В литературе по истории Калужской области, которая была оккупирована достаточно недолго (примерно 3 месяца, октябрь - декабрь 41 г., начало 42 г.), неизменно приводится цифра 20 тыс. советских пленных, погибших за то время на захваченной территории региона.
Раз столько погибло, следовательно, общее число находившихся там пленных (не только военных, но и гражданских) должно быть еще выше.
А что это были за лагеря? Где находились? Никаких ответов на эти вопросы разыскать не удалось. Прошу откликнуться и помочь разобраться.
"В деревне Кудиново гитлеровцы сожгли 380 пленных красноармейцев. Всего в районах области за время оккупации фашисты замучили 20 тысяч наших соотечественников. "
http://www.babynino.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=21&Itemid=15"Помню, как немцы встречали красноармейцев, которые выходили из леса, и, подняв руки, сдавались в плен. Форма у них была военная, но без знаков различия. Подняв руки вверх, они тем самым подтверждали, что сдались. Немцы внимательно за этим следили, готовились их встретить, те, кто сдавался, отдавали винтовки, немцы на глазах у всех разбивали их о шоссейную дорогу. Затем пленным отдавали свои велосипеды и … уходили. А куда неизвестно. Картина была трагичная. Жалко было мужиков, но больше всего хотелось крикнуть: «Предатели!»
Во время оккупации не раз пришлось видеть картину, когда по всем дорогам, группами или по одиночке брели странные люди. Это были те солдаты, которым удалось бежать из плена. В заношенных, висящих мешками пиджаках с оттопыренными карманами гимнастерок, с торбами за спиной, деревянными чемоданами, даже в лаптях. Мне пришлось видеть двух таких солдат, идущих из плена. Одного на берегу реки Жиздра. Гимнастёрка была от пота вся белая, сапоги на прелых ногах стали железными. Кожа на ногах бойца полностью опрела и он, разувшись, буквально содрал ее со ступней своих ног.
Немцы обычно выгоняли наших пленных из населенных пунктов, но иногда и не обращали внимания на «пришельцев». Этого, бежавшего из плена и вконец ослабевшего нашего солдата, удалось тогда разместить в бывшей конторе колхоза на Дмитровском хуторе. В помещении топилась плита, и я самолично видел, как этот вконец разбитый человек сидел у печки, выбирал на себе горстями вшей и бросал их на раскрасневшийся чугун.
Каждый вечер к селу подходили все новые и новые партии людей. Их надо было как-то разместить по домам, накормить, а рано утром они снова брели на Восток. Размещением занимались бывшие бригадиры колхоза и группа активистов сельчан. Были и наши, бежавшие из плена: Николай Иванович Крыскин, Иван Тихонович Савкин, Стефан Иванович Сережкин и другие. Судьба их, с приходом наших в декабре 1941 года, сложилась по-разному, о чем я еще скажу на своем месте.
О том, что такое быть в плену у немцев мне рассказывал Иван Тихонович Савкин: «Попал в плен и находился в Ржевском лагере военнопленных. Это был настоящий ад, наполненный человеческим страданием...».
...
«Шествие» бежавших из плена продолжалось вплоть до нашего освобождения. Зима с 1941на 1942 год была лютая. Снегом были закрыты все пути, оставалась лишь одна дорога для наших бежавших из плена военнослужащих - железнодорожные шпалы. По ним то они и пробирались. В это время железная дорога, связывавшая Козельск с городом Белевым действовала. Немцы не препятствовали хождению по путям, мне попадались сведения о том, что сам Гитлер однажды высказывал свое неудовлетворение Альфреду Йодлю за то, что тот требовал устанавливать плакаты, предупреждающие об опасности хождения по железнодорожному полотну. «Нам все равно, сколько их передавят», говорил Гитлер.
