Отсюда:
http://forum.patriotcenter.ru/index.php?topic=20400.msg212508#msg212508Журавлев Алексей Иванович, старшина, командир звена 800 ШАП
Номер записи 52587067
Фамилия Журавлев
Имя Алексей
Отчество Иванович
Дата рождения __.__.1920
Место рождения Смоленская обл., Семлевский р-н, д. Зарубино
Последнее место службы 292 ад
Воинское звание старшина
Причина выбытия погиб
Дата выбытия 03.10.1942
Название источника информации ЦАМО
Номер фонда источника информации 58
Номер описи источника информации 818883
Номер дела источника информации 1990
http://www.obd-memorial.ru/Image2/filterimage?path=Z/002/058-0818883-1990/00000003.jpg&id=52549630&id=52549630&id1=8852f2f2041871cf2d9a71b1cd27b017
Информация из документа: старшина Журавлев Алексей Иванович, командир звена 800 ШАП, 12 марта 1920 г.рождения, место рождения – Смоленская обл., Семлеевский р-н, д. Зарубино, призван добровольно Ленинградским ГВК в 1940 г., 3.10.42 г. при воздушной катастрофе на ИЛ-2, похоронен в г. Ногинск Московской области, отец – Журавлев Иван Кириллович, проживал Смоленская обл., Семлеевский р-н, д. Зарубино.
Номер записи 51519821
Фамилия Журавлев
Имя Алексей
Отчество Иванович
Дата рождения __.__.1920
Место рождения Смоленская обл., Семлевский р-н, д. Зарубино
Дата и место призыва __.__.1940, Ленинградский ГВК, Ленинградская обл., г. Ленинград
Последнее место службы 1 штурм. ав. корп. 800 ШАП
Воинское звание старшина
Причина выбытия погиб
Дата выбытия 03.10.1942
Название источника информации ЦАМО
Номер фонда источника информации 58
Номер описи источника информации 818883
Номер дела источника информации 1671
http://www.obd-memorial.ru/Image2/filterimage?path=Z/002/058-0818883-1671/00000032.jpg&id=51486832&id=51486832&id1=652382d57db17245693dde68864fa8c6
Информация из документа: Журавлев Алексей Иванович, старшина, командир звена 800 ШАП, 1920 г.рождения, место рождения – Смоленская обл., Семлеевский р-н, д. Зарубино, призван добровольно Ленинградским ГВК в 1940 г., 3.10.42 г. разбился при катастрофе самолета ИЛ-2 (потерял аэродром из-за плохой видимости), похоронен в гор. Ногинск Московской области, отец – Журавлев Иван Кириллович, проживал Смоленская обл., Семлеевский р-н, д. Зарубино.
Обстоятельства гибели старшины Журавлева Алексея Ивановича подробно описаны Одинцовым Михаилом Петровичем в его книге «Испытание огнем».
Имена и фамилии автором изменены: Митрохин – командир 800 ШАП А.И.Митрофанов, Шубов – Б.Ф.Шубин, Русанов – П.А.Русаков, Матвей Осипов – М.П.Одинцов, Цаплин – А.И.Журавлев, старшина…
«…
Аэродром оказался рядом с Москвой. Новая дивизия. Новые начальники. …
…
Митрохин вернулся из штаба дивизии, собрал всех летчиков полка, чтобы поставить им задачу. Полеты предстояли не боевые, но не менее ответственные.
— Товарищи! На полигон доставлена трофейная боевая техника фашистской армии: самолеты, танки, артиллерия, автомобили. Все это расставлено в определенных тактических вариантах. По разным целям будут бомбить и стрелять истребители, штурмовики и бомбардировщики. Нам приказано подготовить пару Илов по танковой колонне, звено — по артиллерии на огневой позиции, эскадрилью — по оборонительной позиции роты. Все цели настоящие. Техника заправлена горючим и и имеет на борту полный боекомплект. Люди заменены манекенами. Смотреть применение наших средств поражения будут самые высокие начальники и, возможно сам товарищ Сталин. Условия работы: бреющий полет, израсходовать весь боезапас самолета с одной атаки, никаких повторных заходов, потому что сзади будут вплотную по времени идти другие экипажи и группы. Назначаю командиром пары Осипова, звена — Шубова, эскадрильи — Русанова. Вылет завтра. Время будет уточнено. А теперь за подготовку...
