожекторов, были слышны удары осколков зенитных снарядов о борт. Учащённо бьётся сердце, заглушая всё. И вдруг хвост самолёта подбросило и несколько человек повалились к кабине пилота, из которой вышел штурман и скомандовал: «Спокойно!» Затем начал поднимать и сажать на сидения тех, кто с них слетел. Только после этого мы увидели пробоину в фюзеляже и поняли, что ранен хвостовой стрелок и что его крик штурман «гасит» кляпом. Тем, кто в такой ситуации не побывал, трудно представить наше положение, самочувствие, а ведь нам ещё надо прыгать на тот огонь, который «бушует» за бортом. Для ориентировки лётчиков в местах выброски десанта партизаны должны были выложить костры. Но многие из них оказались ложными. Противник умело дезориентировал экипажи самолётов и парашютистов, заставляя приземляться в местах, где им была приготовлена «огневая встреча». Это происходило, что группа обеспечения для обозначения площадок приземления, как это положено при массовом десантировании, выброшена не была.
Стрелок центральной башни, стоя на специальной подставке, всё время крутил вокруг себя пулеметную турель, иногда давая короткие очереди.
Сигнал «Приготовиться!» поднял всех с сидений, рука по привычке взяла карабин фалы и подвинула его вперёд, ряды наши уплотнились. Я стоял пятым по правому борту, и моя задача была уплотнить до предела эту пятёрку для достижения кучности при выброске, а, стало быть, и приземлении.
Один за другим мои боевые друзья покидают самолёт. Уже прыгнули Карташов, Луценко, Моротканов, Шахов. Всей мощью своего веса и тела навалился и я на впередистоящего и через миг сам, сгруппировавшись перед дверью, провалился в ночную тьму. Все волнения, переживания как рукой сняло.
Напряжённо и чётко работает мысль, фиксируя каждый миг. Вырываю кольцо парашюта и тут же ощущаю резкий динамический удар, от которого «звенит» в голове. Такое явление переживает каждый парашютист при полном наполнении купола воздухом. Привычно поднялась вверх голова проверить наполнение купола, а руки потянулись проверить оружие, снаряжение, боеприпасы, нож. Здесь у меня всё в порядке, смотрю вправо, влево и вижу несколько куполов, значит, будем вместе.
Мы все готовились к боевому прыжку с 200–300 метров, а фактически нас бросали с высоты до 2000 метров. Как потом мы узнали, из-за мощного воздействия фашистской ПВО на наши самолёты экипажам пришлось увеличивать установленную высоту и скорость полёта, терять ориентировку, что привело к разбросу нашего десанта на 100 км от Ржищева до Черкасс. А по плану командования нас должны были выбросить на площади 10х14 км. В результате этого первые дни наш десант действовал группами в составе 10–20 и более человек. Таких групп, как потом было установлено, насчитывалось свыше 40. Многие группы объединялись в отряды, смело громили фашистские тылы, штабы, уничтожали боевую технику, живую силу, нарушали коммуникации. В этот период успешно действовали группы, возглавляемые майорами Фофановым, Жерносековым, Евстроповым, Колесником, Блувштейном, Старостиным, капитанами Михайловым, Кротовым, старшими лейтенантами Петросяном, Ткачевым, Водясовым, лейтенантами Чухраем, Назаревичем и многими другими.
Значительная часть десантников была выброшена непосредственно на боевые порядки противника, и они с воздуха вступали в бой, шли в атаку с неба, а приземлившись, дерзко атаковали врага: пускали в ход оружие, вели рукопашные схватки. Десантники буквально ошеломляли фашистов своим мужеством и стойкостью и бесстрашно умирали, когда не было другого выхода. Некоторые из них сгорали ещё в небе под куполом парашюта.
Таким было героико-трагическое начало нашего десанта. В период с 21 по 24 сентября в район излучины на участке Ржищев-Канев немецкое командование сосредоточило 10-ю моторизованную, 167-ю, 112-ю, 255-ю пехотные и 19-ю танковую дивизии. Это составляло десятикратное преимущество над десантом. Естественно, противник привёл в высокую боевую готовность противовоздушные и противодесантные средства, что дало ему возможность оказывать на нас огневое
воздействие ещё в воздухе. Внезапности и кучности, как важнейшего фактора успешного действия десанта, не получилось. И это произошло потому, что командование Воронежского фронта во главе с генералом армии Н. Ф. Ватутиным, в чьём распоряжении мы находились, не установило всеми видами разведки группировку противника в районе выброски десанта.
Эта роковая ошибка, а точнее, неисполнительность, нераспорядительность, проявленная при подготовке и выброске десанта командованием воздушно-десантных войск (командующий генерал-майор А. Г. Капитохин), командованием авиации дальнего действия (ответственный генерал-лейтенант авиации Н.С. Скрипко) привели к большим неоправданным потерям и фактическому невыполнению поставленной на тот период задачи по захвату рубежа западнее Великого Букрина.
Известно, что численность десанта должна была составить 10 тысяч человек (1, 3, 5, ГВДБ). Однако в результате неорганизованности, нераспорядительности вышеуказанного командования в ночь на 25 сентября 1943 года в тыл врага было десантировано 4575 человек и 600 упаковок с оружием и боеприпасами, в т.ч. 3050 человек и 432 упаковки из состава 3 ГВДБ и 1525 чел. И 228 упаковок 5 ГВДБ, а 1-я ГВДБ к установленному сроку не была сосредоточена на аэродром взлёта.
Этот горький урок войны стоил, с учётом последующих боёв, жизней более 3-х тысяч десантников, не вернувшихся из тыла врага. А их родным были посланы извещения «Пропал без вести».
Я, наверное, родился в рубашке: так повезло мне с приземлением: купол моего парашюта накрыл две больших яблони, резко самортизировал, и я носками сапог коснулся земли. И тут же передо мной в нескольких метрах появилась фигура мужчины в холщовой сорочке и штанах с криком: «Не стреляй, я свой!» Надо сказать,
что этот неизвестный – счастливчик, его от смерти спасли доли секунды. Ведь я уже нажимал на спусковой крючок автомата. Как только я освободился от парашюта, мой незнакомец выпалил: «А парашют можно забрать, мы пошьём себе с него одежду».
Тут я услышал условный сигнал, ответил на него и через несколько минут мы обнимались с Шаховым, Мороткановым и Луценко. Такая радость нас охватила, мы теперь вместе – нас четверо из одного взвода, а это уже немалая сила. Странно осматривал и буквально щупал особенно наши погоны и автоматы сельский парень. Наш неизвестный по имени Мыкола рассказал, что как только услышал гул самолётов, стрельбу по ним – сразу понял, что будут бросать парашютистов и поэтому всё время был начеку. Услышав от нас, что через 4–5 дней будет здесь Красная армия, он буквально загорелся идеей отбить у немцев продукты, которые они забрали у народа и держат под охраной полицаев недалеко от его хаты, чтобы их потом раздать населению.
