ПУЛИ ТЕРРОРИСТОВ-РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ НЕ ЩАДИЛИ НИ ЖАНДАРМОВ, НИ КРЕСТЬЯН
В советской библиографии, посвященной описанию зарождения и становления первых в царской России середины прошлого века подпольных революционных организаций, этот террористический акт, кровавой жертвой которого пал жандармский штабс-ротмистр барон Г. Гейкинг, упоминается лишь мельком. Почему? Частично ответ на этот вопрос удалось отыскать в прежде закрытых для исследователей архивных материалах: рука «революционного возмездия» жестоко, по-предательски из-за угла оборвала тогда жизнь не только ненавистного подпольщикам жандарма, но и преградившего убийце путь к бегству простого и, как принято было говорить, безродного... крестьянина. Да-да, именно крестьянина, классовые интересы которого в том числе якобы защищали и отстаивали подобным палаческим способом всевозможные нелегальные революционные секты! Это - во-первых. А во-вторых, образ барона Густава Эдуардовича Гейкинга ни под каким предлогом не вписывается в рамки того, искусственно созданного за годы советской власти, идеологического стереотипа: жандарм - это эдакий тупой, свирепый и скорый на расправу царский сатрап, безжалостный и бездумный палач любого прогрессивного инакомыслия, цепной пес царского самодержавия...
Впрочем, обо всем по порядку. Барон Густав Эдуардович Гейкинг родился в 1835 году в семье дворян Остзейского края (сейчас это территория современных стран Балтии). Воспитание получил в стенах Орловского кадетского корпуса. С производством в офицеры направлен в элитный род войск - в легкую кавалерию. Служил в Малороссии, нынешней Украине, в прославленном Александрийском гусарском полку. Участник Крымской войны - в рядах однополчан принимал участие в боевых действиях на берегах Дуная в ходе военной кампании 1854 года.
Выйдя в отставку в обер-офицерском чине (вероятней всего, поручика), поселился в столице Юго-Западного генерал-губернаторства - Киеве, где ему нашлась должность в губернском акцизном управлении. В 1867 году сыграл свадьбу с дочерью известного военачальника генерал-лейтенанта Бердяева - Марией Михайловной. Супруги жили дружно, нежно люба друг друга.
О возвращении на военную службу не помышлял, но судьба распорядилась иначе. В 1874 году получил настойчивое предложение принять должность адъютанта (или, говоря современным языком, начальника штаба) в Киевском губернском жандармском управлении. Случай по тем временам более, чем редкостный, - Отдельный корпус жандармов офицерами запаса, как правило, не пополнялся. Видимо, Густав Эдуардович, помимо прочих своих достоинств, обладал неординарными интеллектуальными способностями, наличие которых и подтолкнуло руководство губернского жандармского управления в виде исключения возбудить ходатайство в отношении него перед высшими столичными инстанциями.
После некоторых сомнений и раздумий ответил согласием, что во многом, конечно же, было определено идеалистическим порывом души - сделать окружающий мир нравственно лучше, чище, возвышеннее, ибо бороться предстояло за деформированные правовым нигилизмом и революционной псевдоромантикой умы и настроения тогдашней российской молодежи.
О том, что это был за человек и в чем он видел свое высшее нравственное предназначение на доверенном посту жандармского офицера, наиболее убедительно свидетельствуют строки, посвященные его светлой памяти благодарными современниками (цитаты даются с сохранением стилистики оригинала):
«Он (барон Г.Э. Гейкинг. - Авт.) был в высшей степени гуманный человек. Его квартира была приютом для задержанных политических преступников, где они всегда были согреты, накормлены; их близкие и родственники встречали у него всегда слово утешения. Он никогда не хотел видеть в преступнике вполне испорченного человека и всегда верил в возможность его исправления. От того никто из них не испытывал на себе грубого обращения, напротив, изысканная вежливость и гуманность его по отношению к ним должны остаться в памяти тех, кто имел с ним дело. Он верил в честность и благородство заблуждающейся молодежи. Горько ошибался он, глубоко честный и высокогуманный человек».
А вот второе, не менее яркое, документальное свидетельство: «Покойный барон Гейкинг принадлежал к разряду редких людей по своим душевным качествам. Отказывая себе во многом, он старался делиться с ближними последним, несмотря на скудные свои средства. Кроме добра другим он ничего не делал. Это подтвердят как все знавшие лично покойного близко, так равно те, с которыми покойный встречался на своем тяжелом служебном поприще...».
Теперь, думается, нетрудным становится догадаться, почему именно его, 43-летнего жандармского штабс-ротмистра барона Густава Эдуардовича Гейкинга, киевские подпольщики наметили в свои очередные жертвы. Он для них, прежде всего, был крайне опасен отнюдь не как начинающий (в Отдельном корпусе жандармов успел прослужить всего лишь на всего неполные четыре года) профессионал политического сыска, а именно в силу своего редкостного благородства и безграничного человеколюбия. Мудрым отеческим словом и советом, личным заинтересованным участием в устройстве дальнейшей (на сей раз праведной) судьбы раскаявшихся молодых подпольщиков он умудрялся наносить урон набирающему силу революционному движению, пожалуй, отнюдь не меньший, чем вся в целом ужесточаемая тогда самодержавием из года в год система судебных преследований инакомыслящих.