Как часто бывает и таких случаях, все готово, люди рвутся в воздух, начальники нервничают, но никто ничего не может сделать с погодой. Тут приказать некому и повлиять на обстоятельства нет никакой возможности.
Утро выдалось на редкость хмурое. Холодный дождь то усиливался, то немного ослабевал. Светлело небо, и ритм жизни на аэродроме сразу убыстрялся, но ненадолго. Через двадцать-тридцать минут аэродром вновь затягивался густой водяной дымкой. Этот холодный душ остужал горячие головы, оцепенение опять овладевало аэродромом.
Наконец звено Шубова и эскадрилью Русанова освободили от дежурства. Осипов и его ведомый старшина Цаплин остались на КП полка вдвоем.
Когда аэродром затянуло очередной волной дождя, Осипов посмотрел на часы: стрелки ушли за одиннадцать.
— Цаплин, мне думается, что если бы на полигоне не было начальников, которые приехали посмотреть нашу работу, то давно бы с нас эту задачу сняли.
— Наверное, так. Чего бы нас в готовности держать. Это ж не на фронте. Дело к обеду, а там скоро и сумерки. Видать, не слетаем сегодня.
Слетаем или нет — пока не ясно. Но готовыми надо быть на самую плохую погоду. Будет малюсенькое окошечко, и пошлют.
-Пошлют, слетаем.
Осипов посмотрел в окно. Дождь хоть и стал меньше, но продолжался.
Вошел начальник штаба.
Осипов, сколько тебе времени надо на полет до цели?
— Двадцать одну минуту.
— Ну тогда нормально. Передали, что на полигоне погода улучшилась, и сейчас будем работать. Впереди тебя пойдут две пары истребителей, потом ты, а сзади — бомбардировщики: один и звено. Твое время удара — двенадцать тридцать. Цель прежняя; колонна танков.
— Понятно. Тогда мы побежали. Через двадцать минут вылет.
— Давайте по самолетам...
-Цаплин, по коням. Не забудь обогрев ПВД включить, а то забьет водой или снегом, и приборы поотказывают.
— Не забуду, командир.
Матвей не воевал вместе с Цаплиным, он пришел в полк с последним пополнением. Но два месяца совместной службы и полетов позволили обоим хорошо понять друг друга, проникнуться взаимной симпатией и доверием. Оба надеялись на фронте летать в паре, бок о бок и крыло в крыло идти через огонь. Зная дисциплинированность и аккуратность Цаплина, Осипов не донимал его мелкой опекой, но все же командирская привычка взяла свое: не удержался н напомнил лётчику о его подготовке к вылету.
... Взлетевшая пара Илов обрушилась ревом моторов на крыши домов аэродромного городка и сразу скрылась за плотной сеткой дождя.
Ни Осипову, ни Цаплину еще ни разу не приходилось летать в такую погоду: облака не позволили набрать даже сотни метров высоты, а дождь залил переднее стекло фонаря кабины матовой голубизной, через которую ничего нельзя было разглядеть. Матвей посмотрел вправо, на самолет своего ведомого. Цаплину, видимо, было невмоготу сидеть в дождевой мышеловке, и он сдвинул назад фонарь кабины. Сказав про себя старшине спасибо, Матвей тоже снял броневой колпак с переднего стопора и откатил его по направляющим рельсам назад. В кабине стало шумно, но зато в стороны все видно — можно было ориентироваться. Земля стремительно вырывалась с боков залитого водой лобового стекла и сразу пряталась под широкие крылья. Мелькание дорог, перелесков, деревень и поселков было утомительным. Глаз не успевал их узнавать. Матвей решил, что если он будет пытаться в этих условиях вести детальную ориентировку, то обязательно запутается и заблудится. Надо выдерживать курс полета как можно точнее, чтобы не проскочить стороной изгиб Клязьмы и массив леса, от которых начинался боевой курс.
— Цаплин! Помогай с ориентировкой! Правильно идем?
— Вроде бы да!