По железной дороге постоянно курсировала дрезина, на которой был установлен пулемет. Всех, кто встречался у путей или на полотне немцы беспощадно расстреливали, а трупы сбрасывали с насыпи. Весной 1942 года, когда растаял снег, было дано указание руководству колхоза Дмитровский хутор, чтобы трупы собрали и захоронили, что и было сделано. Я своими глазами видел ту страшную картину, когда был поблизости от железной дороги в гостях у своей тети Груши. Трупы погибших были все изъедены мышами, а из их одежды грызуны устраивали гнезда. Все это мы видели, когда эти трупы на санях привезли к дому Ивана Ермолова. Смотреть было страшно. Кажется, их захоронили на старом кладбище, которое было между стеклозаводом и хутором. Вот и попробуй, найди родственники своих погибших родных, вот откуда все эти сообщения: "пропал без вести". "
http://www.kozelsk.ru/istor/vov/2.htm"Жестоко расправлялись оккупанты и с военнопленными. В деревне Кудиново захватчики согнали всех военнопленных в свинарник, забили окна и двери и подожгли. В бушующем пламени заживо сгорели 375 бойцов и командиров Красной армии.
...
17 октября после боя наши войска отступили, оставив в церкви села Юрьевское тяжело раненых красноармейцев преимущественно из 312 стрелковой дивизии. Тут их обнаружили фашисты, а затем сюда же поместили ещё много наших пленных. Через три дня здоровых пленных угнали, бросив около двадцати раненых без еды и медицинской помощи. За это время им давали воду и только один раз по куску хлеба. Затем сельчане перенесли раненых в пустующий дом Репиных. Там было теплее и безопаснее. Жители подкармливали раненых, но оказать им медицинскую помощь было некому. Трое из них умерли. С 22 октября за беспомощными ранеными бойцами начинает ухаживать секретарь сельсовета Пелагея Брагина. Ей помогала подруга Александра Чижова с сыном Валькой и другие сельчане. В округе дом Репиных стал известен как «госпиталь». Несколько раз в него заходили немцы, о «госпитале» им регулярно доносил местный староста. Титанический труд юрьевцев по уходу за ранеными оправдался. Произошло чудо – их не убили немцы, как это многократно происходило в других населённых пунктах. Более того, приняв 17 раненых, П.Брагина с помощниками выходили их. Трое выздоровевших ушли на соединение с Красной Армией. Остальные 4 января 1942 года после освобождения Юрьевского переданы в санчасть 1-го батальона ОСП Западного фронта. За этот подвиг П.Брагина была награждена орденом Отечественной войны, а помогавшие ей группа женщин и Николай Кутаков медалями."
http://schans.ru/great-patriotic-war?showall=1Рассказ красноармейца 839-го артиллерийского полка 260-й стрелковой дивизии Александра Дмитриевича Бекешева3.
«Беда навалилась 2 октября, страшными бомбежками. Побиты орудия, тягачи, машины. Немецкие танки прорвались на флангах полка, вышли на Брянск, кинулись к Москве. Мы оказались в полукольце. 4 октября получен приказ выходить на Тулу. По узкому, простреливаемому коридору, группой в 140 человек, во главе с лейтенантом, проскочили к брянским лесам. Надо сказать, что наша группа, среди общей неразберихи и паники, сохранилась организованной боеспособной частью. Это помогло нам почти без потерь выйти 20 октября к Туле. Здесь шел сбор всех окруженцев, выходящих из брянского котла, и готовились новые формирования для обороны Тулы. Уцелевших кимряков из 260-й дивизии, тут можно было пересчитать по пальцам.
После короткого отдыха меня прикомандировали к 220-му учебному артдивизиону. И вот 12 разнокалиберных орудий дивизиона срочно бросили к г.Плавску прикрыть Тулу с юго-запада. Заняли позицию у реки Плавы. Город с нашего берега был виден как на ладони, видны колонны немцев. Залпы наших трех батарей крепко поднасолили фашистам, рассеяли их строй. Но недолгой была наша радость: налетела авиация и все наши пушки, прислуга, пехота прикрытия разбиты. Меня контузило. Новый налет разнес полуторку, где я оказался в числе раненых, из 15 уцелело трое. Собралось еще несколько уцелевших и побрели обратно к Туле на Щекино. Но все дороги перекрыты, кругом немцы. Плен. После допроса с избиением, затолкали в колонну пленных, выгнали на большак. Ослабевших и отставших тут же пристрелили. Потом перешли на проселок, догнали большой армейский обоз, застрявший в грязи. Немцы поставили нас в две шеренги помогать вытаскивать увязшие телеги. Возницами обоза оказались чехословаки. Наша охрана посматривала на них косо и явно им не доверяла. Чехословаки отнеслись к нам с симпатией – подкормили, кое-кому отдали старую обувку. Выйдя на шоссе, обоз ушел, а нас, около двухсот пленных,
погнали, к Медыни. Ребятишки из деревень бросали нам куски хлеба, картофель, кричали: «Дяденьки, на Медынь не ходите, там вас убьют!» Что-то надо делать. Решили попытаться бежать. Прикинулся больным желудка, уговорил конвоира пустить в придорожную канаву, нырнул в лощину и на четвереньках к лесу. Немцы постреляли и увели колонну. Так начался мой вольный путь, от деревни к деревне, на восток..."
