ПРО ОСТРОВЕЦ-СВЯТОКРЕСТСКИЙ
Из книги: Палий Пётр Николаевич. «Записки пленного офицера».
Сайт «Военная литература»: militera.lib.ru
Издание: Палий П.Н. Записки пленного офицера
Книга на сайте:
http://militera.lib.ru/memo/russian/paliy_pn/index.htmlСодержание.
Часть первая. Начало войны
От автора
1. Перед самой войной
2. Бегство-отступление
3. На тыловых работах — ВПС
4. Защита Жлобина
Часть вторая. В Польше. Зима 1941-42
1. Первые двадцать четыре часа
2. От Мормаля до Замостья
3. Лагерь в Замостье
4. Весна 1942 года
5. Карантин в Лысогорах
Часть третья. В Германии. 1942 -1944
1. Хаммельбург, Шталаг XIII-В
2. Грейсвальд, Шталаг II-С
3. Рабочая команда НАР, Вольгаст 1
4. Инженеры-пленные. Вольгаст 2
5. Последний год плена
5. Карантин в Лысогорах
(…) Но в Германию нас доставлять не спешили. Утром наш эшелон выгрузился на товарной станции какого-то Города. Было ясное, свежее, весеннее утро, в прозрачном воздухе были хорошо видны близкие горы. Мы как выгрузились из вагонов, так и стояли группами по сорок человек, окруженные охраной. Через переводчиков узнали, что станция и город около нее называется Островец-Святокрестский, а горы — это уже Карпаты. Там, где-то у этих гор, мы должны будем прожить в «дорожном карантине», перед тем как нас наконец допустят приехать в Германию. Предстоял пеший марш в 32 километра. Когда нам об этом сообщили, все приуныли. 32 километра — это хороший переход даже для тренированной и подготовленной пехоты, а для нас, вчерашних доходяг, это могло превратиться в несчастье. Невыспавшиеся, голодные и испуганные пленные обсуждали предстоящее. Подъехало несколько подвод, привезли еду и... «по первому классу»! Суп густой, такой, что «ложка стояла», с макаронами, картофелем, кусочками мяса, горячий, вкусный, пахучий. По целому фунту хлеба, настоящего, свежего. По целой большой сосиске и по три вареных картошки. Половину выданного хлеба и по одной сосиске приказали оставить на дорогу, т.к. во время марша еда будет подвезена только один раз. Сытный, хороший завтрак казался хорошим предзнаменованием, и все сразу повеселели и ободрились. После еды дали полчаса на отдых, «пищу переварить», а потом раздалась команда «Становись! Стройся по трое у своих вагонов!» — Вся колонна тронулась и поползла длинной змеей по дороге, не заходя в город, в сторону гор. За городом нас встретила небольшая воинская часть. Старая, еще из Замостья, охрана передала по счету всех новому дорожному конвою под командованием молодого высокого лейтенанта в лихо заломленной фуражке и в тугих желтых перчатках, со стеком в руках. Он обошел всю колонну, рассматривая нас, а потом вышел вперед и весело скомандовал, скаля крупные белые зубы: «Асhtung! Still gestand! Rechts um! Gerade aus, maaaarsch!» — И колонна тронулась в путь, окруженная конвоем примерно в 150 солдат с примкнутыми к винтовкам штыками. Сзади колонны было четыре подводы с нашими вещами, а после них, отдельной группой, маршировала «скипенковская банда», без своего лидера.
Вначале шли довольно бодро, даже с песнями. Песня была подхвачена всей массой пленных, почти в тысячу голосов. Немцы со своим начальником лейтенантом довольно улыбались и одобрительно покачивали головами, а на соседних холмах из домиков высыпали женщины, дети, махали приветственно руками и что-то кричали нам... Но слабость пленных начала сказываться быстро, приподнятое настроение первых километров марша угасло, колонна стала растягиваться, многие стали прихрамывать, отставать. Каждый раз, когда мы проходили через придорожные деревушки, улица была, очевидно, предварительно, очищена от населения. Только прогуливались вдоль ряда домиков здоровенные хлопцы с белыми повязками на рукавах и с палками в руках. Эти хлопцы были точно такого же вида, как те, которые гоняли партии евреев на работы мимо нашего лагеря в Поднесье. Иногда из-за забора или занавески на окне можно было увидеть любопытные лица женщин и детей. Мужского взрослого населения почти не было видно.
Первые 10 километров прошли за неполных три часа (…) Когда переводчики вернулись к строю, они сказали, что в пути будет еще два привала. Один через десять километров на обед, сроком на час, а потом еще один, короткий, перед последним подъемом в гору, где находится карантинный лагерь.
(…) Дорога начала делать повороты, мы поднимались все выше и выше. На одном из изгибов дороги открылся замечательный вид: дорога внезапно пошла круто вниз, в балку, а справа была видна высокая гора, сплошь покрытая еловым лесом. В одном месте среди леса возвышалась почти отвесная скала, и на самом верху ее виднелся не то замок, не то монастырь с высокой башней и колокольней Лейтенант указал на эти постройки рукой и что-то сказал старшему переводчику, а тот передал по колонне: «Это и есть наш лагерь-карантин, старинный польский монастырь и тюрьма для политических преступников, Лысогора».