... Прошло пятнадцать минут полета, и Матвей повел самолет вверх, под самую кромку облаков, чтобы хоть что-то видеть на земле. Тут облака поднялись уже до двухсот метров, посветлело. Впери стало видно километра на три. Можно было посмотреть и на карту, найти свое место над землей. Облегченно вздохнув, Матвей перехватил штурвал в левую руку. а правой надвинул фонарь на кабину, Оглянулся на ведомого. Циплин закрыл фонарь и, увидев голову Осипова, повернутую в его сторону, показал в форточку сначала пять растопыренных пальцев, а потом один большой палец, поднятый вверх. Значит, у него было все хорошо. Показалась речушка, а за ней и лес. Над лесом надо было ставить оружие в боевое положение.
— Копна, я — семьсот двенадцатый, парой прошу разрешения работать.
— Семьсот — двенадцатый, я — Копна, разрешаю подход. Подтверди цель.
— Я — семьсот двенадцатый, колонна танков… На боевом.
— Я — Копна, разрешаю работу.
— Цаплин! Перезарядка, все снять с предохранителей.
— Сделал. Полигон вижу...
- — Хорошо. Колонну нашел. С правым поворотом, пошли.
Матвей довернулся на левую половину выстроенных цепочкой танков и перевел машину на снижение: в прицеле танки быстро росли в размерах.
— Огонь...
Загрохотали пушки. Взвизгнув, ушли реактивные снаряды — все восемь в одном залпе. Матвей перехватил гашетки, и к пушкам добавился вой пулеметов.
Земля была уж совсем близко, когда отпустил гашетки пушек и пулеметов. Вывел самолет из снижения метров на двадцать-тридцать и нажал на новую кнопку — пошла вниз бомбовая серия, а другой рукой сразу дернул рычаг аварийного сброса, чтобы не осталась в люках случайно зависшая бомба.
Оглянулся назад. Цаплин шел рядом. Вытер рукавом взмокший лоб — двенадцать секунд атаки кончились.
— Семьсот двенадцатый работу закончил.
— Я — Копни, вижу, Молодцы! Конец связи.
Матвей развернул самолеты курсом домой и услышал, как очередной бомбардировщик докладывал полигону о своем прибытии. Подождал, пока закончился разговор земли с самолетом.
— Цаплин, аварийно бомбы проверил?
— Проверил. Все на предохранителях.
... Короткий передых кончился. Облака вновь начали жать самолеты к земле, пошел дождь. И чем ближе Осипов и Цаплин пробивались к дому, тем плотнее лились потоки воды. Впереди ничего не было видно, по лобовым стеклам неслись косые струи, которые воздухом забрасывало в кабину. Илы шли над самыми крышами домов, макушками деревьев, а впереди их ждали многоэтажные дома, трубы, мачты.
Матвей посмотрел на Цаплина. Тот опять открыл фонарь и шел вплотную к его самолету. «Он сейчас полностью доверился мне, — подумал Осипов. — Если я за что-нибудь зацеплюсь, то оба погибнем. Один он из этого ада не выбьется».
— Цаплин, слышишь меня?
— Слышу, командир.
— Вперед или назад пойдем?
— Если найдем аэродром, то вперед.
— А если нет? Ничего не вижу. А как там сядем среди труб и домов?
— Тогда на запасной.
— Вот это другое дело. Давай вправо «блинчиком». Слева от нас где-то рядом большие мачты.
— Понял.
Это «понял» выдало всю внутреннюю напряженность. Матвей почувствовал, что ведомый очень боится потерять его самолет в этом дожде, потому что не знает, где они сейчас находятся. А в такую погоду, да еще в Подмосковье, с его путаницей дорог и поселков ориентировку восстановить почти невозможно…
… Снова полет на восток… Прошли длинные пять-семь минут, И самолеты выскочили из-под «душа». Матвей облегченно вздохнул и почувствовал, как расслабиились мышцы спины.
— Командир, а самолеты-то здорово вымыло. Как новенькие!
Счастливая улыбка и радость жизни послышались в этих словах Матвею. Надо было обязательно поддержать разговор.
— Хорошо. Техникам работы будет меньше.
Прошло еще несколько минут, и Илы оказались над желтым полем. По краям его стояли самолеты различных марок. По длинной стороне, от леса лежало посадочное Т. Можно было идти на посадку...
