МАРИЯ ИВАНОВНА ПОЛЯКОВА
«Я не бросила на поле боя ни одного раненого»
Война застала меня в Новосибирске. После девятого класса я поступила в медучилище на фельдшерско-акушерское отделение. Когда началась война, вся группа, 14 девочек и один мальчик, подала заявления в военкомат, но призвали нас только через год. Мама в слезы: папа с января 1942 г. был на фронте, я ушла в апреле. Местом службы определили 524-й стрелковый полк 112-й дивизии 52-й армии.
Сначала попали мы на учебу в Казахстан. Учили стрелять из винтовки, пулемета, оказывать медицинскую помощь во время боя. В мае нас повезли к Москве, но там операция уже завершилась, и нас высадили в Казани. Снова учили. Дали сумки с перевязочным материалом и более-менее порядочное обмундирование: кальсоны, штаны, обувь, правда, не по размеру и рваную. Однажды подняли по тревоге и повезли в Сталинград.
Бои там шли просто страшные. Через Дон переправлялись туда-сюда. Что творилось! Понять, где чья часть, было немыслимо. Нас поставили санитарами по одной девушке на каждый взвод. В первом же бою одна наша девушка погибла. Раненые были тяжелые во всех смыслах, а я маленькая и хрупкая. Но, знаете, меня почему-то ничего не пугало, я только боялась не дотащить тех раненых, которых подобрала на поле боя. Одного тащишь, а другой лежит и зовет: «Забери меня»!
Запомнила один сильный бой. Пшеничное поле, оно горит, все смешалось. Я подобрала четверых солдат и вдруг наши через это горящее поле побежали мимо меня. Я кричу, плачу: «Захватите раненых с собой»! Меня, конечно, никто не слушает. Кое-как троих пристроила. Один остался. Вижу немецкие танки дошли до полосы огня и автоматчики с ними, дальше идти боятся: жар сильный. Раненого на краю поля в канавку спрятала, чтобы пуля не попала. Кое-как и его отдала. Осталась одна, реву! Думаю, надо бежать. Побежала, в меня стрелять стали. Перебежками добралась до оврага. (Там вся местность оврагами покрыта). Выглянула из оврага в сторону Волги. Мама родная! И штаб, и кухня, и солдаты, и офицеры, и санитары - все перемешалось под бомбежкой с неба. Стала по краю сползать, тут мина прилетела и меня засыпало. Думаю, конец, чувствую, откапывают. Продышалась, песок изо рта выплюнула. Нашла своих.
Расскажу, как меня ранило. Был бой. Наступление. Тащу бойца, а у нас, надо сказать, было много сибиряков. И он мне говорит: «У тебя на бедре кровь». Смотрю, правда, штаны в крови, а я ничего не чувствую. Понять не могу, в чем дело. Когда деревню взяли, обнаружила, что там рана. Командир отправил в санчасть, оттуда меня пароходом переправили через Волгу и отправили в госпиталь в Воронеж. Туда шло очень много санитарных поездов. Бомбили нас сильно, а меня попросили, как легко раненую, присматривать за тяжелыми. И вот бомбят, а я опять бросить их не могу. Улетели самолеты, а на станции полно арбузов. Ребята притащили мне спелый арбуз, мы его потом вместе ели.
В госпитале я пробыла недолго. Мне предложили там остаться, но я решила ехать в свою часть. В свою - не получилось, зато на обратном пути познакомилась с девушкой-кинооператором. Вдвоем добираться было веселее. Попала я в армию Черняховского. Меня определили в медсанчасть при штабе. В мои обязанности входило осматривать всех, кто приходил из-за линии фронта, на предмет вшивости (этого «добра» было полно), выявлять больных и раненых (солдаты мало обращали на себя внимания и это часто плохо кончалось). Занималась, так сказать, профилактикой. Спала тут же, в перевязочной.
Потом попала в полевой госпиталь 60-й армии. Раненые были сплошь тяжелые. Врачи все время просили: «Сестричка, дай крови. Ну, хоть маленько, хоть 100 граммов»… Уже и голова кружится, и ноги подкашиваются, а кровь я все-таки сдавала. Больше 11 литров моей крови влили бойцам.
Страхов в Сталинграде я натерпелась, не дай Бог! Раненых было дополна… От операционных столов не отходили сутками… Спали практически тут же… Страшно было, очень страшно… Словами не передать…
С госпиталями я прошла через Польшу, Чехословакию и дошла до Берлина. Если спросите, что я там видела, не отвечу. Потому что не видела ничего кроме операционной, перевязочной и палат. Некогда было даже оглядеться, так было тяжело.
И вот победа. Мы стояли в Германии. Наш госпиталь разместился в четырехэтажном здании бывшей больницы. Там от прежних времен осталось много монашек, которые все время предлагали помощь, но я все старалась делать сама. И вот иду от раненого сверху и слышу громкие крики во дворе, стрельбу. Перепугалась, побежала вниз, потом на улицу. А там орут: «Победа!» и стреляют в воздух. Так она и пришла, победа…
Госпиталь наш был очень хороший, его передислоцировали в Одессу. Я не поехала и ждала демобилизации, потому что решила доучиваться. Пока ждала демобилизации, там, в Германии, познакомилась с парнем-комсоргом. Веселый такой, шутник. Он мне через пару недель предложение сделал, и я согласилась. Он был родом из Ташкента, а ехать жить мы решили к моей маме в Новосибирскую область.
Доучиться мне не пришлось. Документы мои в училище потеряли. Пока искала, забеременела, а там и дочка родилась. Мужа направили на работу в Томск. Поехали. Там и вторая дочь на свет появилась, и третья. Тут уж не об учебе мысли были, а о том, как их прокормить. Сначала устроилась фельдшером в роддом им. Семашко, но ходить пешком со второго Томска на работу – транспорт тогда не ходил – я долго не смогла. И потому, когда предложили в соседних яслях должность фельдшера, подготовилась, сдала экзамен и пошла работать туда. И детей заодно пристроила. Думала, временно, а связала свою жизнь с ребятишками навсегда. Любила и их, и свою работу. Оттуда ушла на пенсию.
Сейчас мне 91 год. Муж умер, детей у меня четверо, внуки. Жизнь идет своим чередом, не жалуюсь, стараюсь помогать близким, чем могу. А могу немного, ну, хоть добрым словом.
Лариса Бакшт, член Союза журналистов России. Записано в 2015 году.
Мария Ивановна Полякова умерла в 2018 году.[/color]
