Рассказ о лагере Хемер в книге воспоминаний Станислава Адольфовича Кшановского «Р Я Д О М С О С М Е Р Т Ь Ю» (воспоминания военного врача), Киев, 2011
http://sdivizia-141.narod.ru/documents.htm (номер 23 в списке воспоминаний)
"Глава 10. ГЕММЕР
Всю ночь состав простоял на околице небольшого поселка. Наступило пасмурное утро, моросил прохладный дождь. Невдалеке виднелся поселок, располагавшийся в ущелье вокруг возвышающихся плоских гор, покрытых мелким кустарником. Наш вагон был настолько ветхим, что насквозь продувался холодными сквозняками. Люди мерзли настолько, что все уже давно были на ногах и каждый грелся как мог. Меня спасала шинель, а еще при отправке один из товарищей сунул мне под мышку округлый сверток, который оказался куском подстилки, потом длительное время служивший мне в качестве постели.
Трудно было себе представить, что нас ждет впереди. Внешним видом мы напоминали скорее стариков, нежели когда-то молодых людей. Лица у всех одинаково были с глубоко запавшими глазами, кожа представлялась сухой и с желтоватым отттенком, подкожный жировой слой отсутствовал, мышцы атрофировались - все были настолько истощены, что использовать нас на работах не представлялось возможным. Я тоже выглядел не лучшим образом – язвенная болезнь желудка держала меня в страхе перед постоянными обострениями из-за питания суррогатами и стрессами, не случайно мне была присвоена кличка ’’отец’’, хотя мне перевалило едва за тридцать. Теплилась надежда, что нас будут использовать на сельхозработах, где хотя бы периодически может перепадать что-то из продуктов.
Безрадостные размышления прервала команда освободить вагоны. Оказалось, мы прибыли в городок Геммер, - местность со знаменитой геммерской ямой, где был концлагерь еще в первую мировую войну и где тогда еще содержали русских пленных. Сейчас тут, преимущественно в деревянных бараках, на двухярусных нарах было сконцентрировано свыше 100 тысяч пленных разных национальностей, которых размещали по национальному признаку в отдельные блоки. Самым большим по количеству бараков и по территории оказался русский блок. Среди других были блоки с французами, поляками, итальянцами, англичанами, американцами, были блоки с болгарами и румынами, а также и другие гораздо меньшие.
Меня в тот день обрадывало одно – на территории русского блока я встретил своего верного друга, руководителя подполья 326 лагеря, Ивана Алексеева, безгранично доброго и чуткого человека. Ему тоже грозило разоблачение и пришлось срочно покинуть санитарный пункт 326 лагеря.
В этом лагере было огромное количество больных с длительно незаживающими гнойными ранами на конечностях, а возможности их лечения были крайне ограниченными, что вызывало постоянную озабоченность наших медиков. Единственно, да и вполне естественно, что мы расчитывали на помощь наших соседей по лагерю – славян. Огромную поддержку, как близким родственникам, нам оказывали болгары, югославы, французы, итальянцы и другие, которые зачастую делились многим, чем располагали. Большинство пленных других стран, в основном молодых парней, проявляли настоящую солидарность, глубоко и искренне уважая русских. Почти все содержание посылок, которые они получали по линии международного Красного Креста, где кроме питания были перевязочные средства и медикаменты, распределялись между русскими тяжелобольными, большинство из которых было с открытыми формами туберкулеза. Огромная скупченность людей в бараках, отсутствие элементарной вентиляции помещений, голодный паек из 1,5 литров в день баланды из пищевых суррогатов и отходов являлись ’’хорошим’’ условием для развития и распространения туберкулеза. И все же в этих условиях необходимо было продумать и найти хотя бы минимальные возможности облегчения страданий обреченных. Нам помог опыт работы в туберкулезном изоляторе Штаммюле. Необходимо было срочно изготовить пневмотораксный апппарат, определить место для проведения искусственного пневмоторакса и пневмоперитонеума, найти хотя бы минимум необходимого инструментария. Несмотря на огромные трудности, буквально за несколько дней мы решили эти задачи.
....
