Рассказ о своей военной одиссее Глазунова А.М. - второго номера в пулеметном расчете Ф.П. Шменкеля.До призыва я жил в Иваново. Родился в 1922 году. Учился в школе. Когда закончил 10-й класс, вышел указ Верховного совета о призыве в РККА с 18-ти лет. Школу я окончил летом в 1940 году, а в октябре уже был призван. Служить начал в Белоруссии. Может, ты слыхал про такой город Полоцк? До 39-года Полоцк был пограничным городом. А в 39-м году западную часть Белоруссии, которая была у Польши, присоединили к нам. До начала войны, буквально за одну зиму, успел выучиться на телеграфиста, поскольку еще до армии я занимался в школьном радиокружке. Основная задача была уметь работать на ключе. Тире-точка-тире…Нужно было научиться передавать эти буквы-цифры. Летом за несколько дней до нападения немцев, нас в Полоцке подняли по тревоге и отправили на границу.
В какой части Вы тогда служили?
278-й Стрелковый полк 17-й стрелковой дивизии. (Погибла в Белостокском котле. 15.07.1941 года остатки дивизии вырвались из окружения. 19.09.1941 года расформирована. Командир — генерал-майор Т. К. Бацанов (19.05.1938 — 29.06.1941) прим. С.С.)
Ну что? Ну, отправили нас в полном вооружении пешком к западной границе. Автомобилей у нас не было, мы шли маршем примерно километров триста. ( 12 июня 1941 г. командир 17-й стрелковой дивизии генерал-майор Бацанов получил приказ о сосредоточении соединения в составе 21 -го стрелкового корпуса в районе г. Лида Гродненской области. С целью «не спровоцировать немцев на нападение» марш совершался только в ночное время. За ночь проходили по 40—70 км. прим. С.С.) Дошли мы тогда до города Лиды, есть там такой городишко в западной Белоруссии. Вот в этом месте для нас началась война. Мы тогда растянулись на марше по проселочным дорогам, и шагаем себе по направлению к границе. Тут немцы с самолетов высадили десант. Начался бой, и ни окопов, ни позиций, прямо посреди нас поля прихватили. Немного погодя немцы подтянули танки. В общем, попали мы в окружение - вся наша дивизия и наш полк в том числе. (Частям 17-й стрелковой дивизии пришлось вести борьбу не только с наступавшим с фронта противником, но и с подразделениями врага в тылу. 25 июня, выяснив замысел немцев окружить войска Западного фронта в минском «котле», Военный совет отдал войскам директиву начать отход в ночь с 25 на 26 июня. Прим.С.С.)
-А вы видели парашюты немцев? Или вам сказали про десант?Да все говорили. Все знали, что это десант. Ну, всё-таки там еще километров пятьдесят, может сто мы не дошли до границы. Ну не знаю…
-Первый бой помните?Запомнился мне серьезный бой под Минском. Пытаясь выйти из окружения, мы прорывались вдоль шоссе на восток. В том месте много дорог сходится с разных направлений, и мы пытались проскочить через какую-то дорогу в лес, но напоролись на немцев. Они на машинах, а мы пешком (смеется). Немцы быстренько подтянули минометы, да там еще артиллерия, что ли у них была. А мы отстреливались из винтовок и пулеметов. Немцы колоннами двигались по этой дороге к Минску, а мы ее хотели перейти. Да вот не перешли. После этого наше командование, в частности начальник моей радиостанции Сперанский, на которой я работал в полку, говорит: «Теперь выходите из окружения, кто как знает. Кто, как сумеет.…. А мы пошли на Москву». Он был москвич, этот Сперанский. Аркадием его тоже звали, как и меня.
Они значит на Москву, а вы как хотите. (По воспоминаниям ветеранов дивизии генерал Бацанов отдал полкам приказ прорываться с боем на Слуцк - Калинковичи. Маршрут отхода пролегал через оборонительные сооружения Минского укрепрайона, предстояло также форсировать Неман. Прим. С.С.) Мы втроем двинулись. Опять надо было все эти дороги переходить около Минска. В общем, перебегали мы очередную дорогу и нас заметили. Машины остановили, окружили нас троих…(смеется)
-В поле?В лесу. Лесочек был такой небольшой.
-Винтовки с собой были? Или бросили?Не-е-т! С винтовками. Мы всё, как это…как полагается. Вот, попал я в плен тут.
- немцев много было?Немцев-то? Да. Потом другие еще подъехали на машинах. Дорога там была асфальтированная, поэтому быстро они подъехали … А мы… Как куры в ощип! Трое сразу попались. Довезли нас немцы до Минска. На западной стороне города уже был лагерь для военнопленных, вокруг двухэтажного каменного здания колючей проволокой отгородили территорию. До войны при советской власти в этом здании размещалось ремесленное училище. Окна все выбиты, вокруг здания все вытоптано, сидят понурые пленные. Нас троих туда же, в этот лагерь. И был я там всего какие-то двое суток, может. Ночевали прямо во дворе. Лето еще было - июль месяц. Как там кормили? Утром погонят на работу, если у тебя есть какая-нибудь миска или котелок, то тебе плеснут туда баланды. Брюкву или чего они там варили, не знаю. Ничего особо такого съедобного там не было. И сухари наши трофейные черные давали иногда. Вот и вся еда. Это на целый день! Работать гоняли нас на минский аэродром, который немцы в свое время сильно бомбили. Там мы закапывали воронки от бомб. Немцы песок подвезут, мы закидываем его эти ямы. Трамбовали, чтоб самолеты могли садиться. Только один день я там поработал. Июль месяц стоял, самая жара. На солнышке весь день. Воды хоть бы привезли. Ну, хоть бы по кружке дали. Пить хотелось страшно. Очень хотелось. Не давали.… А плохо работаешь, так немец вместо воды тебе палкой по спине может дать… (смеется)
В общем, на этом аэродроме я окончательно решил, что мне надо бежать. А как это сделать? Надо думать. Всякие варианты были. Надо было так продумать, чтобы наверняка. Ведь с тобой чикаться не будут, если увидят, что ты убегаешь, пристрелят и все.
На том аэродроме я покопался кое-где немножко. В сторонке стояли палатки, до немцев в них жили наши летчики. В одной из палаток нашел летную карту. На этой карте были леса, реки, дороги минского района. В топографии я разбирался неплохо. Ну и уговорил бежать своих товарищей, тех с которыми попал в плен на дороге.