Выяснив у него, как охраняется это место, сколько там полицаев, мы приняли решение действовать. Садами, огородами, задворками мы приблизились к хате, вокруг которой ходил полицай, а рядом, как указал Мыкола, была избушка, где находилось несколько полицаев – это было караульное помещение. Решение возникло мгновенно: я и Шахов ползём к караульному помещению, бросаем в окна гранаты, а тех, которые выскочат из избы, уложим из автомата. В этот момент Моротканов и Луценко снимают часового. Всё прошло как по сценарию, автоматы в ход пускать не пришлось, дело сделали гранаты, а ребята прикладом оглушили полицая, потом ножом докончили.
Быстро возвратились в сад Мыколы, забрали свои вещмешки, снаряжение – и к домику лесника на сборный пункт, как нам говорили, на сигнал красной ракеты. Стрельба шла в середине села, взлетали ракеты. Мы поняли, что это не наши, и попросили Мыколу вывести нас в лес. Мыкола обещал утром появиться на маленькой
возвышенности, что недалеко от опушки леса, и доложить по всем вопросам, которые мы ему поставили для выяснения, в т.ч. и розыск мешков с оружием и боеприпасами – наших ПДММ.
Оставшееся время до рассвета шли по перелеску, по тяжёлой песчаной почве в направлении появившегося на горизонте небольшого леса. Там остановились на отдых. Было уже светло, когда нас в чувства привёл резкий треск мотора и пропеллера маленького самолёта. Это был разведывательный самолёт типа нашего У-2. Можно было безошибочно определить, что он облетал местность с целью обнаружения десантников, наших грузов, парашютов и т.д. Летел он так низко, что мы из леса хорошо видели лицо лётчика. Вот бы наш ПТР, мы б ему показали, а автоматные очереди цели не достигали.
Обусловленной встречи с Мыколой у нас не произошло. Стало понятно, что немцы перекрыли выходы из села. Это были подвижные противодесантные отряды.
В этом мы убедились, наблюдая за селом. Какой прекрасный вид открывался: село тянулось вдоль р. Россь, утопая в зелени. Хаты белели, палисадник, журавельный колодезь почти возле каждого дома, а за домами – сады, огороды и всё это тянулось в бескрайнюю даль. Вспомнился ночной рассказ Мыколы о том, как они радостно и счастливо жили до войны, как гуляла молодёжь и какие песни пели, пока не ворвались в село оккупанты. Сразу обстановка круто изменилась: немцы начали мародёрничать, отбирать хлеб, скот, птицу, угонять в Германию молодёжь. Люди обносились, не было тканей, мыла, соли. Днём работали под конвоем на немцев, а вечером все сидели по домам, общаться запрещал комендантский час. Таков новый порядок, насаждённый фашистами.
Мы приняли решение идти вглубь леса, искать своих, ведь где-то они уже собрались и действуют. Этот день ничего нового нам не принёс. И только на следующий в одном из перелесков в полдень на поляне появились
перед нами пять фрицев, идущих друг за другом, но почемуто без оружия. Мы, направив на них автоматы, в один голос выпалили: «Хенде Хох!» Они вмиг подняли руки и один из них сказал: «Мы русские и ищем вас – есантников». Я приказал Моротканову всех поочерёдно обыскать. Он на это дело у нас был великий мастер. Кроме зажигалок, сигарет, сухого пайка и разных безделушек, ничего больше не нашли. Было ясно, что они безоружные, но все в немецкой форме. Оказывается, они попали в плен в 1941 г. Были в разных лагерях, а за последнее время их перевели в эту местность, куда мы десантировались. Они несли охрану каких-то объектов, и поэтому были в форме, а оружия не взяли, так как были свободны от смены и решили уйти, чтобы присоединиться к десантникам и вместе с ними воевать. И вот такой случай нас свёл. Выглядели они достаточно хорошо, физически здоровые ребята
23–25 лет, все служили срочную службу, затем война, плен. Родом были из различных мест, а один из них по национальности грек был из Крыма, хорошо знал немецкий язык, их воинские порядки. Звали его Федей.
Мы потом с ним хорошо подружились. Но тогда – что нам было с ними делать? Поверить, что они хотят смыть пятно плена участием в боях? Но как? У них ведь и оружия нет, а своё мы им не отдадим. Надо в бою его добывать и их проверить. Это было единственно правильное решение в этой обстановке. Верить надо, но бдительность превыше всего.
И случай помог начать проверку «пополнения». В этот же день, когда на опушке леса мы сели передохнуть, наш наблюдатель Шахов доложил: «На нас идёт цепь немцев». У меня мол нией пронеслась мысль: «Неужели эти ребята навели их на нас?» Заняли оборону на опушке. Приказываю всем военнопленным выдвинуться вперёд на пять метров и лежать не поднимая головы. Оставлять их сзади себя – дело рискованное. А немцы шли развёрнутой цепью, переговариваясь, осматривая кругом местность. Они её прочёсывали, искали десантников, нашу технику, оружие, боеприпасы, парашюты, а найдя их, грузили на машины и увозили. С особым старанием они увозили трупы убитых десантников, вешали их на виселицах в сёлах для устрашения наших людей. За каждого десантника немцы получали определённую награду.
Видно было, что они нас не замечали. Всего их было двенадцать человек: по три каждому. Огонь приказал открывать по команде. Подошли немцы метров на 60, уже хорошо были видны их лица, автоматы, на поясах висели гранаты. Внезапный автоматный шквал уложил всех двенадцать, и мы побежали забирать у них оружие. Теперь мы себя чувствовали увереннее, так как у каждого безоружного появился немецкий автомат с несколькими запасными рожками, гранатами. По военным документам мы узнали наименование части, дислоцировавшейся в с. Мыжиричи. Это была первая наша стычка с немцами, и мы победили.
Но можно ли полностью доверять военнопленным? Ведь теперь они вооружены и в количественном отношении их больше, чем нас. Их поведение во время боя, воодушевление и радость победы над немцами, приобретение автоматов нас убеждали, что этим людям можно верить. И мы не ошиблись. В последующем они себя прекрасно показали в боях, а три человека из них погибли. Это были настоящие советские люди.
