« : 02 Мая 2011, 19:16:18 »
О ЧЁМ НАПОМНИЛА СТАРАЯ КАРТА
Полковник в отставке Виктор ПОПОВ,
участник Великой Отечественной войны, участник Парада Победы.
После того как в «Военно-историческом журнале» было опубликовано несколько моих очерков о боях в Восточной Пруссии, мне позвонил главный редактор Игорь Мадинович Чачух и сказал: «К нам пришло письмо одного из читателей на ваше имя. Хотите перешлём?»
Я, конечно, хотел. Автором письма оказался Геннадий Каплин из Ставропольского края. Нет, он не участвовал в той далёкой войне. Но ведь недаром говорят, что война затронула каждую советскую семью. В их семье погиб родной брат отца, дядя Геннадия - Каплин Андрей Иванович - капитан Красной Армии, командир стрелкового батальона. Вместе с другими сослуживцами, павшими в том бою, он был похоронен на чужой земле, в малоизвестном местечке под названием Грюнлинде.
Каплин-младший спрашивал меня, не бывал ли я в тех местах, где погиб его дядя? Я ответил, что танковая бригада, в которой я воевал, действовала несколько западнее. Завязалась переписка. Я послал ему свою книгу о войне «Мы взрослели в боях». В ответ он прислал мне фотографии тех мест, где он разыскивал могилу родственника и копию немецкой военной карты, опубликованной в книге «Бои за Восточную Пруссию», вышедшей в Штутгарте в 1966 году.
Снимки мне мало о чём говорили. Если в ходе боёв я и проходил в тех местах, то за 65 послевоенных лет местность могла неузнаваемо измениться. А вот карта западных районов Восточной Пруссии с нанесённой на ней линией фронта, как она выглядела на 13, 23 и 29 марта 1945 года, с обозначенными на ней немецкими воинскими соединениями, противостоящими нашим войскам, была настоящим кладом.
С лупой в руках я обследовал каждый её квадратный сантиметр. Вот они города Найденбург, Либштадт, Вормдитт, через которые пролегал боевой путь нашей 23-й отдельной гвардейской танковой бригады, действовавшей в качестве передового отряда 48-й армии 2-го Белорусского фронта. Введённые в прорыв на Наревском плацдарме, мы, продвигаясь в упорных боях, достигли Млавы, а потом, круто повернув на север и преодолев в общей сложности около двухсот километров, уже в конце января оказались на дальних подступах к Кёнигсбергу.
Но здесь надо сделать отступление и рассказать о событиях, о которых мы, окопные солдаты и офицеры, тогда не могли знать, а союзники сегодня не очень-то любят вспоминать. А произошло вот что.
Не успели мы тогда порадоваться успехам англо-американских войск, открывших в июне 1944 года второй фронт, как они, выйдя к западным границам Германии, начали терпеть поражения в Арденнах. Бросив против них две танковые армии, немецкое командование не только остановило их продвижение, но и заставило отступать. Сложилась обстановка, грозившая обернуться катастрофой.
Тогда английский премьер Черчилль, смирив гордыню, обратился с телеграммой к Сталину, в которой настоятельно просил ускорить готовившееся зимнее наступление Красной Армии.
И Красная Армия пришла на помощь союзникам. Восточно-Прусская операция началась на две недели раньше намечавшегося срока. Я хорошо помню те дни середины января: промозглость, слякоть, туман. Видимость не превышала ста метров.
Утром 14 января гром артиллерийской канонады возвестил о начале наступления. В течение трёх суток танки, пехота, артиллерия (авиация бездействовала из-за непогоды) буквально прогрызали вражескую оборону. 17 января в прорыв была введена 5-я гвардейская танковая армия. 26 января её передовые части вышли к Балтийскому морю севернее Эльбинга и отрезали немецкие войска, находившиеся на территории Восточной Пруссии, от основных сил в Германии.
В это время 48-я армия, в составе которой действовала и наша танковая бригада, устремилась на север. Мы вторглись в Восточную Пруссию с юга, с территории Польши, где противник, видимо, не ожидал. Сужу об этом потому, что, когда танковая колонна, пройдя первые десятки километров по чужой земле, вошла в Найденбург, город жил обыкновенной будничной жизнью. По тротуарам спешили по своим делам пешеходы, работали магазины. Дело было к вечеру, и на столбах безмятежно горели уличные фонари. На нас - никакого внимания. Жителям было и невдомёк, что это и есть Красная Армия, которой пугала их геббельсовская пропаганда.
А мы спешили дальше на север. Нам предстояло преодолеть крепкий орешек - укрепрайон Алленштайн. И важно было максимально использовать фактор внезапности. С замиранием сердца мы двигались по ровной, как стол, долине туда, где высилась гряда холмов, будто самой природой предназначенная для обороны. Вот уже стали видны траншеи, оборудованные на склонах, долговременные огневые точки из бетона и железа, бронированные колпаки. И тут мы увидели, как идущие впереди танки взбираются на скаты холмов. Готовившаяся годами линия обороны оказалась не занятой войсками противника.