-Как их звали? Помните?Как звали? Помню. Один Беляков, как имя забыл, он из Тверской области. Тогда называлась Калининская. Второй был мой земляк. Я из Иванова, он был из Шуи. Пресняков Николай. Вот его имя помню. Он был из моего радио взвода.
Они согласились. Мы наметили план. Нужно было все очень хорошо продумать. Тогда территория лагеря была ограждена только одним рядом колючей проволоки длиной метров в сто пятьдесят, да метров сто шириной. Немцы еще не успели сделать все как следует. Поглядел я там, что к чему. Проволока натянута низко над землей, и чтобы вылезти, надо ее как-то поднимать. Мы договорились, пока один ползет, другой будет держать.
Ночью поползли. Возле проволоки была высокая трава и заросли крапивы, а снаружи вдоль проволоки ходил часовой. Бродит туда-сюда всю ночь. Они сменялись, наверное, не знаю. Ну, я это все поглядел, примерился. Договорились так. Вперед ползет Пресняков, который из Шуи. Я за ним. Беляков последний. По этой…вот… по траве высокой.
– страшно было?Конечно. Как часовой увидит, чикаться с тобой не будет. Пристрелит и все. Чтоб куда-то вести? Нет.
Главное как назло луна вышла. Светит. Да еще и полная. Мы в траве лежим, прижались к земле. Выбрали место, где крапива повыше выросла. Пресняков подполз. Я за ним, подержал ему проволоку. Он пролез, мне помогает. Я пролез. Глядим, Белякова нет. Часовой сейчас назад пойдет. Надо уходить! Кричать нельзя. Туда-сюда. Нет Белякова. Ну, он что? Мы с ним разговаривали как-то в лагере. И у него такое настроение было: «Немцы скоро нас захватят всех. Колхозы распустят. И я буду фермером». Ну мы решили, что он будет ждать, когда его отпустят домой. И мы значит с Пресняковым подальше от этой тропинки, по которой часовой ходит. В траву. Во всяком случае, вдвоем мы убежали. А там подальше шоссе, по нему на запад машины идут. Хоть и ночь, а идут. Я перебежал, Преснякова жду, нигде не вижу его. Хоть и темно, а кричать нельзя. Так я потерял и Преснякова, один остался. Думаю, что скоро будет светать, надо уходить от этого лагеря. Я полем напрямик значит. А на восток через Минск не пройти, везде машины немецкие ездят. Решил обойти Минск южнее. Под утро зашел в одну деревню, гляжу, хозяйка корову выгоняет. Я к ней подошел, говорю: «Дай хоть хлеба кусок». Сказал ей прямо, что убежал из лагеря. Она меня домой завела, молока налила, да краюху хлеба отрезала.
-Только уходи скорее, а то немцы ездят. Тебя убьют, меня убьют.
А я еще тогда был в военной одежде. Немножко прошел на запад, потом южнее обогнул Минск. И двинул к своим на восток через Белоруссию. Вся проблема была в том, чем питаться дорогой. К сожалению, котелок оставил в лагере, не потащил. Ну что…. Ну пришлось переодеться. А я ведь тогда как выглядел? Мне 18 лет было, только школу кончил, еще на мальчишку был похож. Сменил эту военную одёжу на гражданскую.
– А где взяли гражданское?А вот в деревне. Ну, там «рваненькое» чего-то дали вместо военного обмундирования. Пришлось мне ботинки военные отдать. И босиком пошагал на восток. Думал, что дойду. Где-то ж наши остановят немцев, где-то должен я был найти-то их, догнать.
– «окруженцев» встречали по дороге?Встречал. Там еще кроме солдат были те, кто делал укрепления. Туда заключенных привозили. Вот, к примеру, они встречались. Правда они все ко мне с подозрением относились, думали, может специально ходит от немцев засланный. В общем, один я добирался дальше. Потом встретил солдата, он тоже в одиночку шел. Вдвоем мы добрались до Днепра. Широкий. Пароходики ходят. Зашли в деревню на берегу, сказали, из плена мол, бежали. Хозяин один говорит: «Я вас парни перевезу через Днепр». У него и лодка тут под рукой. Вот он нас посадил в лодку, перевез через Днепр. А на восточном берегу наши делали укрепления, да не доделали. Мы походили, посмотрели. Ячейки для пулеметов, окопы. Да немцы в других местах прорвались, и их тоже окружили… (смеется). Так вот они воевали, немцы-то, первое-то время. Дальше пошла Смоленская область.
– в каком районе вы вышли на Днепр?Вышли мы на Днепр где-то между Оршей и Могилевом. Побрели дальше. А фронт? Оказалось, что Смоленск уже занят немцами. Опять бредём по лесам. Тут почувствовалось, что линия фронта где-то рядом. Идти стало трудно, стали натыкаться на часовых. Карта моя кончилась, и я ее выкинул, чтоб в случае чего не было никакого подозрения. Там ведь только квадрат Минска и всё…. И вот мы подошли туда, где наши части немцев остановили. Смоленск они заняли, а дальше линия фронта стабилизировалась. Надо было как-то переходить через нее.
Сунулись в одну деревню. Ходим по домам, просим: «Дайте хлеба». Все какие-то злые, волком смотрят, ничего не дают. А мы еще когда по лесам мыкались, набрели на брошенный военный лагерь. Наши из него видать быстро убежали, все было побросано в беспорядке. Нашел я там кусок мыла. И в карман. Приготовил на всякий случай (смеется)… Выменял я немного еды на этот самый кусок мыла. Мыла же в деревне не было, магазины ведь все закрыты. Молока нам сколько-то дали, да хлеба. Покушали, пошли спать в сарай, на сеновал колхозный. Вот в это сено зарылись. А что, я ведь был в одной рубашке. Ночи-то прохладные были всё-таки. Обычно спали или в стоге сена или в сарае каком-нибудь колхозном. В частные то не больно пускали.
-Вы еще зажжете, курить будете. Сено загорится. Идите-ка отсюда.
А тут сарай на краю деревни. Еще светло было. Июль месяц….. Я вам долго буду рассказывать.