На всех хатах были расклеены приказы немецкого военного командования, в которых объявлялись во- знаграждения за поимку десантников, а за помощь и связь с нами – смертная казнь. За каждого десантника была назначена награда: 6 тысяч оккупационных марок, десять метров холщовой ткани, пять кусков хозяйственного
мыла, десять килограммов соли и др. Был объявлен специальный приказ, подписанный Гитлером в январе 1942 года во время действий десантников под Вязьмой, в котором указывалось: «Русских парашютистов живыми в плен не брать!»
В один из дней, когда мы преодолевали лесную поляну, нам встретился старик в оборванной одежде, худой, но глаза его искрились радостью и он улыбался. Посыпались вопросы, кто он, почему здесь, куда идёт, где живёт, не встречал ли десантников и где немцы? Сразу он не ответил. Удивление деда вызвали погоны на наших гимнастёрках. Ведь воины Красной армии носили петлицы. А то, что в 1943 году ввели погоны, население, попавшее в оккупацию, ничего не знало. Вот чем было вызвано смущение деда Игната. «Значит возвратились к старой армии», – промолвил он. «Нет, дедусь, это не так, – ответили мы. – Но всё, что хорошего было в старой русской армии, надо брать на вооружение». И рассказали, что для награждения отличившихся учреждены ордена Суворова, Кутузова, Богдана Хмельницкого, Александра Невского, Ушакова и др.
Пришлось всё поведать деду как есть и даже по его просьбе показать свои документы. Когда он сам прочитал в красноармейских книжках, что мы из 3-й ГВДБ, то начал нас поотечески обнимать, называть сынками и даже прослезился.
Дед Игнат был из партизанского отряда «Батя» и выполнял ответственное поручение по сбору десантников в определённые места. Теперь мы уверенным курсом за дедом Игнатом по лесным тропам и чащам направились на базу партизанского отряда в Таганчанский лес в урочище «Паланки».
Миссию по сбору десантников выполняли многие партизаны. На этот счёт им были даны указания из центрального штаба партизанского движения Украины, где знали о сильном разбросе десанта. К концу сентября 1943 года мелких групп насчитывалось свыше сорока. И путь к выполнению боевой задачи лежал через объединение в бригаду. В сборе десантников здорово проявили себя юные пионеры. Запомнились Саша Белан, Петя Бойко, Коля Ткаченко из села Поствин. Они несколько раз приводили группы парашютистов в наше расположение, а Пётр Слипец из села Михайловка помог воинам-десантникам разыскать и доставить мешки ПДММ с оружием и боеприпасами.
Мы шли на место расположения отряда. Настроение было отличное. Когда солнце было на закате, мы подошли к базе. Дед Игнат нас оставил одних, а сам пошёл вперёд к месту, где находился партизанский дозор. Вернулся он с двумя партизанами, вооружёнными немецкими автоматами, на поясах висели немецкие гранаты. Они тепло, по-братски, обнялись с нами и пригласили в отряд. Трудно описать и передать то волнение, которое охватило в момент знакомства нас с командованием партизанского отряда.
Командира отряда Кирилла Кирилловича Солодченко, участника партизанского движения Гражданской войны, партизаны любовно называли Батя. Комиссар отряда Митрофан Нечипорович Петренко – офицер Красной армии, был председателем колхоза, освобождал Западную Украину, участвовал в борьбе с белофиннами, оборонял Киев, на Полтавщине попал в окружение и вернулся в родные края, чтобы продолжить борьбу с врагом. Подстать своему командованию были все партизаны отряда (ихбыло около ста человек).
Группа десантников располагалась рядом с партизанами и насчитывала около 200 человек. Здесь мы встретили командира взвода Лёшу Назаревича, Беридзе и других ребят из нашей роты, батальона и бригады. Теперь наша жизнь и боевая деятельность была подчинена замыслу командования этой группой, которую возглавлял капитан Александр Николаевич Михайлов. Все боевые действия проводились в тесном взаимодействии с партизанами. Особенно мы пользовались их услугами при ведении разведки, так как лучше них никто не знал положения дел в близлежащих населённых пунктах, какими путями туда можно добраться, чтоб не заблудиться в лесу. Карты, которыми мы располагали, к сожалению, были уже немного устаревшими и не отражали истинную картину местности и населённых пунктов. Для профессиональной оценки окружающей нас обстановки с военной точки зрения была создана разведгруппа во главе с лейтенантом Назаревичем, куда и я вошёл на правах его заместителя и знатока украинского языка.
Каждый день в сопровождении одного_двух партизан мы отправлялись на разведку окружающих сёл. Результаты разведки систематизировались, наносились на наши карты, обобщались для принятия решения на ведение боевых действий.
Долго ждать не пришлось. Наше предложение захватить «языка» командование группы утвердило. Для этой цели начали готовить засаду на дорогу, по которой перебрасывались к фронту войска, боевая техника. В некоторых местах она проходила через лес, а это для нас очень выгодно. Места эти мы знали, вели наблюдение за движением немецких войск. Лейтенант Назаревич отобрал двадцать человек, вооружённых автоматами, гранатами, взяли два ружья ПТР с бронебойно-зажигательными патронами, предназначенными для стрельбы по танкам, бронетранспортёрам, самоходным орудиям. Одно ружьё было поручено мне, другое Моротканову. Вторыми и третьими номерами были назначены ребята из нашего взвода, что придавало нам уверенность, так как мы хорошо знали друг друга.
Не скрою, волнение было у каждого из нас. Ведь шли мы на первое самостоятельное боевое задание. Шли быстро. Выбрали удобное место для засады. Хорошо замаскировались. Расчётыружей ПТР расположились на флангах с задачей бить по первому и последнему транспорту, а автоматчики должны в этот момент забрасывать гранатами остальной транспорт и открывать огонь по живой силе. Наблюдателю пришлось забраться на дерево и с него вести наблюдение за дорогой.
Было уже далеко за полдень, когда наблюдатель доложил, что видит колонны танков, бронетранспортёров. Да и нам всем, занявшим боевой порядок, послышался этот гул. «С этой колонной нам не придётся вступать в бой, силы не равны, – скомандовал Лёша Назаревич. – Но готовыми надо быть».
Я дослал в патронник ПТР каэсовский патрон и поставил на предохранитель, рядом лежал автомат и гранаты. Гул стал совсем близко, слышно было лязгание гусениц и потянуло запахом солярки. И вот показался первый танк с чёрным крестом на боку, пятнистый, как олень, и всё слилось сплошным гулом, пылью, гарью. Пошёл один танк за другим, тяжёлые тягачи с орудиями, бронетранспортёры и другая техника. Более двух часов тянулась эта колонна.