Вскоре над аэродромом прошел дождь, из-за которого пара Илов вернулись на запасной аэродром. В воздухе установилось затишье. Можно было лететь.
Осипов связался-таки по телефону со штабом дивизии. Слышно было плохо.
Начальник штаба дивизии сердился на плохую связь, Осипова и погоду.
-Чтя тебе Осипов, надо?
-Разрешеие на перелет домой. Нам здесь вылет разрешают, если вы примете. Дождя метеорологи больше не дают,
Трубка молчала.
-Алло! Товарищ подполковник, вы меня слышите?
— Слышу, не рарахти… Сколько тебе лететь?
— Двадцать шесть минут.
— Давай вылетай. Скажи там, что я разрешил....
Осипов вел свои самолеты над шоссе, что с востока упиралось в Москву. Шоссе было прямое, как летящая стрела. Нужно только не прозевать ориентир, чтобы от него уже, «держась» за железную дорогу, прийти к себе домой. Но чем дальше они продвигались на запад, тем ниже и ниже опускались облака, и, наконец, облака и земля соединились вместе. Туман спрятал от Осипова весь мир, оставив ему лишь маленький эллипс земли в уголке, между крылом и мотором. Затем эллипс превратился в малюсенький пятачок, который то и дело задергивался белым волокном. Идти ближе к земле уже было нельзя. Осталось одно — повернуть назад....
— Цаплин, опять надо возвращаться. Ты держись за меня повнимательней. Мне на тебя смотреть нельзя, можно землю потерять.
— Понял, командир, Удержусь.
... Осипов после разворота снова нашел шоссе, и теперь оно указывало им путь на восток. Но полет в обратную сторону тоже не принес облегчения. Впереди белая стена, а ниже самолетов на десять метров бешеное мелькание пестрой мозаики со скоростью восьмидесяти метров в секунду. Матвей смотрел больше на часы и их секундную стрелку; он боялся пропустить нужный ему ориентир, от которого можно будет развернуться на аэродром. Все время сверлила мысль: «Если пропущу ориентир -пропадем». Под левым крылом летело шоссе. Осипов ждал, когда появится мост через реку, и воспроизводил в памяти картину аэродрома. Матвей вспомнил, что аэродром позволял садиться только по длинной его стороне. Мелькающее шоссе мешало думать. Но все же картина предстоящей посадки прояснилась.
«После взлета разворачивались влево на сорок пять градусов, чтобы выйти на этот теперь спасительный или «чертов» мостик. Значит, пройдем аэродром, потом развернемся строго на восток, затем вправо на сто восемьдесят градусов и постараться попасть на посадочное поле. Если не попадем, то придется уходить на шоссе и искать мост, а потом от него снова танцевать, как от печки...»
В положенное время выскочил из тумана мост, и Осипов развернулся на северо-запад. И опять перед глазами компас, часы, а внизу летящий навстречу маленький кусочек большой земли. Желто-зеленые пятна мелькали перед глазами, но на них Осипов не отвлекался. Главное было впереди. Надо выскочить на аэродром и не просмотреть его. Решен будет первый этап, тогда появится надежда и на второй. Теперь нужно было выждать три минуты и десять секунд. Осипов не слышал ни работы мотора, не обращал внимания на то, как управляет самолетом. Внимание было сосредоточено на курсе полета и времени. Секундная стрелка казалась ему очень ленивой. Она не торопясь прыгала с одной отметки на другую, и каждый ее коуг был мучительно долгим. Казалось, что часы вот-вот остановятся. У Осипова появилось желание их подзавести, но он заставил себя этого не делать, так как хорошо помнил, что перед вылетом с аэродрома проверял их завод. — Цаплин, до аэродрома тридцать секунд. Если увидишь, скажи.
— Понял!
Матвей впился глазами в землю. Вышли и последние секунды, но аэродрома не было. Надо было выдержать характер. Подождать еще секунд двадцать, а то и тридцать. Они уже не имели принципиального значения, потому что на возврат у него будет все равно точное время. Пошли для Осипова самые длинные секунды жизни. Он ждал: земли, курс, время и снова земля.
И через пятнадцать секунд все его существо обожгло радостью — внизу мелькнули постройки, потом в поле зрения попали два самолета, за ними желтоватая поляна.
Радостно крикнул:
— Цаплин, аэродром! Будем садиться!