– Устали? Давайте прервемся….Мы, значит, расположились там, в сено закопались. Вдруг слышим, мотоциклы трещат. Через щели смотрим, немцы едут. Проехали мимо нашего сарая, заезжают в деревню. Сколько их было, сейчас не скажу. Может штук пять-десять мотоциклов. В деревню въехали, остановились. Местные жители вышли, с ними разговаривают. Нам видно через щели. Потом глядим, ведут их к нам! К нашему сараю! Ты подумай. У нас аж дыхание перехватило. Что же они делают-то гады?! Немцы подошли, окружили сарай со всех сторон. Кричит у них переводчик, на ломаном языке: «Выходи! Грабители, такие-сякие. А то сарай будем поджигать». Мы закопались в сене, думали, может, не будут искать. Лежим, вздохнуть боимся. Глядим, они уж со спичками. Черт его знает и правда сожгут. Пришлось выходить. Опять плен. Вот.…Много мне рассказывать…(смеется)
– отдохнем, или можно в другой раз.В общем, три раза я бежал. Три раза.
– куда вас отправили в этот раз?Есть в Смоленской области такая железнодорожная станция Глинка. Через нее железная дорога идет на юг, на Сухиничи. В Глинке был кирпичный завод. Для этого кирпичного завода в больших котлованах мы копали глину. Вот нас в яму, по краю ходит часовой. Ну, тут нас покормили разок какой-то кашей. А ночевать оставили прямо в яме. Из нее не убежишь! Попробуй из этой ямы вылези. А у меня рубашка одна, да босиком. Думаю, я тут замерзну совсем.
Но на другой день подгоняют большие грузовые машины, и нас пинками и тычками в кузов. Кручу головой, понимаю, что везут на запад. Привезли нас в село Болтукино. А мне всё одно думается, надо опять бежать, иначе я тут дойду. Пропаду, как пить дать. Кто мне даст, какую «одёжу»? Тут каждый сам за себя. Как дальше быть? Единственный выход у меня - надо опять бежать. Этого, который со мной был, стал уговаривать. Вроде уломал, решили на пару. А как?
– Его как звали? Нет. Не помню. Мало с ним был. Он был из-под Вязьмы. Смоленский. Вот он мне в лагере говорил: «Пойдем ко мне, поживешь у меня немножко. Там видно будет».
Этот лагерь был на стадионе возле школы. Побродил я по ней. Стекла выбиты, все раскидано, парты сломанные, книжки разорванные валяются. В туалет туда уж все ходят, везде навалено – вонища жуткая. Ночевать пришлось на улице. Да, забыл сказать. В туалет еще ходили таким образом. Между двумя столбами ограждения не было колючей проволоки. Возле них стоит часовой, смотрит за теми, кто вышел за периметр, чтоб они назад зашли. А прямо у самой проволоки картошка росла, колхозная, и она уже была окученная. Ботва высокая.
В общем, я так надумал. Выйти, подальше зайти. Сделать вид, что гадишь. Присесть, да поглядывать, когда часовой отвернется, лечь в борозду и уползти оттуда. А борозды идут поперек, так что ему не видать будет. Вот, уговорил этого. Я не знаю его «имени-фамилья». Вышли за проволоку, уселись. Я подальше отошел, он поближе к часовому сидит. Только немец повернулся, я, значит, лег в борозду-то. Гляжу, хорошо, и не видать меня. А тот смотрю, развернулся и пошел назад, в лагерь. Ну что делать!? Не кричать же: «Давай, давай сюда». Лежу в борозде, думаю, скажет он про меня немцу или нет? Полежал, да уполз оттуда. Потихоньку темнеть стало. Полз так, чтоб не шевелить ветки-то картофельные. Отполз, осторожно голову высунул над ботвой, огляделся, встал и пошел в село Болтукино. Где ночевать? Увидел на краю села бани. Подошел к одной, гляжу, вроде не заперто. Тут и уснул прямо на полке. Думаю, не будут искать меня. Знаю, какие там порядки. Немцы вообще никогда не считали. Кто приходит, кого увозят. А этот видимо так и не выдал меня немцу.
– А документы вы сохранили?Была солдатская книжка. Сейчас уж не помню, куда я ее прятал... (Смеется)…Да.
Вот опять надо идти на линию фронта, опять наткнешься на этих. Пытался все поближе пробраться к линии фронта. Тут, как раз наши войска Ельню заняли. (Советские войска заняли Ельню 6 сентября 1941 года. Прим. С.С.) Первое вроде такое наше удачное контрнаступление. Тут говорили, Жуков уже командовал. Немцы стали отступать и сразу же всех мужиков, кто по деревням прятался, стали хватать. Я тоже пытался сойти в одной деревне под местного жителя. Босиком ходил. Думал, может, не тронут. Я ведь внешне как мальчишка был.
Да. В общем, забрали меня в третий раз. Привезли в Глинку опять, черт бы ее побрал, я уж там был в яме. На этот раз привезли на станцию. Около станции были сараи такие большие, ну эти железнодорожные. Пакгаузы! И вот, в этот пакгауз всех пленных, человек может с пятьдесят. Я опять за своё. Думаю, куда в туалет-то ходят? В пакгаузе кроме ворот была дверь со стороны железной дороги. Протиснулся к ней. И опять часовой немецкий стоит, и опять выпускает прямо на поле. Мимо нас по дороге женщины из Глинки ходят. Недалеко. А ты прямо тут в поле располагайся, как хочешь. Я попросился, вышел, за мной другой вышел. Поглядываю, можно ли как убежать. На этот раз часовые смотрят внимательно, и самое главное спрятаться негде. В этот же день к обеду я опять в туалет попросился, а тут самолеты летят. Вроде наши самолеты.
– Как определили, что наши?Я маленько разбирался в марках наших самолетов, потому что у моей сестры муж был летчиком. Эти самолеты были типа СБ. Был такой самолет. Шла целая девятка.
– Высоко?Ну, они идут как обычно. Метров на 300-400. Строем идут на Глинку. Вдруг появляются два немецких истребителя. Сзади зашли, бьют наших. У них пушки даже были. Потом-то я их узнал, как следует, когда зенитчиком служил. Один наш самолет задымил, из него посыпались на парашютах. Один ли двое, не знаю. (Экипаж самолета СБ состоял из 3 человек. Прим. С.С.) В общем, парашюты спускаются. Гляжу, немцы загалдели. Э-э-э-э…. Они бежать туда, этих с парашютами словить. Гляжу, никто на меня не смотрит. Взял, вышел. Тут дверь, пакгауз кончается. Я быстро раз за уголок. Там посидел маленько. Никто на меня не глядит. Все смотрят только, как эти парашютисты наши спускаются. Я встал и тихонько пошел. Тихонько-тихонько. Прошел мимо всех пакгаузов.