Наблюдатель доложил: «Вижу несколько машин, идущих со стороны Сахновки на Мижирич». Последовала команда: «По местам!» Возглас Лёши: «Это добыча наша, идут восемь машин!» Один миг – и он пробежал перед фронтом нашей засады, определяя, где примерно будет первая и последняя машина. Я должен бить по первой машине с последующим переносом огня на идущие за ней транспорты, а по последней машине – Моротканов с переносом огня на середину. Таким образом, колонна попадает в клещи и лишается возможности манёвра.
Сердце билось учащённо, как и всегда перед опасностью. Но с её наступлением почему-то волнение пропадало и наступала полная спокойная ясность, что и когда надо делать. Такое качество у меня выработалось ещё с момента рытья окопов в прифронтовой полосе, где частенько попадали под обстрел, бомбёжки. Отточилось оно в ходе прыжков с парашютом. И вот сейчас я увидел во главе колонны чёрный легковой автомобиль. Он двигался на средней скорости, приближаясь к своему роковому месту. И тут – выстрел из пистолета. В этот момент на моей линии прицеливания появилась моторная часть автомобиля. Лёгкое нажатие спускового крючка, удар в плечо амортизатора ружья – и пламя охватило автомобиль. Шквал автоматного огня, взрыв гранат, суматошные крики немцев, находящихся в кузовах транспортов, – всё смешалось в единый гул. Все восемь машин, из них два бронетранспортёра, пылали факелами. Такое замечательное свойство имеют каэсовские (бронезажигательные) патроны симоновского противотанкового ружья.
Не знаю, как получилось, но прямо на мою позицию бежал обезумевший здоровенный рыжий фриц, и я мгновенно схватил автомат и дал очередь почти в упор. Он приостановился, слегка пошатнулся и с истошным криком и выпученными глазами упал перед моим ружьём ПТР. Его образина так врезалась в мою память и была такой ужасающей, что несколько дней она меня прямо-таки мучила и не давала покоя.
Главным трофеем для нас оказался портфель, планшет убитого оберста-полковника. Здесь была карта с нанесённой обстановкой, боевыми порядками некоторых частей, обороняющих «Восточный вал» – так немцы называли свою оборону по правому берегу Днепра. Впоследствии эти документы помогли командованию бригады лучше ориентироваться в обстановке, принимать правильные решения на боевые действия. Эти документы были переправлены за линию фронта.
В расположение лагеря дошли быстро, все были возбуждены успехами боя.
Прошло несколько дней, и наш лагерь пережил событие, которое подняло на новый уровень и новую ступень всю нашу жизнь и боевую деятельность. В начале октября 1943 года из Яблуневского леса, что недалеко от Канева, в Таганчанский лес пришла группа десантников, возглавляемая командиром 5-й гвардейской воздушно-десантной бригады гвардии подполковником Порфирием Мефодьевичем Сидорчуком.
Порфирий Мефодьевич Сидорчук
Это был кадровый офицер-десантник, хорошо подготовленный во всех отношениях, волевой, смелый и требовательный. Подавляющее большинство десантников, прибывших с ним, как и в нашем лагере, были из 3-ГВДБ. И это вполне понятно, так как наша бригада была десантирована в полном составе, а 5- ГВДБ – лишь немногим больше одного батальона. Штатный состав бригады военных лет состоял из 4-х батальонов и спецподразделений (разведроты, сапёрной роты, зенитно-улемётной роты, артдивизиона и т.д.). В руппе, прибывшей с подполковником Сидорчуком, мы встретили многих солдат, сержантов и офицеров из нашего 1-го парашютно-десантного батальона 3- ГВДБ, в т.ч. майора Александра Абрамовича Блувштейна, нашего заместителя командира батальона по политической части,
А.А.Блуштвейн
ст. лейтенанта С. Г. Петросяна – командира миномётной роты.
Сурен Григорьевич Петросян
Пошли расспросы о знакомых, о наших командирах, о проведённых боях с немцами, о тех, кого потеряли и кто больше не вернётся из тыла. Никто не знал, где наш командир бригады полковник В. К. Гончаров, командир батальона майор М. Н. Жерносеков, командир роты ПТР старший лейтенант С. С. Слюсарев.
Вскоре в Таганчанский лес прибыла большая группа десантников под командованием капитана Николая Романовича Кротова. Действовали они в районе сёл Станиславчик, Софиевка, в урочищах, болотах, имели боевые успехи и понесли ощутимые потери.
Теперь в нашем Таганчанском лесу собралось более тысячи десантников и более сотни партизан отряда «Бати». Это была внушительная сила. Была создана сводная воздушно-десантная бригада под командованием гвардии подполковника П. М. Сидорчука, которая вела активные разведывательные, диверсионно-подрывные, боевые действия в тылу врага, нанося урон его живой силе, технике.
Частенько приходилось мне со своим взводом дежурить днём и ночью. Особенно было тяжело ночью: уставших бойцов клонило ко сну, настораживали различные шорохи и треск деревьев, шелест кустов, крики птиц. Был случай когда немцы перерезали один пост боевого охранения и одного десантника утащили с собой как «языка». По бригаде был издан строгий приказ: без разрешения командиров никому не отлучаться за пределы обороны. Этот приказ касался и партизанского отряда, он полностью в оперативном отношении подчинялся командиру бригады, вёл с нами совместные боевые действия. О бстановка настоятельно требовала пополнения боеприпасами всех видов нашего оружия, медикаментов для раненых и квалифицированной медицинской помощи. К сожалению, к этому времени у нас не было ни одного врача, некоторые из них погибли, а врач нашего первого батальона капитан медицинской службы Вера Ивановна Королёва была тяжело ранена и в бессознательном состоянии попала в плен, а затем в концентрационный лагерь
«Освенцим», где пережила адские мучения. Это был замечательный человек, истинный патриот Родины, много сделавший добра для людей в наши мирные дни, активный ветеран нашего фронтового братства.
Вера Ивановна Королева
Для решения этих вопросов надо было оборудовать лесной аэродром и принимать на нём самолёты с грузами, что и было сделано. Трудно рассказывать о той радости, которая охватила нас, когда в полночь на 12 октября 1943 года появился первый «кукурузник» (так звали в войну самолёт У-2). На нём прилетел врач-хирург капитан медицинской службы В. П. Туров и привёз индивидуальные медицинские пакеты, медицинские инструменты, газеты.