Драма разыгралась в среду 24 мая (здесь и далее по старому стилю) 1878 года около 23.30. Убийца, 26-летний студент Новороссийского университета (г. Одесса) Григорий Попко, известный среди членов местного исполкома русской партии социал-революционеров под подпольной кличкой «Голопупенко», поджидал прогуливавшегося перед сном по свежему воздуху барона Гейкинга на углу Крещатика и Бульварной улицы (ныне - Бульвар Тараса Шевченко). Пользуясь ночными сумерками, вплотную пристроился сзади. И все же профессиональным взглядом штабс-ротмистр его заприметил и даже опознал, но о мерах личной безопасности почему-то не позаботился. Видимо, и мысли не допускал о возможности покушения на свою жизнь - за весь, пусть и недолгий по сроку, период службы в Отдельном корпусе жандармов не допустил ни одного нравственно ущербного по отношению к разоблаченным политическим преступникам поступка. Напротив, как мы уже знаем, всегда стремился всеми доступными средствами облегчить их скорбную участь арестантов. В общем, продолжал беззаботно беседовать на отвлеченные темы с сопровождавшим его чиновником Вощининым. О дальнейших событиях - строками репортерского расследования, написанного в те майские дни 1878 года, что называется, по горячим следам:
«Повернув с Крещатинской улицы на Бульварную и пройдя несколько шагов по тротуару, возле забора дома купца Некрасова, В.<ощинин> заметил, что Гейкинг, говоривший в это время очень оживленно, вдруг покачнулся назад, а затем судорожно раскрыл рот и замолчал. На вопрос В.<ощинина>, что с Гейкингом, последний сказал не сразу: «Меня убили, - ловите убийцу».
Повернувшись лицом к бульвару, В.<ощинин> только тогда заметил шагах в сорока от себя убегающего убийцу, который во время разговора В.<ощинина> с Гейкингом успел тихо подкрасться сзади и нанести Гейкингу кинжалом рану возле поясницы».
На крик о помощи немедленно откликнулись несколько случайных прохожих - 15-летний солдатский сын Федор Процкин, дворянин Жеребцов и чиновник Карпов. Все они предприняли попытку догнать убийцу, но удача (правда, всего лишь на какой-то миг) улыбнулась только подростку. У дома купца Хрякова, стоящего здесь же, на Бульварной улице, он, благодаря своей юношеской резвости, настиг-таки Попко-«Голопупенко» и даже ухватил его за левую руку. Но тут прозвучал револьверный выстрел. Стрелял террорист. В упор. Метясь юному преследователю в грудь. О том, что перед ним совсем еще мальчишка, в ходе короткой схватки не заметить не мог. Стояли ведь, сцепившись, лицом к лицу. Тем не менее решился на очередное бессмысленное убийство. От верной гибели 15-летнего Федора спасло чистой воды чудо – террорист, пусть и самым невероятным и самым нелепым образом, но... промахнулся.
Ошарашенный подросток, нервно теребя инстинктивно вырванный им из левой руки убийцы носовой платок, долго еще потом стоял неподвижно на месте схватки, не в состоянии до конца осмыслить и факт неожиданного вероломного покушения на свою жизнь, и свое чудесное спасение от, казалось бы, столь неминуемой смерти.
А события разыгранной киевскими социал-революционерами драмы тем моментом продолжались. Звук выстрелов и крики о помощи заставили поспешить к месту происшествия дежурного постового от Старокиевского полицейского участка городового Чижа и еще нескольких припозднившихся прохожих. Один из них, приехавший в Киев на заработки крестьянин Филипп Виленский (он же - Брянцов), изловчился выйти убегающему террористу наперерез. До схватки дело, увы, не дошло. Попко даже не позволил преследователю приблизиться к себе. За несколько шагов до преградившего ему дорогу Виленского-Брянцова остановился, тщательно прицелился и хладнокровно спустил револьверный курок. Виленского убило наповал. Затем прозвучало еще два выстрела. Это Попко не менее хладнокровно, практически в упор разрядил револьвер в настигшего его было городового. Последнему, правда, повезло. Первая пуля навылет пробила правую руку, вторая - левую ногу. Грузно и со стоном рухнувшего на окровавленный тротуар полицейского террорист добивать не стал. На это не оставалось времени. Петляя зайцем, что было сил рванул в сторону плохо освещенной Алексеевской улицы (ныне улица Терещенковская), где, слившись с ночным мраком, окончательно и бесследно оторвался от погони...