– Сердце не выпрыгнуло?Ну конечно. Аж в ушах стучит. Волновался, конечно. Я…. Бежать бы бегом, да нельзя показывать, что я тут….. В общем, иду спокойно. Вышел на дорогу за Глинку эту, и на Смоленск по путям пошел. Я слышал, что там бои идут на переправе через Днепр. Железнодорожная будка. Женщина сидит одна. Я к ней: «Дай хоть поесть что-нибудь». Она мне каши предложила немного, что у нее было. Вывалила в миску, я поел. Спросил где можно заночевать, она мне показала на другой стороне от дороги село.
Как село, - говорит, - пройдешь, там сараи колхозные стоят с сеном. Я туда пошел. Уже темнеть стало. Нашел эти сараи, в сено как обычно закопался.… Думаю, хоть тут не замерзнешь. Днем-то тепло, а ночью стало прохладно. А тут в сене-то хорошо. Проснулся я пораньше, надо дальше уходить. К двери-то подошел, в щель глянул. Господи! Машины немецкие, часовой ходит. Вот-так убежал! Поглядел-поглядел. Ждать, когда уедут? А выход из сарая в одну сторону. Думаю, заберусь на крышу, разгребу солому, и прямо в поле пойду, чтоб часовые не видели. Выбрался и напрямик пошел, и никто внимания на меня не обратил. Не было за мной никакой погони. К линии фронта мне так и не удалось подойти. Я решил от нее отойти и как-то устроиться на зиму, чтоб хоть где-то кормили-поили меня.
Да, вот что! Не сказал я про второй раз. Оказывается, до меня в том же сарае жили заключенные. Они, наверное, тоже шли на восток. Им-то сначала давали и хлеб, и там еще чего покушать. А потом видимо перестали давать. Так они что удумали?! Там ферма была и поросята. Ну, они взяли одного зарезали, и давай варить. А после них мы появились. А жители, недолго думая немцам, заявили, что у нас тут ходят грабители. Они и приехали на мотоциклах туда. Это вот поэтому второй раз я попал, в плен-то.
В этот раз остался один. Стал работать.
- В деревне жили?В деревне. В колхозе.
– К кому обратились?В деревне были старики, молодых-то мужиков всех забрали. Взяли они меня работать. А ночевать пускали только тех, кто у них работает, и по очереди. В одной деревне я побыл подольше. Кроме меня в ней было человек десять таких же, как я. Там я встретил земляка с Иваново, его звали Сергей Струнников. Вот с ним мы уже подружились.
– Тоже «окруженец»?Тоже в окружении был, он где-то в Литве попал. Мы тут пожили до осени, а потом работы кончились. Держать нас никто не хочет. Тогда некоторые поженились на местных. А я тогда еще мальчишка был, думаю, куда мне. В колхозе не работал, городской был. Попробовал косить. Ничего у меня не получается.
-Э, нам такого не надо.
Пришлось уходить. Пошли мы с этим Сергеем. А немцы уж под Москвой. Немцы говорят местным: «Москва капут, Ленинград капут». Черт его знает, мы откуда можем знать. А они, капут и все. Тут одна тетка дала мне лапти, да рубашонку нашел на сеновале драненькую. Холодно стало. На восток опять пошли. Перешли магистраль севернее Смоленска. Потом нам сказали, что тут есть партизанский отряд. За Смоленском немцы окружили опять какую-то дивизию ли, армию ли. Не знаю. Эта часть была с Сибири. Там в основном одни сибиряки были. Пожилые, серьезные мужики. В шахтах работали там. Я запомнил название города Анжеро-Судженск. В основном они оттуда были. Нашли мы этот отряд, пришли к командиру. Спрашивают, кем были в армии. Сережка Струнников говорит: «Я был в танковой части. Работал на компрессоре». Смеются. Меня спрашивают. Я докладываю: «Радиотелеграфист». Обрадовались, мол, вот таких ребят нам надо.
- Как звали командира отряда?Первого-то я не помню. А потом был Просандеев. Потом Васильев был (Васильев Василий Иннокентьевич. 1915, Витебская обл. (н. Респ. Беларусь) [в ряде источников - г. Черемхово Иркутской обл.]. Мл. лейтенант, 359 ЛАП. Призван 30 мая 1941 г. Командир (со второй половины апреля 1942 г.) Краснознаменного партизанского отряда «Смерть фашизму» 3-й Вадинской партизанской бригады им. Чапаева. Погиб в бою 5 февраля 1943 г., д. Лесное Сафроновского р-на Смоленской обл. Орден Красного Знамени (посмертно; указ от 7 марта 1943 г., в июле 1942 г. был представлен к ордену). Выпускник горного факультета ТИИ (н. ТПУ), ассистент на кафедре маркшейдерских работ. Прим. С.С.). Вот Просандеев-то и был первым организатором отряда. Название у отряда было «Смерть фашизму». Кто там у них название придумал, черт его знает. Человек сто у них там поначалу было. Целый район освободили в тылу у немцев. Там не только наш отряд был, еще там были.
– Оружие вам дали?Оружие у нас было трофейное. Сразу дали мне винтовку немецкую. Патронов сколько хочешь.
– Струнников что получил?Ему дали ручной пулемет Дегтярева. Валялся в лесу, они его там нашли. Бросил, что ли его кто. Вот ему дали, а Сережка его наладил, как следует.
В первом бою мы подготовили засаду для немцев (это для меня был первый бой в отряде, в котором я участвовал). Немцы в том районе повадились по деревням собирать продукты. По деревням они ездили небольшими группами, забирали яйца, сметану там и еще чего из съестного. Мы узнали наверняка, что в одну деревню приедут немцы и выехали туда ночью для засады. Место себе подготовили такое на краю деревни, чтоб не видно было. Там овражек такой был или речушка, на въезде в деревню колодец, а повыше на горке дома стоят. Вот один крайний дом мы заняли. Утром глядим, идут немцы.
– Идут или едут?Лошадь у них была. Их оказалось побольше, чем мы рассчитывали. Часть на санях (зима была уже), часть пешком идут. Их тоже может, человек 20 было. Сейчас трудно точно сказать. Так как из леса дорог было несколько, то делать заслоны пришлось на каждой. Командовал нами тогда такой видный и представительный партизан. Его ребята прозвали «Чапаем», потому что голос у него был как у Чапаева из того кинофильма. Он был заместителем командира отряда. Его настоящую фамилию я забыл.