В середине октября нашему взводу пришлось сопровождать и прикрывать подрывников-сапёров по железной дороге Корсунь-Таганча, где они заложили толовые шашки и подорвали эшелон с гитлеровцами. Не было предела нашей радости, когда мы из лесу смотрели, как сошёл с рельсов паровоз. Страшный гул стоял в округе. Каждый день десантники малыми группами уходили за десятки километров от своего расположения, подрывали мосты, нарушали связь, отправлялись на разведку, в засады, на подрыв коммуникаций вражеских войск, на добычу провианта. Малые запасы продовольствия, которые имели партизаны и которыми они щедро с нами делились, давно закончились, и мы жили впроголодь.
В таких условиях все мои друзья, как и я, сильно изменились: заросшие, худые, с резко очерченными носами и запавшими глазами. Голод давал себя знать. Хлеба не было совсем, питались картофелем, привезённым из полевых буртов, свеклой, капустой, початками кукурузы, подножным кормом (лесные груши, яблоки, жёлуди с дуба...).
Запомнился случай, когда из хозяйственного отделения два брата-близнеца Василий и Григорий Шишкины поехали на бричке за картофелем в поле и начали его нагружать с торцевой части бурта. В это же время к другой стороне бурта подъехали три немца и начали такую же работу. И когда закончили погрузку, братья Шишкины увидели, кто их соседи по бурту, и сумели упредить их, уложив короткими очередями. Так они, уезжая из лагеря на одной повозке, прибыли на двух.
братья Шишкины.
Через тридцать пять лет после войны я с братьями Шишкиными встретился на турбазе «Сокирно» Черкасского района, где проходила первая встреча ветеранов 3-й и 5-й ГВДБ.
В один из дней группа десантников и партизан отбила у немцев стадо коров, которое они гнали в Корсунь-Шевченковский для отправки в Германию. Это был большой праздник, так как на каждый взвод досталось по корове. В каждом взводе выделили ответственного за охрану туши мяса и установили норму отпуска по распоряжению командира. Жарили мясо на костре, нанизывая на шомпола (у кого винтовка) или на вырезанные палочки. Причём ели его без соли.
Бани у нас не было, в маленьком ручейке недалеко от лагеря промывали глаза и протирали лицо без мыла, оттуда же брали воду для питья.
К этому времени всех нас начали беспокоить вши. Борьбу с ними вели одним способом: днём разводили костёр и над ним стряхивали нижнее бельё, гимнастёрки и другое, а финками счищали гнид на рубцах, швах нашего обмундирования. Этой профилактики хватало на день-два, потом снова надо было повторять,
особенно трудно было раненым. Вши умели залезать под повязку раны и дополнительно её разъедали, причиняя боль. И винить тут никого нельзя. Мы находились в тылу врага, а не действовали с фронта, где таких условий никогда не допускали. На местах, где днём и только днём разводили костры (но без дыма, чтоб не демаскировать своё расположение), на ночь нагребали листья, лапники, расстилали на них плащ-палатки и, не раздеваясь, ложились, тесно прижавшись друг к другу, сверху накрываясь плащ-палатками, шинелями, набросав листьев для тепла. А самым трудным для меня было частое отсутствие курева. Партизанский самосад, немецкие сигареты бывали у нас не так часто. Приходилось курить помятые дубовые листья, конский помёт, завёрнутый в кукурузную плёнку, так как бумага была не всегда.
Немецкое командование ужесточало меры в отношении местного населения, чтоб вбить клин между нами и попавшими в оккупацию советскими людьми, не дать им возможности оказывать нам помощь и поддержку. Фашисты без суда и следствия расстреливали даже тех, кто видел десантников и не донёс об этом властям, не говоря уже об оказанной помощи. Так, село Станиславчик нем цы полностью сожгли за помощь, которую оказывали жители партизанам и десантникам, 32 человека зверски убили. Среди расстрелянных было много детей.
На окраине села Шелепуха полицаи схватили Марию Бондарь, которая несла раненым десантникам пищу и воду. Они порвали на ленты большой платок, в котором она несла еду, и повесили её на этих лентах, а затем расправились с её двумя маленькими детьми. В некоторых сёлах долгое время на виселицах висели изуродованные трупы десантников. Этим приёмом немцы стращали население. Уничтожались семьи и родственники тех, кто сражался в партизанских отрядах. Семью разведчика партизанского отряда «Бати» Александра Михайловича Радченко, с которым мне приходилось не раз ходить в разведку, немцы расстреляли в селе Поташня, жену деда Игната – престарелую женщину – зверски убили за то, что
дед воюет в партизанах, а четыре сына сражаются в Красной армии. За убитую жену у деда Игната на прикладе уже было пятнадцать зарубок, что означало количество уничтоженных оккупантов.
Немцы расстреляли жену комиссара партизанского отряда «Бати» Анну Сергеевну Петренко и детей Виктора и Людмилу, жену партизана А. Сухобруса Анну Селивёрстовну и детей Катю и Лиду, тётку командира партизанского отряда Анну Семёновну Солодченко, родителей подпольщиков Гончара и Путри и 300 человек семей коммунистов, советских активистов, офицеров армии. Они были расстреляны фашистами над глубоким оврагом в урочище Малый берестовец, вблизи Винарской долины под Каневом.
Но никакой кровавый террор, зверства и устрашения не могли сдержать гнева и ненависти к фашистским оккупантам со стороны истинных патриотов нашей Родины, сломить их волю к сопротивлению. Истинные патриоты многих сёл из Каневского, Корсунь-Шевченковского и других районов оказывали действенную помощь десантникам и партизанам. Особенно отличались в этом отношении жители таких сёл, как Поташня, Буда-Горобиевская, Сахновка, Таганча, Степанцы, Яблуневка, Мельники, Гришенцы, Поповка и других. В селе Голяки во дворе Ульяны Яковлевны Головко несколько дней укрывались 15 наших десантников. Смелая патриотка обеспечила их пищей, а потом вывела в лес к партизанам. Жительница села Станиславчик Мария Мовчан помогла воинам Карташеву, Уткину найти в урочище Перуны группу десантников под командованием капитана Н.Р. Кротова. Врач села Софиевка Владимир Рыбак, его медперсонал оказывали большую помощь в лечении раненых в отряде Кротова. Рискуя жизнью, жительница села Мошны Ольга Алексеевна Гайдук по зову сердца была связным десантников. Лесными тропами пробиралась к раненым и врачевала их.