http://sd260.narod.ru/ocherk260/glava6.htmlХрам в честь Святителя Николая
Адрес: Жуковский район, с. Тарутино
Во время оккупации села в храме содержались пленные, которые для того, чтобы согреться в лютые морозы, сожгли в костре вызолоченный иконостас. После окончания оккупации храм был превращен в зернохранилище.
http://eparhia-kaluga.ru/kaluzhskaja-eparhija/prihody/zhukovskij/nikolskij-s-tarutino.htmlПо воспоминаниям председателя Совета ветеранов войны и труда Н.И.Лобзова, бывшего в Малоярославце в период оккупации, «наших военнопленных использовали главным образом на копке могил для погибших солдат и офицеров – работы на этом участке хватало. В центре города, через дорогу, напротив храма Успения, рядом... со старым деревянным зданием нарсуда, выросло целое кладбище. Потом оно стало тесным и … пришлось «осваивать» для таких целей район теперешней улицы Зелёной».
http://schans.ru/great-patriotic-war?start=23000 жизней - таков счет, который предъявила непокорной земле война.
Из статьи И. С. Писаренко "Хвастовичи в годы Великой Отечественной войны": "...В центре Хвастовичей фашисты установили виселицу и каждый день вешали на ней пленных красноармейцев и жителей района, заподозренных в связях с партизанами. Только за один мартовский день 1942 года каратели повесили 17 человек, а 7 апреля подобным образом казнили свыше 100 жителей села Хвастовичи и деревни Журиничи.
...
А в 1942 году гитлеровцы устроили на территории района специальный полигон для испытаний химического оружия, предназначенного для борьбы против непокорного населения".
http://znamkaluga.ru/content/view/1675/19/В октябре 1941 года деревню Смолино Нарофоминского района Московской области после тяжелого боя с большими потерями захватили фашисты. В этой деревне я родился, здесь был крещен и жил в семье из девяти человек. В восьмилетнем возрасте я стал гражданином СССР, проживающим на временно оккупированной немцами территории.
Не остыв от кровопролитного боя, фашисты начали свирепствовать. Заняли наши дома, отобрали продукты питания, теплую одежду, брали все, что им нравилось.
Фронт уходил к Москве, а через нашу деревню под фашистским конвоем тянулись колоны узников – бывшие мирные жители городов и деревень. Их гнали на Запад. Тех, кто не мог быстро идти, били прикладами автоматов. Девочку лет 3-4-х опустили в прорубь речки за то, что она громко и долго плакала.
Однажды в деревню пригнали военнопленных. Их заставили расширять и расчищать деревенскую дорогу, а когда работа закончилась, пленных расстреляли.
Мы жили в полной изоляции, не зная, где фронт, что с Москвой. Но однажды над деревней появился советский самолет-этажерка. Он строчил из пулемета и разбрасывал листовки. Желание узнать, что там за линией фронта пересилило мой страх – немцы под угрозой расстрела запрещали читать советские листовки. Я поднял листовку. Когда самолет улетел, меня с листовкой в руках поставили для расстрела. Я уже видел, как расстреливали других людей и понял, что сейчас произойдет. Господь Бог через мужество и силу моего родственника послал мне спасение.
Неожиданно и очень быстро гитлеровцы вышли из нашей деревни, а через день-два пришли другие немецкие войска. Они значительно отличались от прежних, потрепанных, грязных, вшивых. На вновь прибывших немецких солдатах была новая форма, все блестело и сияло чистотой. Яркие знамена, духовой оркестр и громадные дальнобойные пушки. Днем пушки накрывались знаменами, а фашисты маршировали под оркестр, пели, что-то выкрикивали и опять маршировали и пели. Нас, жителей деревни, они не замечали, но иногда сверху вниз надменно выкрикивали: «Москва капут! Сталин капут! Москва, Кремль, параде!». Эти слова приводили нас в ужас. И поверить трудно, и картина налицо – «Москва, Кремль, параде». Мы поняли, что в нашей деревне идет репетиция участников фашистского парада на Красной площади – мечта Гитлера.