В общем, немцы подошли. За ручейком стояла школа, в ней уже никто не учился в то время. Смотрим, у школы оставили лошадь, что-то обсудили, потоптались на месте и стали подниматься в деревню. Идут к нам с автоматами и винтовками наперевес, головами крутят. Мы дали им подойти поближе. Обычно так засады делали. Выбирался какой-то ориентир. Дерево, столб, куст или там еще чего. Вот, пока не дойдут сюда, не стрелять и не показываться. Нужно поближе подпустить и бить наверняка. Вот мы подождали, когда они до колодца дойдут и открыли огонь. Часть положили на месте, часть за этот колодезный сруб спряталась и отстреливалась из-за него. А вот этот «Чапай», который командовал нашей группой, был в засаде на другой дороге. Он услышал выстрелы с нашей стороны и прибежал.
-Чё, тут у вас?
-Да вон там эти.
Он меня да еще одного схватил за шиворот.
- Ну-ка давай туда. К срубу.
Вот я бегу под гору-то, гляжу, из-за сруба целится в меня, с винтовкой высунулся. Я значит, с разбегу вперед головой прямо в сугроб нырнул. Он выстрелил, да меня не задело. Я помню, приподнялся и стал стрелять в угол сруба, думал, пробьет. Потом еще кто-то сзади ко мне подбежал. Я все стреляю, - думаю, - сейчас выглянет немец. А тот, что сзади был, рванулся вперед и двумя руками с размаху гранату за колодец. Там как рванет. И так тихо стало, никто не стреляет. Я туда побежал. Первый прибежал…
– Пистолет!!! Я помню, вы нам в школе про пистолет рассказывали.Пистолет взял... (смеется)…Ага. Пистолет у него был. Парабеллум. Такой солидный пистолет (показывает руками) на ремне. Так я его вместе с ремнем и кобурой с этого немца и снял.
А потом командир отряда вызвал меня.
-Вот, ты давай отдай его. Командиры у нас без пистолетов. А ты тут с пистолетом.
Мне жалко было, я же в бою его взял.
-Ну надо, так надо. Нате вам.
Отдал им. А ведь если в бою взял оружие, то хозяин был. Такой закон у партизан. А тут видишь как. Просандеев был тогда командиром. Как ему не отдашь? Уважали его.
– Это офицер был?Кто его знает, я тогда не больно задумывался. Если уж пистолет, то уж точно какой-нибудь офицер. В общем, этих немцев мы всех перебили. Потом побежали к школе на другой стороне оврага, там еще двоих застрелили. Досталась нам как трофей такая крупная лошадь с санями. Стали разбираться после боя, оказалось наших двоих ранили. У нас был пулемет, с танка снятый, с круглыми дисками. Двое ребят с ним на чердак дома забрались. А чердак, что там? Никакой защиты. Немцы пару раз стрельнули туда и ранили их. И меня этот «Чапай» опять: «Давай вези раненых!!!»
На сани накидали сенца побольше, этих двоих погрузили и я один повез их в нашу деревню. Там у нас медсестры были, перебинтовали их. Это был мой самый первый бой у партизан.
– Страшно было? Какие ощущения?Когда идут, волнуешься, конечно. Вот они тянутся, глядят. Быстрее бы. Напряжение у всех растет. А когда уж начали лупить, чего тут. Тут у них нервы сдают, у немцев-то. Как внезапно стрелять начнешь, сразу все бегут куда попало. Тут уже их бьют как зайцев. А на снегу спрятаться негде. Так началась моя партизанская жизнь. Потом было много таких случаев. Было, что мотоциклы забрали у немцев, танки жгли.
– Расскажите про эту колонну танков.Они шли колонной в город Белый. Его немцы еще в 41 захватили. Книжечка лежит, посмотри, мне сын привез. Наш отряд был возле этого города. Леса еще тут такие большие, Вадинские. В Белый тогда не было железной дороги, была только шоссейная, не асфальтированная. Вот тут написано и про этого Фрица Шменкеля. (Шменкель Фриц - рабочий-металлист из г. Штеттин, Германия; дезертировал из Вермахта). Шофер. Сражался с февр. 1942 г. в партизанском отряде «Смерть фашизму» (в отряде его звали «Иван Иванович»). Казнен 22 февраля 1944 г. в г. Минск (Респ. Беларусь). Посмертно ГСС. Прим. С.С.)
В общем-то, бои были удачные. Самое главное выбрать место, где не ожидают немцы.
– кто был командир вашего подразделения?Как их? Забыл. Двое были. Два брата-сибиряка с Анжеро-Судженска. У нас в основном сибиряки были. Здоровые, крепкие. Они уж мужики были, под тридцать им было. Под сорок даже. Вот я в отделение к ним и попал.
– Не обижали Вас?Нет, что ты. Там не обижают. Там нельзя обижать. Хотя всякие бывали случаи. В отряд потом приходили разные люди. И офицеры ведь тоже были. Вот он был командир в армии, а тут остался один без подчиненных. Находит наш партизанский отряд. Попросился, взяли его. И сразу такого поставить командовать? Нет. Его ведь надо как-то проверить. Вот в частности наш командир, нашего взвода, тоже ведь какой-то офицер из кадровых. Да что-то не больно он распространялся, какого он звания был в армии (смеется). Решили тут эти братаны как-то... Группа у них была.… Да вот еще что. Я не сказал, что наш первый командир Просандеев подорвался на мине (Оказалось не Просандеев, а Проседеев Иван Константинович – лейтенант РККА. Погиб 28.04.1942. Определить фамилию помогло донесение о потерях отряда «Смерть фашизму» в ОБД «Мемориал». Прим. С.С.).
– На мине?!Не на мине, на гранате. Стояли они в одной деревне. Похоже, что выпили. Точно не знаю. Нам на самолетах присылали такие большие противотанковые гранаты, которые взрываются от удара. Пехотная, так надо кольцо снять, чтоб она взорвалась. Вот они решили попробовать эту противотанковую гранату. У него тут заместитель был и еще приятели. Они целой толпой высыпали на улицу, галдят. Просандеев размахнулся и бросил ее. Граната попала в сугроб и не взорвалась. Они пистолеты достали, давай в нее стрелять. Оставить ее так? Кто-нибудь подорвется. Постреляли, постреляли. Вот Просандеев подошел, поднял ее. Она рванула. (Любопытно описывает этот эпизод бывший партизан отряда Калошин Т.В., ветеран войны, кавалер орденов Красной звезды, Отечественной войны 1и 2 степеней: «Вскоре из-за нелепой случайности первый командир организатор отряда «Смерть фашизму» Просандеев И.К. трагически погиб 9 апреля 1942 года в деревне Починок. Произошло это так: партизаны испытывали трофейные противотанковые гранаты. Командир бросил гранату, а та не взорвалась. Решили бросить вторую, и она взорвалась в руке над головой. Не везло нам на командиров! После Просандеева командовать отрядом несколько дней стал Дмитрий Насонов, а после его гибели Павел Заречный». Прим. С.С.).