Когда гитлеровцы сосредоточили карательный отряд возле Масловского леса для облавы на парашютистов, Иван Тимофеевич Демченко из села Степанцы немедленно сообщил об этом нашим воинам. Презирая опасность, большую помощь нам оказывали и пионеры-школьники. Ученик Александр Белан из села Полствин провёл группу десантников в составе 25 человек из урочища Дубинка к нам, в Таганчанский лес. Несколько групп парашютистов вывели таким же образом школьники этого же села: Ни
колай Щербина, Николай Ткаченко, Иван Прилипко, Иван Панасенко, Николай Романенко и Пётр Бойко. Пионер Ваня Босенко из села Русская Поляна после того, как его мать замучили фашисты, вместе с отцом собирал оружие. Они переправляли его к партизанам, вели разведку. Полицаи выследили молодого мужественного патриота, схватили и расстреляли. Это было в октябре 1943 г. Смертью храбрых погибли пионеры-подпольщики, пионеры-партизаны Лёня Стратиевский из села Лукашевцы, Виталий Проценко из села Тальное, Петя Закревский, Павлик Синчевский, Вася Хильченко. Десятки и сотни юных мстителей сражались в подполье, в партизанских отрядах, не щадя своей жизни.
Наш партизанский отряд пополнялся всё новыми и новыми силами, и мы не переставали ощущать поддержку населения. Прибывали к нам бывшие воины-окруженцы, избежавшие плена, вырвавшиеся из лагерей смерти ,местное население. По всей округе было известно о выброске крупного воздушного десанта Красной армии, и это поднимало народ на борьбу, укрепляло его веру в скорое освобождение.
О нашем десанте известно было и в ставке Гитлера, которая требовала от командования этого участка фронта быстрейшей его ликвидации. Участились полёты немецкой разведывательной авиации над нашим расположением, начались стычки нашего боевого охранения с разведгруппами немцев.
С Большой земли был получен приказ о переходе бригады к активным боевым действиям. Началась подготовка. Меня включили в разведывательную группу, которой было поручено провести тщательную разведку сил и средств, систему обороны гарнизона немцев, расположенного в селе Поташня. Возглавил нашу группу старший лейтенант Бусев. От партизан нам был выделен уроженец этого села А.М. Радченко.
На место танковой бригады, которая была на доукомплектовании, прибыл мотострелковый батальон под командованием майора А.А. Блувштейна. Нашу разведывательную группу усилили автоматчиками, пулемётчиками и поручили старшему лейтенанту Бусеву захватить штаб, документы и провести ночью основные силы батальона на исходный рубеж для атаки.
В ночь 23 октября 1943 года наша группа под командованием старшего лейтенанта Бусева возглавляла колонну, а за нами майор А. А. Блувштейн вёл батальон. Впереди шла рота лейтенанта Куско, отважного и умелого командира-десантника.
Не доходя до опушки леса, сделали остановку, добрых часа три отдыхали, до полуночи. Это должно было усыпить бдительность вражеского гарнизона, особенно часовых, и дежурные пулемётные расчёты. Ночь тёмная, прохладная, на траву пала густая холодная роса, всех немножко пробирала дрожь.
Лежали мы в сырой траве, сами все промокшие. Ждали условленного сигнала в виде красной ракеты и стрельбы станкового пулемёта, который был установлен на окраине села. Наша группа, не дожидаясь сигнала на атаку, двинулась в направлении дома, где находился штаб батальона. Пришлось проползти по-пластунски, чтоб незаметно приблизиться к дому и бесшумно снять часовых.
Незамеченный нами патруль закричал и начал стрелять, в этот миг взвилась красная ракета – и ночная атака началась. Нам ничего не оставалось, как забросать гранатами немецкий штаб и открыть огонь по другим зданиям, направляясь к школе, где были расположены главные силы врага. Бойцы под руководством старшего лейтенанта Бусева забежали в дом и взяли документы немецкого штаба.
Взвилась зелёная ракета, и мы направились в сторону леса на сборный пункт. Не все прибыли на это место, были и среди нас потери, но не такие, как понёс враг.
После построения мы направились в свои боевые порядки. Вскоре от боевого охранения стали получать донесения о движении противника к нашей обороне со всех направлений.
Каждый из нас отчётливо понимал, что в этом бою решается не только личная судьба, но и судьба десанта в целом, выполнение боевой задачи, которая поставлена перед ним, и поэтому каждый готов был отдать все силы, а если потребуется, и жизнь, чтобы выстоять и победить. Артиллерийский и миномётный обстрел стал стихать, и в нашем секторе, как и в других, стал нарастать гул моторов танков, бронетранспортёров, автомашин, которые шли по просёлочным дорогам, лесом, прокладывая штурмовые полосы для пехоты.
Стало ясно, что с минуты на минуту мы увидим противника, начнём с ним неравный бой, так как по докладу боевого охранения он превосходил нас и количеством живой силы, и техникой. «Без команды не стрелять, экономить боеприпасы, бить без промаха!» – пронеслось по цепи обороны.
Тем временем противник приближался, стали видны танки, бронемашины, из которых появлялись вспышки выстрелов. Немцы борьбу с нами и партизанами вели разрывными пулями. Это очень страшная вещь не только по звуковому эффекту, но и по заживанию. Входное отверстие в тело у неё, как у обычной, а на выходе разрывает тело, и человек быстро истекает кровью, что практически не даёт гарантию на его спасение.
Вражеская цепь приблизилась метров на 70–100, когда взвилась красная ракета, и наша оборона ощетинилась, открыв
шквальный прицельный огонь. На попытку врага сбить нас с высоты, овладеть нашей обороной мы ответили рганизованным огнём. На сей раз противник, наступая по своим трупам, попытался забросать нас гранатами, но наши Ф-I (лимонки) косили фрицев наповал.
Последующие атаки также были яростными и грозными, и в одну из них немцы прорвали нашу оборону на стыке 2-го и 3 батальона, где располагались наши рота и взвод, ворвались в траншеи, и началась рукопашная схватка, в ходе которой мы пускали в ход прежде всего финки, которыми владели в совершенстве, приклады, штыки и др. очевидно , наш участок был настолько угрожающим, что здесь появился начальник штаба бригады майор Фофанов. С десантным ножом в одной руке, с гранатой – в другой, он бросился на фрицев с возгласом: «Гвардейцы! Покажем фашистским гадам, как атакуют советские десантники! За Родину! Ура-а!» Враг не выдержал, побежал назад. По убегающим фашиста мы открыли шквальный огонь последними патронами.
Только гарь и пороховой дым стойко держались в воздухе. Чувствовалась сверхчеловеческая усталость, и не проходило напряжение боя.
В этом бою погиб старший лейтенант Бусев, с которым мы штурмовали немецкий гарнизон в селе Поташня. Его образ, а также пример майора Блувштейна, капитана Михайлова сформировали у меня решимость стать политработником. Смертью храбрых пали рядовой Карташов, лейтенант Гуров, рядовой Мининбаев, Петров, Тетерин, Салахов, Шиян, Лазаренко и многие другие. Смертные пеналы с адресами, которые мы носили в кармане-, оказались не у всех. Мы их сдавали в штаб, что-бы там вели учёт, кто, где, при каких обстоятельствах погиб, а затем сообщать родителям.