Истекающий кровью барон Г. Гейкинг был доставлен в больницу, где в страшных мучениях и умер в 21.00 29 мая. Большую часть этого времени он был в сознании. Не взирая на то, что каждое произнесенное слово из-за адской боли давалось с огромным трудом, нашел в себе силы назвать коллегам опознанного им убийцу и дать подробное описание его внешности. Хотя, возможно, в отношении личности предполагаемого преступника он мог и ошибиться. Вот, например, на сей счет документальное свидетельство тогдашних киевских репортеров: «Гейкинг до понедельника, 29 мая, будучи еще в сознании, уверял, что узнал в убийце недавно исключенного из университета студента М., и в этот же день после тяжких страданий скончался.
По собранным справкам, М. в городе не оказалось и некоторые утверждают, что он на днях писал из деревни. Сверх того, по показанию парня, едва было не схватившего преступника, убийца был высокий, плечистый мужчина, а М. - худой, тощий молодой человек».
Однако, не зависимо от того в какой мере в действительности были объективны предсмертные показания Г. Гейкинга, жандармы вышли на его убийцу через свою агентурную сеть, внедренную в киевский исполком русской социал-революционной партии. Чуть позже оперативным путем удалось выявить и конспиративную явку, где сразу после покушения на Г. Гейкинга укрылся террорист, - квартиру 21-летнего сына священника, тоже студента Новороссийского университета Сергея Диковского. К сожалению, удача тогда не сопутствовала жандармам и оказывающим им всесторонние профессиональные содействие и помощь полицейским сыщикам. Разыскиваемый ими преступник буквально накануне успел тайком покинуть Киев. Но от правосудия он все же не уйдет - задержать его и обезвредить стало тогда делом чести для всех без исключения коллег барона Гейкинга. Попко-«Голопупенко» Григорий Анфимович будет арестован ими в одной из пивных Одессы в августе 1878 года. После нескольких месяцев следствия уже в наступившем 1879 году Одесский военно-окружной суд приговорит его к бессрочной каторге на Каре, где тот бесславно и умрет еще совсем молодым - в 1885 году в возрасте 33 лет от роду.
Его близкий друг и товарищ по борьбе против самодержавия Диковский Сергей Дорофеевич как революционер-подпольщик будет окончательно разоблачен и арестован только в 1880 году и тогда же по приговору Киевского суда отправлен на каторгу. Впоследствии, согласно Букве манифеста 1892 года, будет помилован и определен к продолжительной ссылке на поселение в Якутию, а затем (в 1898 году) - в Иркутскую губернию...
Но вернемся, однако, к событиям конца мая-начала июня 1878 года. Утром 29 мая, в последний день трагически, безвременно оборвавшейся жизни Гейкинга, Киев при массовом стечении народа (что у подпольщиков, можно не сомневаться, вызвало чувство огромной ярости и откровенного не понимания) прощался с крестьянином Филиппом Виленским-Брянцовым. От официальной власти на церемонии похорон присутствовали почти все высшие должностные лица Юго-Западного генерал-губернаторства и Киевской губернии.
Явную злобу не могло не вызвать у революционеров-сектантов и такое искреннее проявление со стороны народных масс сострадания к случайным, а потому совершенно невинным жертвам совершенного ими, боевиками, поздним вечером 24 мая 1878 года теракта: семье крестьянина Виленского-Брянцова киевлянами - от представителей самых бедных слоев городского населения и до высших сановников - к дню похорон было пожертвовано и передано в дар 1100 рублей серебром - по тем временам деньги очень большие. А семье городового Чижа, чью жизнь врачам удалось-таки спасти и он быстро пошел на поправку, - 120 рублей - сумма, едва ли не равная годовому жалованию рядового полицейского.
Тело же жандармского штабс-ротмистра барона Густава Эдуардовича Гейкинга было предано земле 3 июня. Произошло это тоже при массовом стечении народа. С отдачей всех надлежащих по чину воинских почестей.
Впоследствии, современники, близко знавшие покойного, сделали все от них зависящее, чтобы сохранить для будущих поколений его ни чем не запятнанное имя и светлый образ. Все то хорошее, что мы, несмотря на десятилетия большевистского правления, знаем о нем - их прямая и несомненная заслуга.
Хочется верить, что сегодня, в дни подготовки к торжественному и широкомасштабному празднованию 200-летия российского МВД, его имя будет не просто окончательно возвращено из идеологически-насильственного небытия, но и вписано золотыми буквами в скорбные списки сотрудников отечественных правоохранительных структур, без остатка положивших свою жизнь на алтарь Отечества во имя искоренения из нашей российской действительности такого страшного и уродливого явления, как оголтелый политический экстремизм. Он, жандармский штабс-ротмистр барон Густав Эдуардович Гейкинг, русский офицер и патриот в лучшем понимании этих слов, всей своей праведной жизнью и трагической, мученической смертью, принятой от ножа террориста-фанатика, заслужил это, думается, по праву, как, впрочем, наравне с ним заслужил это и простой российский крестьянин Филипп Виленский-Брянцов, добровольно и бесстрашно вставший на пути до зубов вооруженного преступника-убийцы и до конца выполнивший тем самым перед Законом и Отечеством свой высший гражданский долг...
Полковник милиции Юрий РЖЕВЦЕВ.