Воодушевлённые удачей батальоны бригады выдвинулись к Либштадту и после короткого боя овладели им. С ходу был взят и следующий город на нашем пути - Вормдитт. До столицы Восточной Пруссии Кёнигсберга оставалось каких-то 80-90 километров.
Говорят, Гитлер был взбешён поражением своих войск в Восточной Пруссии. Незамедлительно последовали оргвыводы. Группа армий «Центр», оборонявшая Восточную Пруссию, была преобразована в группу армий «Север». Медлительного и осторожного генерал-полковника Рейнхардта на посту командующего сменил генерал-полковник Рендулич.
Новая метла, как известно, метёт по-новому. Вскоре это мы почувствовали на себе. 26 января бригада, как и другие соединения 48-й армии, была атакована крупными силами противника. Сначала мы приняли это за частную контратаку и уверенно отбили её. Но противник наращивал усилия. Ничего хорошего не сулила и наступавшая темнота. А тут ещё испортилась погода. Поднялся ветер, завьюжила метель.
Наша миномётная рота занимала огневую позицию позади танко-десантных подразделений, в большой канаве, напоминавшей противотанковый ров, рассекавший район обороны батальона по диагонали. Только было, воспользовавшись затишьем, умостились на ночлег, как прозвучала команда «К бою!» Ещё засветло у нас были пристреляны площади на подступах к обороне батальона, и нам не потребовалось много времени на открытие огня. Одна команда звучала тревожней другой: «Три мины - беглый огонь!», «Пять мин - беглый огонь!»
Через наши головы вели огонь по противнику танки и единственная в бригаде противотанковая батарея. На нашем правом фланге враг пробился вперёд, и теперь противотанковый ров простреливался ружейно-пулемётным огнём. Пришлось менять огневые позиции. Мы отошли на новый рубеж. Мутными жёлтыми пятнами впереди горели вражеские бронетранспортёры и танки. И позади нас, там, где располагался третий танковый батальон, запылали костры из солярки и масла, из всего того, чем оснащаются машины, идущие в бой.
Дело в том, что два танковых батальона бригады имели на вооружении тридцатьчетверки, а вот третий батальон был оснащён английскими «Валентайнами», «Матильдами» и американскими «Шерманами». Мы были, конечно, благодарны союзникам за помощь, которая поступала к нам в самые трудные годы войны. Это были прекрасно отделанные машины как снаружи, так и внутри. Резиновые прокладки на гусеницах, резиновые бандажи на опорных катках делали их движение почти бесшумным. Но вот броня слабовата. И
40-мм пушка англичан была опасна лишь для немецких бронетранспортёров. У «Шермана» вроде и броня потолще, и 75-мм пушка помощней, но он был почти на метр выше тридцатьчетверки и представлял собой довольно уязвимую мишень на поле боя.
Я уже много лет переписываюсь с однополчанином майором в отставке Василием Киричковым. Он живёт в Ростове-на-Дону. А в войну был у нас командиром взвода тех самых «Валентайнов». Он вспоминает, что у них тогда в батальоне остались целыми две или три машины. Его танк уцелел потому, что в самую напряжённую минуту он приоткрыл люк башни и выбросил на трансмиссию дымовую шашку. Танк окутало дымом, и немцы подумали, что он горит.
Наблюдать танковый бой даже со стороны жутко, когда над головой с визгом проносятся «болванки» - эти многокилограммовые чушки из металла, лишённые взрывателей и взрывчатки. Их страшная сила - в скорости и массе. Канонада танковых пушек звучала спереди, сзади, справа и слева. В иных местах боевые порядки немецких и наших подразделений в темноте перепутались. Помнится, как комбриг гвардии полковник Козиков, подъехавший на «виллисе», выговаривал командиру батальона, КНП которого оказалось рядом с огневой позицией миномётной роты: «Что у тебя за спиной делается, комбат? Меня сейчас обстреляли в перелеске».
Вот как напишет потом об этих событиях командующий 2-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский в своей книге «Солдатский долг»: «Эта ночь мне запомнилась. С вечера поднялась сильнейшая метель. Порывистый ветер временами принимал ураганный характер. Все мы находились в штаб-квартире, когда вбежавший связист вручил мне тревожную телеграмму командующего 48-й армией Н.И. Гусева: «Противник наступает большими силами». Командарм опасался, сможет ли его армия удержать эти рвущиеся на запад полчища.
Хорошо зная Гусева, вдумчивого и опытного генерала, мы поняли, что раз уж он поднимает тревогу, значит, опасность велика. Действовать начинаем немедленно. Срочно перебрасываем сюда большую часть сил 5-й гвардейской танковой армии, 8-й танковый и 3-й гвардейский кавалерийский корпуса...»