Дальнейшая обстановка складывалась не в нашу пользу: враг отступил, но не снял блокаду. По данным разведки он дополнительно стягивал свои резервы из ближайших гарнизонов, с фронта, чтоб окончательно покончить с десантом, а у нас боеприпасы были на исходе. В моём автомате оставалось не более десятка патронов, гранаты все израсходованы, два патрона в пистолете – на критический момент (таким было неписанное правило каждого десантника).
Командир бригады принял решение: просочиться через вражеское кольцо окружения и совершить переход в Черкасский лес. Движение началось в колонну по одному в слитном строю, так как ночь была тёмная и впереди на метр ничего не было видно, можно было оторваться от впереди идущего и заблудиться. В каждый батальон наши боевые друзья – партизаны выделили проводников – надёжных и знающих лес партизан. К нам в батальон для выполнения таких обязаннос-
тей пришёл Наум Андреевич Будник, уроженец села Mартыновка, хорошо знавший лес и всю округу. Он нам рассказал, что группа партизан и десантников уже разведала пути, где можно незаметно просочиться из окружения.
Каждый из нас старался идти бесшумно. Очень трудно было тем, кого душил кашель, приходилось буквально забивать рот пилоткой. А ещё труднее было с ранеными: надо было терпеть страшную боль и не стонать, особенно в момент, когда проходили кольцо окружения. И они терпели, понимая, чего это стоит для судьбы бригады и партизанского отряда.
В такой обстановке мы пришли к опушке Таганчанского леса вблизи села Сахновка, а затем, форсировав реку Рось, вышли на открытую местность недалеко от села Кумейки. Именно здесь нам надлежало пробыть до вечера, а потом продолжить путь в Черкасский лес.
Мне надо было каждый час докладывать командиру об обстановке в боевом охранении. Капитан Кротов строго предупредил, чтобы в боевом охранении не спали, а бдительно вели наблюдение, так как недалеко от нас, по докладам разведки, расположена запасная бригада противника и мы находимся вблизи её учебных полей.
Возвратившись на место, я ахнул: все мои ребята смотрели крепкие сны, а не противника. Пришлось хорошенько «встряхнуть» каждого и довести приказ капитана Кротова. Я вёл наблюдение с биноклем и вскоре заметил несколько немецких самолётов, которые начали кружиться над бывшей нашей базой в Таганчанском лесу и сбрасывать бомбы. Стала слышна стрельба пушек, миномётов. Это противник начал решающий штурм: приступил к прочёсыванию леса и по всем дорогам направил механизированные поисковые группы. Самолёты низко летели над лесом. Враг и предположить не мог, что мы рискнём покинуть лес и выйдем в чистое поле.
Позже мы узнали, что на месте нашей обороны немцы раскопали наших убитых десантников, выкололи им глаза, отрезали носы, уши, вырезали на спинах звезды, погрузили на автомашины изуродованные трупы и развезли по всем сёлам, расположенным вокруг Таганчанского леса. Там они соорудили виселицы и повесили их как свидетельство того, что с десантом всё покончено. В немецких газетах сообщалось об уничтожении нескольких тысяч десантников, партизан, а в ставку Гитлера официально было доложено, что десантники уничтожены и многие эсесовцы, полицаи были представлены к наградам. А десант тем временем спал крепким сном, набираясь сил для завершения начатого перехода в Черкасский лес.
С рассветом приблизились к Черкасскому лесу в районе села Мошны. Так был закончен 70-и километровый переход десантников и партизан из Таганчанского леса в Черкасский в исключительно тяжёлой обстановке после изнурительных боёв, неся с собой на руках раненых. Это был настоящий коллективный воинский подвиг.
Теперь мы соединились с партизанским отрядом, командиром которого был Г. К. Иващенко и комиссаром секретарь Черкасского подпольного райкома партии Украины Сергей Наумович Палеха.
Сергей Наумович Палёха
Произошло это 26 октября 1943 года. Вместе с партизанами здесь были и десантники. Их насчитывалось более четырёхсот человек, что дало возможность командованию бригады сформировать 4- батальон, командиром которого был назначен офицер 3 ГВДБ старший лейтенант Н. В. Воронин. Он находился в тылу врага со своей женой, 18-летней Галей Полидоровой, лейтенантом-переводчиком.
В последующих боях за село Свидовок она была ранена и стала инвалидом Великой Отечественной войны.
Галина Степановна Полидорова в 1941 году.
Нам дали короткий отдых, в ходе которого мы приводили в порядок одежду, оружие, пополняли боеприпасы, подкрепляли свои силы. С нами встретился комиссар партизанского отряда С.Н. Палеха. Его с любовью партизаны называли «стариком». Слушая С.H. Палеху, я не мог представить, что по истечении 30 лет после Великой Отечественной войны, мы встретимся на Черкасской земле и в дальнейшем, как председатели Советов ветеранов (он черкасских
партизан, а я десантников 3ГВДБ) будем тесно сотрудничать по проведению совместных встреч наших ветеранов в селе Свидовок и проведению военно-патриотической работы.
С.Н. Палёха в 1973 году.
В единое командование десантниками 3-й и 5-й ГВДБ, двух партизанских отрядов вступил подполковник П. М. Сидорчук.
Система обороны лагеря была пересмотрена, усилена огневыми средствами, особенно на танкоопасных направлениях, выбраны новые места для боевого охранения и др. Каждый батальон получил сектор обороны и направление на населённые пункты, в районе которых он должен вести разведку противника, совершать диверсионные действия.
В срочном порядке командование бригады приняло решение построить лесной аэродром для приёма грузов с Большой земли.
На строительство аэродрома поочередно привлекались все батальоны и партизаны. Нелёгкая это работа: пилить деревья, растаскивать их, корчевать пни и др. Все понимали, что в быстром строительстве площадки для приземления самолётов наша сила и боеспособность. И вскоре прилетели наши родные У-2, привезли боеприпасы, оружие, медикаменты и вести о наступлении войск Советской армии, сводки Совинформбюро, свежие газеты.
13 ноября началось наступление. Необходимо было овладеть населёнными пунктами Лозовок, Елизаветовка, Секирна, Свидовок и обеспечить форсирование реки Днепр. Наша рота дежурила по лесному аэродрому, раскладывала костры.
Партизанские отряды также получили боевую задачу. С нашим 3-м батальоном направлялся отряд «Бати» – старые боевые друзья.