Да. Так погиб Просандеев. После него остался заместитель, но он был послабее. Тот (Просандеев) авторитет был большой. Тут (в отряде) большое дело - авторитет. Его все уважали, знали, что он смелый и молодец. А этот нет, не такой. И вот как-то мы стояли напротив дороги на Белый (По этой дороге немцы снабжали Белый боеприпасами). В общем, не понравился кое-кому новый командир, а в частности нашему командиру взвода. Они ночью пошли и обезоружили командира, забрали у него все карты и давай командовать нашим отрядом. Всех погрузили на сани и поехали в свой район.
– Вот они их разоружили? Что дальше?Что дальше? Дальше была у нас такая «котовасия», даже рассказывать про нее не хочется. Вот этот «Чапай», про которого я упоминал, был мужик смелый, но военного образования у него не было. Он тоже считался заместителем командира отряда. Когда арестовали нового командира, «Чапай» был в отъезде, не знаю, по каким делам. Он вернулся, а ему сообщают: «Тут такие дела. Командира арестовали нового».
А эти всё забрали и в наш дом привели командира обезоруженного, да еще комиссара вроде что ли. Что-то они тут все болтали, разбирались, потом кричать начали. К ночи вроде утихомирились, спать стали укладываться - кто за печку, кто на печку. Все улеглись, а меня, мол, давай готовь еду. Чтоб утром встали и.… Ну что? Я мальчишка был, меня куда пошлют, я все делал. Никогда не возражал никому. Еду так еду. Мы с хозяйкой поставили вариться целый чугун картошки, чтоб на всех хватило. Она еще чего-то из своих запасов добавила.
Тут вдруг «Чапай» вернулся, и ему обо всем сообщили. Он собрал всех своих друзей и решил выручать командира. Они подошли гурьбой к нашему дому. Какой-то часовой у нас стоял около дома. «Пошел ты к такой матери» - ему «Чапай» говорит. Отняли у него винтовку, отодвинули в сторону. Двери открываются, входит «Чапай». Я сидел в углу под иконами напротив входа в избу. Была у меня книжка «Дон Кихот», в школе разбитой нашел. Вот я ее разложил на столе и читаю. Лампа у меня керосиновая на столе стоит. Вдруг гляжу, дверь открывается. Целая ватага - человек двадцать.
На меня: «Где командир?»
Я говорю: «Вон, они все там за печкой».
Печка русская на всю избу. Вот, я сижу в углу с этой книжкой, а «Чапай» подходит ко мне и спрашивает. Я ему рукой показываю на печку. Тут кто-то из-за печки с автомата как даст. Гляжу, в «Чапая». А надо мной три пули в бревно…. (Показывает руками над головой)…меня не задело, слава богу. Кто стрелял, не знаю. Такая суматоха началась. Дым, крики. Те, что с «Чапаем» были, в дверь рванули, за печкой стрельба, матерится кто-то. Потом тишина, больше в дом не заходит никто. А те двое, которые командовать хотели, открыли окно и выпрыгнули, побежали по полю в лес. По ним открыли стрельбу - один убежал, второго подстрелили. Потом собрали весь отряд, стали выбирать такого командира, чтоб все уважали.
– А арестованный командир с комиссаром присутствовали?
Его и комиссара там (в избе) во время этой суматохи застрелил один из этих, кто спал с ними рядом. Человек десять сразу мы тогда потеряли. Да еще двух потом через несколько дней расстреляли. Так вот, я даже не знал, что тут такой заговор. И командира убили, и комиссара. Так вот! Партизаны...
– так «Чапай» погиб на месте?
Наповал. Он стоял через стол от меня. Как с автомата дали, и он свалился и тут же умер. Прямо передо мной.
– За печкой стрельба сразу началась?А потом я выбежал из дома с винтовкой. На меня сразу: «Э! Ты давай! Бросай винтовку». Я поставил тихонько.
-Что там?
-Да они там валяются. Кто убитый, кто раненый.
Вот такая была «котовасия» у нас!
– Кого выбрали?Васильева. Он тоже кстати из Сибири был. Сначала-то не Васильева. Другого. Забыл, столько лет прошло.
И вот через несколько дней, когда все это у нас утряслось более или менее, еще двух расстреляли. Они тоже командовали этим переворотом. Такое дело было, никуда не денешься. (Судя по всему, в тот день 29.04.1942 в деревне Многотрудово были убиты: командир отряда Насонов Дмитрий Иванович и комиссар отряда Иванов Иван Ильич, кр-ц Бабарыкин Георгий Лаврентьевич, кр-ц Шевченко Михаил Николаевич. Командиром отряда был выбран Заречнов Павел Иванович (погиб на большаке Духовщина – Белый 10.05.1942г.). О его гибели упоминает партизан Калошин: «…и он вскоре погиб, прошитый пулеметной очередью фашистов».)
Потом пошли в засаду на эту большую дорогу на город Белый, там обычно обозы шли. Немцев поубивали, лошадей забрали себе вместе с санями.
– про танки Аркадий Михайлович расскажите.Про танки? Пошли в засаду. Ходили ночью обычно, чтоб утром все было замаскировано. Место заняли самое удобное.
– Знали, что танки пойдут?Нет, не знали. По моему, никто не знал. Рассвело. Услышали моторы. По мне так пусть идут себе дальше. Танки все-таки, да не один. А они растянулись по дороге. Дело было зимой, дорогу-то никто не чистил. Видим, машины тянут на буксире танки. В машинах еще были боеприпасы и продовольствие - посылки на фронт из Германии. У танков на броне сверху были поставлены металлические бочки, и как оказалось с бензином. Они были привязаны канатами к башне. Я тогда не представлял - какие танки у немцев, какие у нас. Оказывается, у нас уже дизельные были, а у немцев все были карбюраторные. Танки как подошли к нам, мы начали стрелять по этим бочкам. Из них бензин течет и сразу же воспламеняется. Вот пять танков прошли и загорелись, а последний танк немного не дошел до нашей засады, заднюю скорость включил и назад попятился. Видать понял, в чем тут дело. Сдает назад и сечет вдоль дороги из пулеметов. Так что нам особо было не разгуляться. Сколько тогда настреляли немцев? Не знаю, никто не считал. А вот где посылки-то были на фронт, тут одну, две-три успели сосчитать… (Смеется)
– Удрал танк?Один ушел, а вот пять горело на моих глазах. Все, что можно похватали и стали уходить. Прилетели немецкие самолеты, а дым от танков столбами до самого неба. Покружили, ничего не поймут, улетели. А потом мы еще раз ходили туда, и сами на засаду напоролись. По той же самой тропе пошли туда. Мне показалось, что немцы там замаскировали один танк. А может, их два было. Возможно, и не одну ночь они нас караулили. Во всяком случае, похоже, что они тогда тоже растерялись.