Боль и страх, что будет завтра. А на завтра жителей деревни: женщин, детей, стариков, построили колонной, и под конвоем автоматчиков погнали в фашистский тыл.
Так я стал несовершеннолетним узником фашизма.
Голодные, обмороженные мы тянулись по сугробам от деревни к деревне. Разговаривать запрещено, за это били прикладами. Обессиливших расстреливали. Двух мальчиков-братьев 10-12 лет расстреляли за то, что они подняли со снега и съели печенье, которое фашисты уронили.
Колонну сортировали, она то уменьшалась, то увеличивалась.
Так мы
подошли к городу Боровску. Нас загнали в огромный храм. В нем уже были узники, а мы пополнили их число.
Обессиленные лежали на ледяном полу без питания. На входе в храм стоит автоматчик, рядом емкость с бензином. Разговаривали шепотом. Умерших выносили на улицу, засыпали снегом. Иногда забегали солдаты, что-то поищут и убегают обратно. Однажды пришли два офицера и мужчина в штатском – переводчик. Смотрели документы, задавали вопросы. Женщину-еврейку с двумя детьми увели с собой.
Лютый холод и голод поставили меня на грань жизни и смерти. Собраны последние зернышки пшеницы в кармане. Здесь под сводами храма слышен шепот, это молитвы. Люди просят у Бога спасения.
Вдруг фашисты забегали. Мы слышим их крики, команды, далекую стрельбу пушек...
Нас отдельными группами под конвоем опять гоняют по деревням. Приближаемся к неизвестному селу, там немцы бегают и поджигают дома. Нас поставили на высокий берег реки, здесь фашисты с пулеметами. Нам приказывают бежать вниз, через речку, поле, в лес. Кричат, объясняют: «в лесу ваши – красные». Мы боимся расстрела из пулеметов, не идем и не бежим. Нас бьют прикладами, ногами, сталкивают вниз к реке. Некоторые упали и больше не поднялись. Качаясь, падая, вновь вставая, я иду вперед, вязну в сугробе, ползу. Но вот из леса на русском языке кричат: «Товарищи, идите быстрее, нам немцев бить надо!». Мы видим серые шинели, шапки-ушанки с красными звездами.
http://www.borovsk-khram.ru/newspaper/paper1_53.htmlВ.СМИРНОВ. Калуга, 11-12 октября. Форсировав Оку юго-восточнее города, немецкие войска обошли Калугу, захватив деревни Турынино и Ждамирово, затем станцию Азарово и железнодорожный вокзал. Со стороны городского бора враг вошел в юго-западную часть города. В краеведческом и художественном музеях разместились штабы захватчиков. В сводках Совинформбюро сообщений о сдаче Калуги не было.
- Всем пацанам, кто учился тогда в шестых-восьмых классах, вскружили головы ремесленные и железнодорожные училища. Они только начали открываться по постановлению правительства о создании трудовых резервов. Ребят привлекали изящная форма: черное форменное пальто с петлицами «РУ» и «ЖУ», такого же цвета гимнастерка и брюки, фуражка с молоточками. Не последнюю роль играло казенное питание, а главное, получение рабочей профессии. Многие школьники горевали, думали, что из шестого класса принимать не будут. Но набор был массовым. Наверное, один я не хотел идти в трудовые резервы. Мечтал выучиться на армейского политрука. Любил читать газеты, следил за международными событиями, и особенно нравилось выступать перед классом с политинформацией. И вдруг вручают повестку – явиться в ЖУ №1. Может, сыграло роль то, что мать, отчим, тетка – железнодорожные служащие, дед с материнской стороны – ревизор на железной дороге, а дед со стороны отчима – паровозный машинист.
Однако и в «ЖУ» меня не оставляла мысль пойти «по части политической, по части строевой». Шел первым по политграмоте, хотя был и оставался всю жизнь беспартийным.