— Хорошо, командир. Понял.
Место их спасения осталось позади и теперь на него нужно было снова выйти, но уже по посадочной полосе.
Выждав нужное в его понимании время, Осипов плавно развернулся на восток. Над лесом туман стал еще плотнее и полностью съел всякую видимость. Тридцать секунд полета и опять разворот на обратный курс. Курс, который мог обеспечить жизнь.
-Цаплин, выпускаем шасси…
— Выпустил.
— Садиться будем вместе, парой.
— Понял, понял.
— Выпускаем закрылки наполовину.
— Выпустил.
Осипов смотрел на землю. Сейчас должен быть аэродром. Вот он. Но под Илами были стоянки и на них самолеты. Полоса для посадки оказалась левее. Радиус разворота на сто восемьдесят градусов был учтен с ошибкой.
— Спокойно, Цаплин. Сейчас поправимся. Убираем закрылки. Шасси не трогать.
— Убрал. Шасси выпущено.
— Молодец. Не горячись. Теперь-то уж сядем.
— Давай, давай, командир!
Разворот вправо, опять на курс девяносто градусов. И опять курс, время. Длинных сорок пять секунд. Время вышло. Разворот на посадочный курс.
— Возьмем поправку, Цаплин, вправо на пять градусов. Должно сейчас получиться… Закрылки наполовину. Так и будем садиться.
— Понял, понял!
Голос Цаплина звенел и тревогой, и радостью, и, уверенностью.
Время вышло. Лес кончился. Внизу желтое поле. Осипов отжал машину вниз — аэродром.
— Садимся.
Перед Осиновым взлетели две красные ракеты.
— Садись!
Сажая машину, Матвей в правом верхнем углу фонаря увидел уходящий на второй круг самолет. Уходил Цаплин.
«Куда? Зачем?...» Матвей был на земле. Туман не позволял видеть впереди себя далее двухсот метров. Надо было тормозить, быстрей остановить самолет.
— Ты почему не сел?
— Как «почему»? Красные же ракеты нам дали.
— Ладно. Потом разберемся. Где ты сейчас?
— Развернулся на обратный посадочному курс,
— Хорошо. Выдерживай время сорок пять секунд и одинаковый крен на разворотах.
— Буду стараться.
Осипову теперь было трудно понять, где ему пришлось тяжелее: в воздухе, во время поиска аэродрома, или теперь, когда его товарищ остался один в воздухе, а он ему уже ничем помочь не может. Это была не боязнь за себя, а чувство командирской озабоченности за судьбу человека, который поднялся в воздух, выполняя его, командирскую волю.
Время захода на посадку прошло, а самолета видно не было.
-Как дела?
-Не попал на аэродром.
… Еще прошло два пустых захода, и Матвей окончательно убедился в том, что Цаплин аэродрома не найдет. Где-то у него произошла ошибка. Теперь надо было спасать летчика.
-Цаплин, слышишь меня?
-Слышу.
-Кончай искать аэродром. Разворачивайся на север, набери метров триста высоты в облаках и прыгай с парашютом, брось самолет. Понял? Ответа не последовало.
— Цаплин, брось самолет! Прыгай, пока есть горючее!
Летчик молчал. Почему? Может быть, он действительно не слышал? Сбилась и этот момент настройка приемника? Или не хотел прыгать, a надеялся спасти машину? Ответив же на полученный приказ, надо было его выполнить.
— Цаплин, как слышишь меня?
Радио молчало, и Осипов понял, что разговора больше не состоится. Выключил свою рацию и мотор самолета. Осталось одно — ждать
Подъехал полковник на «эмке», И люди, стоявшие у самолета, расступились.
Доклада Осипова полковник принимать не стал.
— Где второй самолет?
— Не знаю. Велел прыгать, но летчик и на это не ответил.
— Прыгать. А почему не посадил?
-Сели бы, если не финишер. Когда мы из тумана выскочили, тот дурень нам и лоб две красные ракеты.
— Почему?
— Не знаю. Надо у негоспросить.
— Поехали.
Начало темнеть. У посадочного Т, на маленькой скамейке, как старый, нахохлившийся от дождя ворон, сидел пожилой красноармеец. От пилотки и до ботинок с обмотками все на нем было мокро. Видимо, сидел он тут с самого утра. Не только промок, но и промерз. Лицо было сине-землистого цвета, подбородок ощетинился небритым седеющим пологом.