Перед самым рассветом мы вынуждены были снова сменить огневые позиции. Окопались на обратном скате холма. И вдруг увидели за своей спиной цепь наших бойцов, а чуть подальше - выстраивающихся в боевую линию танки и самоходки. Это был тяжёлый танко-самоходный полк 5-й гвардейской танковой армии, пришедший на помощь. И стало ясно - мы выстояли!
Далось это нам дорогой ценой. Выше я уже упоминал о потерях танкистов, воевавших на заморских машинах. В нашем механизированном батальоне автоматчиков из 636 человек по штату осталось около пятидесяти. Был ранен комбриг гвардии полковник Козиков, убит командир третьего танкового батальона гвардии капитан Смирнов. В моём миномётном расчёте, состоявшем из пяти человек, автоматной очередью был убит наводчик Володя Голубев, пулей в голову ранен третий номер расчёта Сергей Даутов. А я до сих пор ношу в голове осколок вражеского снаряда как сувенир той метельной ночи.
Смотрю на старую военную карту. На ней отображена обстановка на март 1945 года. Чуть больше месяца прошло со времени событий, о которых рассказывалось выше. За это время конфигурация линии фронта разительно изменилась. Подошедшими войсками 3-го Белорусского фронта, в состав которого была передана и 48-я армия, противник был прижат к побережью залива Фришес Гафф. Теперь уже и Вольфсдорф, где мы сдерживали вражеские атаки, и Вормдитт, и Либштадт остались далеко в нашем тылу.
Читаю наименования неприятельских соединений, оборонявшихся перед нашими войсками: 24-я танковая дивизия, 28-я егерская дивизия, 2-я парашютно-танковая дивизия «Герман Геринг», танково-гренадерская дивизия «Великая Германия». Есть, правда, в этом ряду 349-я и 102-я фолькштурмовские дивизии, которым отведены полосы фронта на самом берегу залива в районе Фрауенберга, где болотистая местность максимально способствует действиям обороняющихся.
Незавидная у них у всех была доля. Им неоткуда было ждать подкреплений. А вот к нам в бригаду после январских событий пришло пополнение. В батальон автоматчиков влились уже обстрелянные ребята, в основном из госпиталей, такие же молодые, как и мы в ту пору. А танковые батальоны вместо заморских машин получили родные тридцатьчетверки с 85-мм пушкой.
И опять - в бой. Выдвигаемся в район Браунсберга. По мосту над дорогой пересекли автобан Кёнигсберг - Берлин. Наша задача - прорвать оборону на рубеже железной дороги Браунсберг- Кёнигсберг и, развивая наступление, выйти на берег залива, разделив группировку противника на две части. 14 марта -разведка боем. Короткий артналёт немцы приняли за начало артподготовки и отвели подразделения из первых двух траншей. Стремительным броском танко-десантные роты заняли эти траншеи. Вот тогда и ударила артиллерия всей своей огневой мощью по врагу. Теперь уже в атаку пошли танковые батальоны. 19 марта мы вышли к заливу Фришес Гафф. А 20 марта был взят Браунсберг. Территория, занимаемая противником, прижатым к заливу, день за днём сокращалась. 25 марта был взят город Хайлигенбайль. 29 марта Москва салютовала 20-ю артиллерийскими залпами из 224 орудий в честь окончательной ликвидации группировки немецко-фашистских войск юго-западней Кёнигсберга.
А потом был штурм Кёнигсберга, штурм города, порта и крепости Пиллау, бои на косе, той самой косе, куда бежали ночью по льду залива остатки неприятельских войск из Хайлигенбайльского котла. Мы шли вперёд на запад, теряя в боях товарищей и друзей, оставляя на местах сражений братские могилы с алыми пятиконечными звёздами на вершинах наспех сколоченных пирамид. Мы шли к нашей Победе.
Миновали годы, десятилетия, и сегодня идут с экскурсиями по местам боёв сыновья, внуки и правнуки фронтовиков или вот племянники, как Геннадий Каплин, разыскивающий могилу своего дяди - комбата Красной Армии, погибшего в последние месяцы войны в Восточной Пруссии.
Недавно мы встретились с Каплиным-младшим в Москве. Я слушал его рассказ о поездках в Калининградскую область, о походах с энтузиастами-поисковиками по местам боёв, запёчатлённых на старой военной карте, и думал о том, как неразрывны наши прошлое и настоящее. Нет, мы не Иваны, не помнящие родства. Наша история, героическое прошлое, через которое прошло моё поколение, живут и будут жить в памяти потомков.
Источник- газета "Красная Звезда"
http://www.redstar.ru/2011/04/06_04/5_01.html
Автор
Тема: Участник Великой Отечественной войны: "О боях в Восточной Пруссии" (Прочитано 4950 раз)