Нас всех снова построили в колонну по шесть человек в ряд, сделали проверку, все оказались налицо. Всего было 932 человека — стоящих в строю, лежащих на подводах, живых плюс два мертвеца. Второй мертвый был тот, кто скатился вниз по скату, он умер от разрыва сердца. Пока происходило построение, проверка и передача «живого товара» из рук конвоя и руки тюремной администрации, совсем потемнело и загорелись сильные фонари у ворот и на стенах тюрьмы.
Колонна двинулась через ворога во двор. На арке была рельефная надпись по-польски, кто-то перевел: «Помни, что искреннее раскаянье награждается прощеньем Божьим». А внутри другая: «Иди с Богом в сердце, не греши более и не возвращайся сюда никогда». Сразу за ворогами, с правой стороны, было длинное двухэтажное здание комендатуры, на белой, ярко освещенной стене четко выделялась немецкая надпись готическим шрифтом: «Людоедство карается смертной казнью».
В Лысогорской тюрьме наша группа «специалистов» из Замостья просидела ровно месяц. (…) Когда и кем был построен Лысогорский монастырь, или, как его называли некоторые, «Святокрестский», никто из нас не знал. По типу постройки, по архитектуре, по металлическим деталям на дверях и по решеткам на окнах смело можно было предположить, что стоит он здесь, на высоком, почти отвесном обрыве карпатских гор, не менее трех-четырех столетий. Стены на первом этаже были двухметровой толщины, сводчатые потолки опирались на массивные колонны. Основной материал постройки был местный серый гранит. Все окна выходили во двор, только на одной внутренней лестнице на каждой площадке было по окну, выходящему на главные ворога. Здание монастыря примыкало к старинному католическому храму с высокой колокольней. Эту колокольню с крестом на готической крыше видно было за много километров. На двух первых этажах были небольшие, почти тёмные комнаты. Всюду были установлены двух- или трехъярусные деревянные нары, тоже очень старой постройки. Третий этаж был пуст и наглухо заколочен.
Вся эта часть когда-то была помещением для монахов, где они жили, во многих местах на сводах или стенах были выложены из камней кресты. Общие большие залы были, очевидно, трапезными... Когда-то сам монастырь был переделан в тюрьму, и только крайнее правое крыло всего ансамбля сохранялось в ведении церкви. На всех этажах и в подвале были следы того, что раньше это было нечто общее, а теперь ряд арочных проемов был наглухо заложен более поздней, но тоже очень старой каменной кладкой. На уровне двора, рядом с главным входом в здание, было восемь круглых наклонных колодцев с решетчатыми тяжелыми железными дверями. Диаметр каждого колодца был около метра, а глубина метров пять. Это были карцеры, оттуда несло сыростью и гнилью. Это была политическая тюрьма.
Двор тюрьмы был выложен каменными плитами и ограничен с одной стороны тюремным корпусом и вспомогательными службами, а с другой — невысоким каменным парапетом. За этим парапетом была пропасть, по крайней мере 250-300 метров почти отвесной стены гранитного утеса, на котором был построен монастырь-тюрьма. По краям этого парапета были расположены две сторожевых башенки с охраной и прожекторами, освещающими весь двор ярким светом от захода до восхода солнца. С правой стороны двора была расположена казарма охраны, с левой — открытые подвалы главного здания.
Несмотря на запрещение лазить под зданье, конечно, пленные начали делать разведку: а что там? Полез однажды и я, просто из любопытства.
Основная часть здания была построена непосредственно на граните скалы, но вся часть его, подходящая к краю массива, опиралась на колоссальные, прямо каких-то титанических размеров арочные своды. В хаосе наваленных гранитных глыб и опорных сооружений были проходы, ямы, узкие щели и пологие узкие коридоры, идущие неизвестно куда. Один из любопытствующих упал в какой-то провал, сломал ногу, и на следующий день пришла целая группа рабочих и густо затянула все проемы колючей проволокой.
Вид, открывавшийся с площадки тюремного двора, был потрясающий. В ясный день хорошо был виден и город Остров-Святокрестский, и станция железной дороги, на которой выгрузился наш эшелон, и дорога, по которой прошла колонна. Горизонт был необъятно широк. Поселки, деревушки, дороги, две реки, все было видно, как на рельефной карте. (…) Паек, выдаваемый в этом карантинном лагере, был «голодный», желанье есть не оставляло никого ни на минуту, но по сравнению о Замостьем здесь можно было жить. Главное было то, что все, что выдавалось немцами на кухню, шло в котёл, и все, что попадало в котел, поровну делилось между всеми. Пленных не обкрадывали, ни полиция, ни кухонные работники, ни санитары, ни писаря. Здесь все было и руках немцев и никаких привилигированных групп не существовало.
(…) Через месяц жизни в Лысогорской тюрьме вся группа «специалистов» была построена в колонну и начала свой обратный путь к железной дороге.(…)
http://militera.lib.ru/memo/russian/paliy_pn/02.html