Весть об успешном применении в русском блоке поддуваний при туберкулезе легких вскоре стала достоянием медиков из блоков, где размещались пленные других национальностей. Мы с гордостью демонстрировали им свой самодельный аппарат для пневмоторакса. Через некоторое время, с разрешения немецкой комендатуры, нас начали приглашать для наложения пневмоторакса или пневмоперитонеума в блоки болгар, югославов, поляков, итальянцев и других. Они же, в свою очередь, делились с нами перевязочными материалами, дезсредствами и медикаментами, которые получали через Красный Крест из Швейцарии. Так непроизвольно, на деловой основе среди медиков, закладывалась самая настоящая интернациональная дружба.
Приближался конец 1944 года. Мы с нетерпением ждали окончания кровопролитных сражений и капитуляции Германии, в чем уже никто не сомневался. Это было заметно и по поведению охраны лагеря. Наиболее озверелая ее часть, отличающаяся жесточайшим обращением с пленными, постепенно исчезла и появилась другая, более лояльная. Массовые избиения пленных русских прекратились, стало свободным общение медиков разных блоков.
Однажды в лагерь приехали представители международного Красного Креста, которые с целью недопущения бомбардировки лагеря союзной авиацией согласовали с немцами нанесение на крышах всех зданий, кроме русских бараков, красных крестов. Прошло несколько дней и случилось непредсказуемое. Во время одного из массовых налетов англо-американской авиации несколько самолетов пошли на резкое снижение над нашим лагерем. Затем послышался нарастающий вой падающих бомб и последующий грохот разрывов с огненными вспышками над зданиями, дым и отчаянные крики бегущих и гибнущих в огне людей. Бомбы угодили в здания, на крышах которых были нарисованы красные кресты, а русские бараки без крестов не пострадали. Оказывается, бомбежка случилась потому, что немецкое командывание красными крестами стало маскировать воинские объекты и союзники узнали об этом.
Мы, русские медики, ринулись на помощь пострадавшим и увидели страшные руины после действия авиции. Деревянные бараки превратились в догорающие щепки, смешанные с землей и окровавленными частями человеческих тел. Вокруг звучали крики и стоны раненых, зовущих на помощь, а нам нехватало элементарных средств для оказания медицинской помощи – носилок, перевязочного материала, хирургического инструментария, что крайне затрудняло работу. Три дня и три ночи, без сна и отдыха, русские врачи во главе с Иваном Алексеевым вместе с врачами других блоков боролись за спасение жизней беззащитных людей.
...
Начался 1945 год. Положение пленных с каждым днем ухудшалось. Стремительный разгром немецкий войск на восточном фронте, наступление союзников на западе ускорили падение Германии. Особенно остро это ощущали мы: участились случаи перебоев в выдаче ’’баланды’’ и хлеба-суррогата, не хватало воды. С утра до позднего вечера больные, как стая ворон, бродили по мусорной свалке возле кухни в поисках чего-то съедобного, собирая очистки картофеля, брюквы, свеклы, проросшего зерна и прочего мало-мальски съестного. Все это поедалось без мытья и без всякой термообработки, что вызывало среди медиков большую тревогу. Такое употребление гнилых и грязных пищевых отходов привело к возникновению острых желудочно-кишечных заболеваний и наконец, к эпидемии дизентерии, течение которой у крайне истощенных и обезвоженных людей мигом приводило к смертельному исходу. Болезни, голод и холод привели к резкому увеличению смертности среди пленных. Ежедневно, по утрам уже не один, а несколько грузовиков загружались трупами истощенных, когда-то жизнерадостных людей.
Эпидемия дизентерии встревожила и немецкую комендатуру. Пленным запретили выходить из бараков, стали применять дезсредства для санобработки помещений, пищевых отходов, туалетов, в бараках ими протирались нары, двери, окна, полы и другие предметы. Однако, должного эффекта не настурило, ибо победить дизентерию в тех условиях было невозможно и смертность от нее постоянно росла. Теперь уже машины, вывозящие трупы, курсировали непрерывно по маршруту ’’лагерь – рвы в лесу за околицей’’. К этому несчастью прибавилось другое. В конце марта 1945 г. нам поступили сведения, что немцы, отступавшие под натиском союзников, силами спецотрядов СС стремились истребить всех военнопленных, в первую очередь русских.