Задача поставлена чётко – ночным штурмом сбить противника с обороняемых позиций, захватить и удерживать с. Лозовок до переправы наших частей с фронта через Днепр.
По единому сигналу все как один рывком поднялись с рубежа атаки и стремительным напором пошли на врага. Строчили пулемёты, рвались гранаты, не смолкали автоматы и карабины, ракеты указывали и освещали путь – всё это смешалось воедино с громким «ура!». Такого натиска, такого внезапного, дерзкого ночного штурма немцы не ожидали. Мы их сбили с обороны и заставили в панике бежать, бросая оружие и боевую технику. Правда, приближаясь к окраине села, мы встретили упорное сопротивление части их сил. Здесь завязывались бои за каждую хату, сарай…
С наступлением рассвета мы увидели в селе много автомобилей (более 40), несколько бонетранспортёров, две батареи пушек и даже два танка. Много вражеских трупов валялось по селу, в окопах, траншеях, возле техники, на огородах. Были убитые и раненые среди партизан и десантников. В нашем взводе двое получили тяжёлые ранения, героической смертью пали мои боевые друзья Бондаренко, Кучеренко, Славский, Грязев, Кудрявцев, Белозуб и другие. Свою оборону мы строили с использованием захваченной техники: построили капониры для бронетранспортёров, танка, поставили пушки на прямую наводку, особенно на танкоопасном направлении.
Вскоре начался артиллерийско_миномётный обстрел, а затем пошли танки с пехотой. Всё это двигалось вдоль дороги, которая шла из Мошны...
Прогремели выстрелы из трофейных пушек, из ружей ПТР взвода лейтенанта Назаревича, и три танка загорелись, а мы открыли шквальный огонь по пехоте, которая сразу залегла, а потом отступила.
В это время малыми силами первые пехотинцы 929 стрелкового полка 254 стрелковой дивизии 52-_й армии начали переправляться через р. Днепр на захваченный нами плацдарм. Но их было не так много, чтобы противник бросил свои силы против них. Ему надо было сбить нас с утерянных позиций и держать оборону по Днепру.
Вот почему после подтягивания резервов и перегруппировки сил немцы снова яростно бросились на наши боевые порядки и начали нас окружать с криками: «Русь, сдавайся!»
Десантники стояли насмерть. Стреляли из-за домов, перебегая от одного укрытия к другому. От метких попаданий бронебойщика В.С. Семёнова загорелось ещё два танка и несколько автомашин с гитлеровцами. Каждый понимал, что от его стойкости, отваги, мужества зависит судьба частей, которые устремились
на правый берег Днепра. В разгар жестоких боёв осколком снаряда был тяжело ранен наш командир батальона капитан Н.Р. Кротов. Его срочно отправили в лагерь, а оттуда самолётом вывезли на Большую землю. Какая его дальнейшая судьба, до сего времени я не знаю. Буквально через несколько минут после ранения капитана Кротова меня постигла такая же участь. Отбивали мы очередную атаку фрицев,
поддерживаемую артиллерийско-миномётным огнём. В этот момент рядом с моим окопом, с которого вёл огонь, я увидел вспышку, почувствовал сильный удар в голову, в глазах всё померкло и дальше ничего не ви- дел, не слышал, не чувствовал. Для меня в тот момент всё кончилось. Пришёл в себя лишь на вторые сутки, будучи в лагере партизанского отряда «Истребитель». В голове страшные боли, её не поднять и не повернуть, всё тело как не моё, страшная слабость.
- Осколком мины или снаряда меня ранило в голову, хорошо, что на голове была тёплая шапка, которая в какой_то мере сдержала силу удара осколка. В этот же момент взрывной волной меня контузило. Раненых доставили в расположение партизанского отряда «Истребитель».
Захватив опорные пункты Лозовок, Секирно, Елизаветовка и село Свидовок, десантники совместно с партизанами обеспечили переправу на правый берег Днепра частей 254-й стрелковой дивизии 52-й армии 2-го Украинского фронта. В последующих боях (21 ноября 1943 г.) силами 2-го и 3-го батальонов был освобождён крупный населённый пункт Дубиевка, а совместными усилиями переправившихся частей были взяты Геронимовка, Русская Поляна, Белозерье.
28 ноября 1943 года подразделения 3-й и 5-й гвардейских воздушно-десантных бригад после двухмесячных непрерывных тяжёлых боёв в тылу врага сдали свои позиции 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии и были выведены из боя на доукомплектование. Путь бригады лежал через Днепр по понтонному мосту до станции Золотоноша, где представители командования 2-го Украинского фронта тепло и радушно встретили десантников.
Вечером бригада погрузилась в эшелон и направилась в г. Киржач Ивановской области. Партизаны, годные к военной службе, были направлены на пополнение частей действующей армии.
Так закончилась наша десантная эпопея в тылу врага.
За время боёв в тылу врага свыше 4-х тысяч фашистов уничтожено десантниками и партизанами, в 19 местах подорвано железнодорожное полотно, пущено под откос 18 эшелонов с живой силой и техникой противника, уничтожено 52 танка, 6 самоходных орудий, 18 тягочей, 227 различных машин, много другой техники и средств связи.
Вот какую миссию мы выполняли в тылу врага – фактически мы были полномочными представителями советской власти на временно оккупированной территории. В военноисторическом очерке «Советские воздушно-десантные» (Воениздат, 1986 г., стр. 229) сказано: «Говоря об итогах Днепровской воздушно-десантной операции, следует сказать, что десантники своими активными действиями отвлекли значительные силы противника, чем, несомненно, оказали переправившимся советским частям и соединениям определённую помощь в расширении и закреплении плацдармов в районе Ржищева и Великого Букрина. В последующем в районе севернее Черкасс десантники атаковали противника с тыла, захватили на правом берегу ряд важных опорных пунктов противника и содействовали успешному форсированию реки
Днепр соединениями 32-й армии, а затем расширению и закреплению захваченных плацдармов».
Навечно останутся в наших сердцах и народной памяти отдавшие жизни за честь и свободу нашей Родины майор Жерносеков, майор Старостин, старший лейтенант Бусев, старший лейтенант Водясов, старший лейтенант Молдованский, майор Евстропов и другие бойцы.
А оставшимся в живых честь и слава! Всему личному составу командующий 2-м Украинским фронтом генерал армии И. С. Конев объявил благодарность за отличные боевые действия в тылу противника и захваченный плацдарм на правом берегу Днепра. Все десантники были награждены боевыми орденами
и медалями, а два воина из 3-й ГВДБ, майор А.А. Блувштейн и старший лейтенант С.Г. Петросян, были удостоены высокого звания Героев Советского Союза.