– сколько времени прошло с момента уничтожения колонны?Черт его знает. Может недели две. Они начали по нам стрелять из пулеметов. Я шел с винтовкой через плечо, а в руках нес коробки с лентами для пулемета. У нас уже был немецкий пулемет, на этом пулемете у нас и был Фриц Шменкель. Стал я винтовку доставать, коробки поставил на снег и забыл про них. Когда лупят по тебе, про все забудешь. Оставил коробки там, а потом меня уж за эти коробки.
-Такой-сякой иди туда за коробками.
Хорошо у нас патронов-то много было. Так что не пришлось идти за ними.
– Шменкель с вами был, когда вы в засаду попали?С нами.
– А вы помните, когда он появился?Как же. Помню. Ведь его привели в наше отделение, где сибиряки все были. Мы тогда около Ярцева стояли. Крестьяне сообщили нам, что в деревне есть какой-то немец, и что он без оружия пришел и там живет-обитает. Быстренько собрали человек десять партизан, туда поехали. Нашли его и привезли к нам в отряд. Тогда много в плен немцев брали. Но вот, что с ними потом делать было? Допрашивали, конечно. А в лагере создавать еще лагерь для военнопленных ведь не будешь. Через линию фронта переправить? Сам не пролезешь, пленных еще вести. В общем, пришлось всех немцев расстреливать. Поэтому Шменкель понимал, что вряд ли живой-то останется. Ну, вот привезли его к нам. Что с ним делать?
А он говорит: «Я комсомолец был»
– Как он говорил? Переводчик был?Все учили немного немецкий язык в школе, только толку мало от нас таких. А вот был у нас один, который до войны работал в институте в Москве. Он более или менее, чуть-чуть получше нас. Тоже через пень колоду. Но потом он (Шменкель) сам научился у нас разговаривать по-русски. Оставили его в нашем отделении, и мы с ним сдружились, с этим немцем. Он немножко по-русски, я по-немецки - объяснялись кое-как. Он песни свои немецкие пел, я свои. Он даже песню «Катюша» выучил. Потом привык и стал говорить более или менее по-нашему. Пока мы были в тылу у немцев, он воевал вместе с нами около года. Когда подошли наши войска, он поехал с нами в Москву. Правда, потом его сразу забрали в разведку. Это потом уж, после войны я узнал из книг.
– Он у вас пулеметчиком был?Я был у него вторым номером в пулеметном расчете. Он хороший пулеметчик был. Вот, приходилось мне таскать за ним коробки с лентами.
– Ствол меняли у пулемета?Нет. Там в боях некогда, надо стрелять. Он был легче нашего «Максима». Быстрее стреляет. В общем, хороший был пулемет. А вместе с этим пулеметом нам досталась инструкция на немецком языке в сорока страницах, как на стиральную машину сейчас. Так что я его неплохо изучил. Потом когда в зенитчиках служил, нашел такой, принес на батарею. Мне командир кричит: «Куда ты его тащишь? Выбрось его от греха подальше». А мы ж воевали с такими в отряде.
С.С. – В заметке написано, что вам поручили конвоировать немцев.Было такое дело. Это когда я был без оружия. У меня заклинило немецкий автомат, в нем перекосило патрон. А меня подвел этот…. командир взвода нашего…. Это было в 42-м. Мы их ждали, они появились на мотоциклах с колясками. Стали палить по ним. Они заметались - кто с обрыва упал в реку, кто полем….. Бежим бегом за мотоциклами, а они прямо поперек борозд пытаются уйти. Круто развернулись, по кочкам прыгают. Гляжу, один упал, другой кубарем с мотоцикла. А весна помню, еще была. Подобрали четверых упавших с мотоциклов да подраненных. Командир взвода подбежал весь красный, задыхается, кричит: «Дай! Дай свою винтовку».
Я говорю: «Чего такое? Бежали мы…за ними. Это самое….».
-Веди….веди, давай этих, самых… немцев….туда, мать…
Я тут в горячке-то не больно разобрался. Я ему винтовку, он мне автомат.
Я их: «Ах, вы такие-сякие».
Выматерил их. Про автомат я сначала не сообразил, все в горячке. Да и немцы дрожат, идут, слушаются.
- Ах, вы сукины дети.
Довел их до деревни, где засаду делали. Там две наши медсестры. У них пистолеты на ремнях.
-Ну-ка гляньте их.
Взял палку, выбил патрон из ствола. А то вел и стрелять нечем, только две гранаты на поясе немецкие. С ручкой такой деревянной.
– Куда этих немцев дели?Всех в расход. Куда их еще девать?
– Кому поручали это?Кому поручали? Были такие любители. Я туда не совался, мне это было противно.
– Аркадий Михайлович, из винтовки попадал по немцам? Я? Знаешь, ведь стреляешь не один, да на расстоянии. Ведь не подойдешь проверять, попал или не попал. Самое главное панику нагнать на них. Даже если их больше. Начнешь стрелять, они бегут, не отстреливаются. Вроде попал раз, другой. А вообще я стрелял хорошо. У меня был брат 15 года рождения, он командовал стрелковым клубом в Иваново.
– Про блокаду и смерть Васильева расскажите.Васильева? Это было уже, когда после Сталинграда немцы стали отступать. Был такой выступ возле Ржева. Наши начали собирать войска, чтобы их отрезать в этом выступе, но немцы после Сталинграда были ученые, стали отводить войска из выступа. Они провели операцию по очистке Вадинских лесов от партизан. Там не только наш отряд был, в нашем районе целая бригада была. И вот немцы вошли с одной стороны в лес, а нашему отряду дали команду выбить их из леса. Пошли туда ночью, окопались. Когда рассвело, пошли в атаку. Я тоже пошел. Я уже тогда сам с пулеметом был. Этот Васильев двигался прямо по просеке. А там завал, а за ним немцы сидели в засаде. Наше отделение двигалось параллельно просеке. А он прямо по просеке….