К тому времени, хотя и сохранялась прохладная сырая погода, дожди прекратились и установилась ясная погода. Больных дизентерией осталось мало, с весной ее новых случаев стало намного меньше и мы сконцентрировали их в одном бараке. Нас, оставшихся в живых, тянуло к теплу, на солнце. Мы с радостью набрасывались на появившуюся кое-где на обочине у бараков зелень, срывали ее и сушили. Затем растирали ее, добавляли воду и соль (у кого была), делали лепешки, которые вновь сушили на солнце и тут же поедали. Мы радовались приходу весны, пробуждению природы, теплу, наконец, близостью свободы.
Однако, в условиях надвигайщейся на нас угрозы расправы необходимо было хорошо продумать тактику поведения. Наша группа сопротивления приняла решение в случае опасности истребления оказать врагу организованное сопротивление, для чего надо было заранее приготовить возможно большее количество режущих и колющих предметов, дубинок и других средств, которые могли бы служить оружием. Мы понимали, что этого недостаточно, но каждый из нас решил, что лучше умереть в жестокой неравной схватке с врагом, чем пассивно ждать смерти. Мы понимали, что можем надеяться лишь на минимальный успех и все же готовились к сопротивлению. Необходимо было мобилизовать все резервы, нужны были тренировки для хотя бы небольшого укрепления сил в предстоящей борьбе, единственным способом которого в наших условиях стала ходьба.
...
Прошло две недели, наступила середина апреля. Я лежал на железной кровати в полуподвале кирпичного трехэтажного здания, частично разрушенного бомбежками, которое располагалось в ущелье над крутой возвышенностью, покрытой густым мелким кустарником. И вдруг я увидел, как с возвышенности, без единого выстрела спускается к лагерю цепь за цепью американская пехота. Рядом лежащие пленные от неожиданности и безграничной радости оцепенели и никто не мог поверить в реальность свершившегося чуда – освобождения! Даже тяжелобольные начали сползать с кроватей с желанием увидеть освободителей.
Свобода! Какое это емкое слово! Мне кажется, что оценить глубокое содержание этого можно только в сравнении. Народная мудрость говорит: ’’Истина познается в сравнении!’’ Хронический голод, постоянное психологическое угнетение, угроза истребления, когда каждый из нас готовился к последней смертельной схватке с ненавистным врагом, и вдруг – свобода! В первые часы мы не могли до конца осознать и поверить в то, что наступил новый этап в нашей жизни. У многих из нас это вызвало непреодолимое желание мстить врагу. В один миг остатки немецкой охраны, офицеры комендатуры были выведены на центральную площадь лагеря. Центральная площадь! Если бы она могла рассказать о всех злодеяниях за все годы ее существования с времен первой мировой войны. Рассказывали, что еще в те годы расправы над русскими военнопленными проходили на этой площади. Здесь же и фашисты жестоко расправлялись с нашими в годы Второй мировой, именно здесь планировалось проведение массового истребления военнопленных при немецком отступлении под натиском союзных войск.
Но сейчас бывшие пленные без какой-либо команды сгоняли на эту площадь своих мучителей. Месть наша стала заслуженной карой извергам. Я, свидетель злодеяний, чинимых фашистами, утверждаю, что возмездие было справедливым!
Я понемногу стал передвигаться и по мере сил принимать участие в работе медиков. Невыносимо было смотреть на безнадежных больных в туберкулезном изоляторе. На их пылающих от лихорадки щеках, в тысклых глазах, на синеющих губах можно было прочесть лишь миг радости, сменяющийся продолжительной грустью и тоской, которые олицетворяли их обреченность. Каждый из них постоянно спрашивал, когда можно вернуться на Родину, не понимая, что дни их жизни сочтены – они умирали, но даже в мыслях не допускали того, что ни Родины, ни своих родных и близких им не увидеть.