Вторая половина сорок первого года преподала другую политграмоту. В конце сентября вслед за райкомом и горкомом ВКП(б) покинули город железнодорожные начальники. Отчим и мать – рядовые служащие Управления Московско-Киевской дороги, собрали пожитки во дворе дома, но так и не дождались обещанной «полуторки» для эвакуации. Соседка по дому злорадствует: «Что, попались, коммунисты проклятые?». Вещи распакованы, мать хлопочет в квартире, отчим, партийный, ищет убежища, сестре восемь лет… Недели через полторы начался артобстрел района вокруг парка Циолковского. Немецкие снаряды рвутся на улицах и в садах. На крыше двухэтажного дома, где жила семья, устроили свой НП наши артиллеристы – корректируют огонь пушки, которая старается разбить мост через Яченку. Тщетно! Немцы прорвали оборону у Плетеневки и накапливают силы в бору для штурма. К утру 11 октября мотоциклисты проскакивают в город. Не сидеть же дома недоучившемуся 16-летнему ремесленнику? Надо принести в дом хоть что-нибудь из уже разграбленных складов. Удается притащить полмешка хозяйственного мыла из брошенных красноармейских казарм. Стоп, да разве они брошены? Вон какая толпа в серых шинелях у входа в парк. Один сует мне полуавтомат «СВТ»: «Друг, возьми винтовку, принеси чего-нибудь поесть». А из меня еще не выветрился «политрук». "Уходи, говорю, мудила, переодевайся в гражданское».
А чуть позже – и первое очное знакомство с германским фашизмом. Четыре года назад рассказывал про его зверства в Испании, потом газеты про зверства замолчали, и вот он, живой фашист, схватывает недавнего пионера за ворот черной шинели с отрезанными гербовыми пуговицами, сдергивает с головы шапку, видит - острижен. «Рус солдат!» И тащит в сторону парка. Там – временный загон для военнопленных. Все происходит мгновенно. Пленные уже тащат на себе бревна для столбов, несут мотки с колючкой – строят себе капитальный лагерь в казармах. Соседка увидала, прибегает к матери: «Славку немцы забрали». Мать прибегает с моими документами, немец посмотрел – отпустил.
Они шли на Москву уверенные в скорой победе и потому были «добрыми». Устно и письменно, объявлением на заборе, сказано: жены и матери могут забрать своих мужей и сыновей - русских солдат, по предъявлении документов и уплате 30 руб. за одну голову. В ходу тогда были розовые советские тридцатки. «Жен» и «матерей» объявилось достаточно. Даже из деревень.
Выпал снег, начались холода, и распродажа живой силы кончилась. Охранники ходят взад и вперед за колючей проволокой, и, когда немного удалятся, девочки-первоклассницы кидают пленным хлебные корки, картофелины, морковку. Еда поглощалась с жадностью и мгновенно. Голодные, полуодетые лагерники казались заживо замороженными.
http://letopis20vek.narod.ru/40rok/1940-41.htm8 октября 1941 года партизанский батальон, отряды и отдельные группы вышли в Карачижско—Крыловский лес (кроме отряда сталелитейного завода, направленного в Улемльский лес). Роты расположились в Карачижско-Крыловской лесной делянке, восточнее поселка Чайковичи, между рекой Болвой и большаком на Жиздру. Весь лесной «массив» был не более пяти километров и находился в десяти километрах от Бежицы.
Крыловский лес в те суровые дни являлся островом спасения для «окруженцев». Пробираясь к линии фронта, и не доходя до передовой, они вливались в действующие партизанские отряды. Немецкая армия лавиной двигалась на Москву. Фронт уходил все дальше и дальше на восток, и бежицкие партизаны, в конце концов, оказались в глубоком тылу противника. После того, как Крыловский лес был пройден головными соединениями противника, партизаны оказывали активное сопротивление вражеским войскам второго эшелона: обозам и техническим службам, чтобы ослабить боеспособность 216-й гитлеровской дивизии и разрозненных танковых соединений, продвигавшихся к городу Жиздре.
Лесная война
На Жиздринском большаке партизанскими подразделениями был разгромлен немецко-фашистский конвой и освобождено около пяти тысяч пленных, многие из которых примкнули к партизанам.
http://32.unise.ru/clause/975
Автор
Тема: Лагеря пленных на территории нынешней Калужской области (Прочитано 5112 раз)