Вот его тут ранили, атака не удалась и мы стали отходить. Из-под огня его вытаскивал ординарец. С ним остался врач Кудинова Анастасия, их спрятали в одной землянке подальше в лесу. Вот там он и умер.
А меня послали на пост в заслон. Если немцы пойдут ночью, остальные услышат, как мы будем стрелять. Со всех отделений собирали людей на этот пост. Мы всю ночь лежали в снегу. Холодненько тогда было в марте. А немцы были на краю леса. Вот так и Васильева не стало, и немцев не выбили. Он пошел как обычно впереди всех. Раньше ему это удавалось всегда, а тут нарвался на пулемет. А он был из Сибири. Университет там закончил.
– Кудинова как погибла? Она тоже там погибла. Умерла вместе с ним. Она жила сначала с Просандеевым, а потом вот с Васильевым, когда Просандеева не стало. Жили они в отдельной землянке, которая была замаскирована в лесу, куда немцы бы не добирались. Пошли наши потом к ним туда, а их уж в живых нету.
– А Струнников как?Живой. В Иваново живет. Встречались после войны.
– Кушали, что в отряде?У нас была мороженая картошка. Конину немного ели. Коровы у нас были.
– Самолеты, что вам доставляли?Тол. На автодорогу подкладывали мины.
– С полицаями сталкивались?С полицаями тоже воевали. Все было. И в плен брали, и расстреливали.
– С власовцами?Вот был случай такой. Стояли мы в деревне посреди болота. Даже по этомуболоту ходили через линию фронта. Мы не скрывались уже. Весна была 43 года. Жили в этой деревне у самого болота. Направили немцы против нас самолеты, а мы по ним лупили без опаски, не боялись, что кто-то подойдет. Танки же не пролезут через это болото. Так они самолеты прислали вместо танков. Самолеты небольшие такие - одномоторные Хеншели. Я раньше хорошо их различал. Покажи мне хвост, сразу определю. В зенитном ведь полку служил. И убило у нас бомбой с этих самолетиков только одного человека. А он в отряд пришел к нам со своей женой, на которой женился в тылу у немцев. Пришел, и она за ним. Он увидел, что бомбы валятся и вдруг побежал. А они же осколочные. В спину ему как даст, так и свалился замертво. Его похоронили, и вдова ушла в свою деревню. А одному приятелю погибшего она уж больно нравилась, и он к ней ушел из отряда.
– Красивая была? Вам нравилась?Красивая, молодая. Правда, я ее мало видел. Они в лесу жили, отдельно. Она готовила, стирала. Во всяком случае, уважали ее. А тут ушли на пару домой в деревню, а там немцы стояли. Они назначили его полицейским или еще кем. Уж не знаю, как они там договаривались с немцами. Стал он немцам служить. Наши узнали, поехали в эту деревню, нашли его там, забрали и привезли к нам в отряд. Мы в лесу стояли. Его к дереву привязали. Кто плевал, кто поссал на него….В общем, стоял он тут целый день. А потом расстреляли.
- Как немцев оцениваете? Хорошо воевали? Немцы? Так вот, Фриц-то был настоящий немец. Чистокровный. Ариец. Смеялись еще тогда. И гулял, и воевал, и песни пел. Хотя приглядывали мы за ним. Все-таки немец. Сколько они дел натворили. Я с ним дружил, и он вроде делился всем со мной. Вот как только ему присвоили героя-то, тут сразу появилось много друзей. А ближе-то меня никого не было. И спали вместе, и ели из одного котелка. И воевали плохо ли, нет ли. И когда была «котовасия», мы вместе перешли опять к сибирякам в отделение. Я после войны долго думал, что у меня друг в Германии есть. А тут видишь как…
– Как встретились с регулярными частями?Мы пошли за картошкой. Местные убежали, а картошку закопали в бурты. Вот мы вышли на опушку леса, сначала осмотрелись, что делается. Глядим, колонна идет. Стали в бинокль смотреть. Не понятно. С погонами идут, и вроде не похоже, что это немцы. Наши! Встретили, обнялись. Потом фронт опять остановился.
– Как вы попали в Москву?Мы сами доехали. Пришли на станцию, стоим гордые и ждем поезда.
– А документы? Патрули?Мы с оружием были….(Смеется). С нами никто….На поезде в Москву приехали.
– Как были одеты?Кто как может. Немецкие шинели, кителя.
– А как особый отдел?Нас всех допрашивали, записывали. Но это было уже в Москве. Потом Запасной полк в Салтыковке возле Реутова. Вот там в особый отдел таскали каждого по отдельности. Не попал ли с нами какой шпион? А мы тогда что-то не больно-то шпионов боялись …(смеется)…..так вот воевали. Летом мне вручили «партизанскую» медаль. А потом меня отправили в штаб корпуса радиотелеграфистом. Там покопались, покопались. Накопали, что был в плену и нельзя меня подпускать к связи. Отправили в зенитно-артиллерийский полк. В 44 наступали на Минск. Отрезали Кенигсберг.
– Ваша батарея сбивала самолеты?Ни одного не сбили. Там уж все летали на пять километров, а у нас стояли 37-мм автоматы. От них проку. Пух-пух-пух… Сразу пять штук патронов.
– День Победы помните?Как же. В Германии был. Наш 2-й Белорусский фронт наступал по берегу Балтийского моря. А вот в Берлине я не был.
– Вот 45-й. Домой?Потом демобилизовали в декабре. С сердцем нашли какие-то проблемы. Написали, что я годен к нестроевой службе. Приехал, а я дома не был пять лет, и вот меня тоже тут начали.
- В плен попал, значит, клеймо тебе на всю жизнь.
- Ну, был в плену!
Я не скрывал, что три раза убегал.
- Как это тебе, мол, удалось? Как это ты так?
– После войны в органы вызывали?Вызывали. Сколько раз. Все одно и то же талдычат: «Как в плен попадал? Как бежал?»
Все боялись, что я шпион. Тем более что ранее был радиотелеграфист. Да…
Скоро мне в августе 90 лет будет.
Вроде уважали меня доярки, на племзаводе после института я работал. Кондратьева помню, была такая на племзаводе, ненавидела меня. Ну, тут уж чего…
– Что за люди на фото?Это мои сослуживцы по полку. Поляк нас фотографировал. А платить нечем было нам, так мы сахар скопили, отдали ему.
Аркадий Михайлович Глазунов слева.
Кострома 2012 год. Интервью и лит. обработка - Смоляков С.Н.