— Стрелял ракетами, когда садились Илы?
— Стрелял.
— Какими?
— Как какими? Красными положено.
— Что положено и почему?
— Сначала я слышал, что гудит где-то. Потом вижу, выскакивают два самолета, но наискосок к Т. Ну зашли так, что надо было уйти на повтор. Ушли, значит. Потом вижу, вновь выскакивают и садиться хотят строем. Сразу оба, вместе. Но это же запрещено. Ну, я по инструкции, как положено, дал красные ракеты, чтобы, значит, один сел, а второй ушел на повтор.
— Как же можно было угонять на второй круг в такую погоду?
— Так я откуда знаю? Раз летают, значит, можно. А у меня инструкция: колеса не выпустил на посадке — красная ракета, вдвоем заходят садиться — красная ракета, занята посадочная — тоже красная ракета.
Подошла полуторка. Из кабины выскочил летчик с повязкой на рукаве «Дежурный по аэродрому».
— Товарищ полковник!
— Что «товарищ полковник»? Сейчас начнется. Слушаю.
— Упал самолет. Пост ВНОС сообщил. Вот здесь.
Показал на карту, на которой километрах в двадцати севернее аэродрома стоял крестик.
— Ну! Что тянешь?
— Летчик погиб.
— Так, мать его, туман этот и нас, дураков, летающих в такую погоду.
Матвей глубоко вздохнул. Спине стало холодно. Переступил с ноги на ногу.
— Кто тебя выпускал, лейтенант?
— Дежурный. Он разрешил и звонил на старт вот этому деду.
— Не деду, а красноармейцу или финишеру.
К дежурному:
— Дал разрешение?
-Давал. Но лейтенант Осипов перед этим разговаривал со своим командиром, начальником штаба дивизии, по телефону, и тот ему разрешил.
— Ему разрешил. А ты сам это по телефону слышал?
-Нет. Мне Осипов передал его разрешение. А разговор их я слышал.
-Ладно. Хватит. Давай, дежурный, свертывай старт, красноармейца с собой в машину. Сразу каждому написать объяснительные записки, и тебе, Осипов, тоже. Самолет твой под арест, пока ваши начальники не разберутся, что с тобой делать. Поехали в санчасть. Дам тебе фельдшера, санитарную машину, носилки и людей. Надо вытащить из обломков твоего пилота.
Дежурный, позвони на пост ВНОС, чтобы машину встретили на дороге, а то уже темно будет. Ничего там не найдешь.
Ранним утром открытый ЗИС мчался по шоссе к Москве. В кабине рядом с шофером сидел майор Ведров, приехавший за погибшим и Осиповым. В кузове рядом с Матвеем сидел капитан НКВД, а на полу стояли носилки, накрытые белой простыней. Носилки и простыня в нескольких местах были перехвачены шпагатом, чтобы покрывало не сорвал ветер, от чего тело Цаплина напоминало мумию Матвей сейчас не видел ничего вокруг и не ощущал холодного мокрого ветра, бьющего в затылок. Взгляд его был устремлен на носилки, и, когда они отползали от тряски почти до самого заднего борта, он подтягивал их к себе. Делал это он сосредоточенно, как будто бы в положении носилок сейчас было главное.
... Самолет Цаплина нашли только утром. От лесной полянки он был отделен двумя десятками крупных сосен и блестел среди темных столов своей чистой голубизной. Кабина летчика была внизу, а сверху, как два часовых, поднявших высоко свои головы, торчали колеса шасси. Целый самолет. Только за хвостом несколько срубленных крылом деревьев. Из-под самолета его позвал фельдшер:
— Эй, летчик, иди помоги... Видишь, что получилось: весь целый, на привязных ремнях висит. Бензина нет. Чисто. Когда самолет ударился о землю, то фонарь сорвался с заднего стопора, пошел вперед и своей массой разбил голову летчику. Упади с закрытым фонарем -был бы живой.
…»
Одинцов М.П. Испытание огнем. — М.: Молодая гвардия, 1979.
http://militera.lib.ru/prose/russian/odintsov/index.html