Совершенно непредвиденные события в лагере вызвали много бессмысленных жертв. Освобождение оказалось настолько неожиданным, что никто не мог поверить в реальность этого. Уже с первых дней в лагерь начали подвозить достаточное количество консервированых продуктов питания, которые раздавались бывшим пленным в изобилии, без всякой системы и контроля. Буквально на второй день мы ощутили порочность такого питания – у всех нас развилась несостоятельность желудочно-кишечного тракта разной степени выражености в результате длительного голодного существования за время плена. Началась массовая гибель людей уже не от голода, а от неосторожного обильного употребления доброкачественной пищи, что в результате функциональной несостоятельности органов пищеварения приводило к рвоте, завороту кишок, развитию непроходимости или изнуряющему поносу, наростанию интоксикации и глубоким психическим нарушениям.
Мы срочно обратились к командыванию американских войск с настоятельной просьбой отдать под наш медицинский контроль распределение продуктов питания среди бывших пленных, что было выполнено незамедлительно. Чурбаков Тихон Николаевич, военврач, полковник санитарной службы, вместе с русскими медработниками взяли под строгий медицинский контроль распределение продуктов питания среди истощенных, все еще голодных людей. Было разработано меню щадяще-дробного питания, при котором пища выдавалась жидкой, небольшими порциями, чаще обычного и в ограниченных количествах. С согласия американской администрации была организована медицинская комиссия, которая занялась рекогностировкой ближайших районов Германии с целью выявления коечной сети больниц и санаториев для госпитализации и лечения больных и раненых бывших пленных.
Если бы меня спросили, что наиболее запомнилось после освобождения из плена, я бы не задумываясь, ответил: ’’Первая встреча с советским офицером и последующее возвращение на Родину’’. А происходило это так. Через некоторое время после освобождения нас из плена 9-й американской армией нам сообщили, что должна состояться встреча с представителем военной миссии Советской Армии. Эта весть со скоростью молнии облетела лагерь. По пребытию преставителя миссии в лагерь на площадь вышли не только те, которые могли самостоятельно передвигаться, но и те, кто был на костылях, истощенные и туберкулезные больные, которым помагали идти их товарищи. На открытый кузов грузовика взобрался немолодой офицер Советской Армии в звании подполковника. Все замерли и воцарилась абсолютная тишина, лишь непрерывно приглушено кашляли больные. Офицер понимал психологическое состояние изнеможденных голодом и холодом людей. Однако то, что произошло с многотысячной толпой освобожденных из плена людей спустя 2-3 минуты, потрясло всех. Миновало много лет, но даже сейчас я не могу без слез и содрагания вспоминать этот момент. Люди, как железные опилки к магниту, тянулись все ближе и ближе к представителю Родины, что нельзя было объяснить только одним желанием увидеть новую форму, о которой у большинства освобожденных не было никакого представления. Эту тягу, этот глубочайший интерес к нашему офицеру можно было сравнить только с безграничным стремлением матери услышать и увидеть своего ребенка после вынужденной и длительной разлуки с ним. Но вот все затаили дыхание и взоры людей устремились на прибывшего офицера. Эмоциональное напряжение было на пределе, на лицах людей была написана тревога, глаза блестели, а появившиеся росинки слез на ресницах быстро скатывались по щекам. Те, у кого нервная система оказалась более тренированной, кто еще мог управлять своими эмоциями, крепились. Все ждали известий. Вдруг будто какой-то невероятной силы толчок всколыхнул всех. В один миг начался все наростающий не просто плач, а сплошной рев многотысячной толпы. Подобного я никогда не видел и о таком не читал. Я не мог себе даже представить такой потрясающей картины невероятной радости десятков тысяч людей, переживших фишистские застенки. Это были не дети и не женщины, а взрослые мужчины, правда, истощенные до состояния скелетов, обтянутых морщинистой сухой кожей, с седеющими волосами. Это состояние обреченных на смерть людей, внезапно получивших свободу, можно было сравнить только со знаменитой картиной великого русского живописца Иванова ’’Явление Христа’’. И молодые, и люди в годах не стыдились своих слез радости и бурно реагировали на долгожданную встречу с человеком, который представлял Родину. Тот, кто побывал в плену вдали от Родины, кто почувствовал вкус чужого горького хлеба, кто годами ощущал свое бесправие – тот на всю жизнь запомнит, что для него Родина и как ее надо любить."
